Чтение 36–й страницы книги ~Право на месть~

- Он со мной к бате, Дима!

- А... - Крепыш тут же посторонился. - Извините, - сказал он Ласковину.

Вот так. Да, не последний здесь человек Иннокентий Гужма.

Может, он и не по дурости стращал тогда ОМОН. Да нет, по дурости. Кто же
грозит ОМОНу, не имея за спиной десятка ребят в брониках или, на худой конец,
депутатской манды?

Большая комната с дюжиной зеркал на стенах. Гримерная? В комнате - человек
двадцать, и ни одной бабульки. Крепкие мужские спины.

Лешинов стоял у окна. Он уже успел снять с себя черный балахон-рясу, и
теперь на нем был черный костюм, черная рубашка с белым воротничком, скрепленная
вместо галстука золотой планкой. На выпуклой спортивной груди "святого отца"
висел православный крест, а поверх креста - золотой кулон с загадочным
многолучевым символом.

Воистину, "приглядись - и увидишь рога сатаны!".

Но внешне отец Константин был мало похож на Мефистофеля. Его гладковыбритое
лицо больше подходило какому-нибудь судье международной категории, и Ласковин не
мог бы поклясться, что признал бы Лешивова по той цветной фотографии из холла.

"Святой отец и протоиерей" правой рукой обнимал густобрового и
густобородого юношу с глазами потрясающей доверчивости и синевы, а левой
опирался на плечо высокой миловидной девушки, взирающей на Лешинова со
спаниелевой преданностью.

Больше женщин здесь не было. Зато мужчины - как на подбор. Лишь двое-трое -
с нескладной фигурой Иннокентия Гужмы, да еще один толстяк лет под пятьдесят,
примостившийся в углу с "тошибой" на коленях.

Однако Гужма так же уверенно раздвинул спортивного вида молодых людей, как
пятью минутами раньше - пенсионерок.

- Вот, батя, - сказал он, подталкивая Ласковина. - Это я о нем говорил!

- Погоди, - доброжелательно, но властно прервал его Лешинов. И. обращаясь к
прыщавому парню с сережкой в ухе, продолжил то, что говорил чуть раньше:

- Ты ничего им не должен. Единственный твой долг - здесь! - Подбородком,
потому что руки его были заняты, Лешвнов описал круг, заключая в него
присутствующих.

- Ну может, вы сами, святой отец, поговорите с ними? - жалобным, с
поскуливанием, голосом попросил прыщавый. - Они же думают, что я - ребенок!

- Если ты ребенок, - неторопливо произнес Лешинов, - то ты не должен
приносить в дом деньги. Взрослые обязаны кормить и заботиться о своих детях. А
если они хотят, чтобы ты зарабатывал для них, то, значит, ты - взрослый. И сам
решишь, что и как тратить. Ну хорошо, - сказал он в ответ на умоляющий взгляд. -
Я поговорю. Может, и родители твои уверуют вместе с тобой.

- Так, - произнес Лешинов, поворачиваясь к Гужме, а затем к Ласковину. - Ты
сказал, импотенция?

Андрей перевел взгляд со "святого отца" на его окружение и поразился. Никто
из этих ребят и углом рта не выразил ни насмешки, ни сочувствия. Как будто речь
шла о ревматизме, а не о столь животрепещущем предмете.

- Импотенция? Ну, это мы поправим... - И впился взглядом в лицо Ласковина.

Андрей удивился, как переменилась внешность "святого отца". И намека на
благообразие не осталось. Хорек, да и только.

И знакомое ощущение чужой воли, пытающейся пробраться внутрь тебя.

Ласковин, как учили, полностью "расслабил" сознание. Прием: "Смотри на
здоровье, дорогой!" Нет сопротивления - нет мыслей. Как сквозь стекло. Но
Лешинов оказался крут. Он и в "стекле" ухитрился увидеть больше, чем следовало.

Ласковин улыбнулся двойному смыслу "стекла", в тут Лешинов сказал
недовольно и наставительно:

- Ложь - это грех!

Андрей приподнял брови, попытавшись скопировать наивность обнимаемого
"святым отцом" бородача. Но Лешинов не купился.

- Ты зачем сюда пришел? - спросил он строго и при этом быстро взглянул на
Гужму. В коротком этом взгляде Ласковин уловил беспокойство. Но если Лешинов
волновался за Гужму, то Андрею следовало бы побеспокоиться о себе. Он всей
спиной ощутил, как замерли-приготовились "последователи". Только скажи им
отец-хозяин - живьем сожрут. По крайней мере, попытаются.

Сразу заныли поврежденные ребра.

- Зачем ты пришел? - повторил Лешинов и снял руки с преданных плечей.

Андрей обнаружил, как вокруг образовалась пустота: "последователи"
отодвинулись, освобождая место. Сейчас либо накинутся сворой, либо уступят честь
расправы вожаку. "Ну ладно, - с ледяным спокойствием подумал Ласковин. - Хоть
позабавимся!"

- Хотел с вами встретиться, - бросил он небрежно. Но лицо выдавало. Маска
воина. Впрочем, продемонстрировать немного силы иногда не вредно.

- Встретиться? - Лешинов прощупывал, искал: правду говорит Ласковин или
опять врет.

Андрей говорил правду. Но если псевдопротоиерей спросит, зачем он хотел
встретиться с ним, придется соврать. Расклад не в пользу Ласковина.

Однако Лешинов повел себя совсем не так, как мог бы предположить Андрей.

Оглядев Ласковина с головы до ног, он произнес негромко, но внятно:

- Выйдите все!

И все вышли. Абсолютное повиновение: учитель сказал, ученики исполнили.
Все. Без звука. В большой комнате остались только трое: сам Ласковин, Лешинов
и... девушка с преданными глазами.

- Тебя кто-нибудь прислал? - спросил "святой отец".

Точь-в-точь тем же тоном, каким отец-командир из партии "Национального
возрождения" осведомился пару недель назад: "Вы из Тулы?"

Андрей покачал головой.

- М-да, - произнес отец Константин. - Так уж и никто?

- Я сам себя прислал, - ответил Ласковин и приготовился.

Опасным человеком выглядел "святой отец". И не только выглядел, он был
опасным человеком. Андрей чуял это всем своим еще не зажившим нутром.

- Не бойся, - произнес Лешинов, делая шаг вперед. - И не ври больше. Хотел
со мной встретиться, так бы и сказал сразу. Я же вижу, кто ты!

"О черт!" - подумал Ласковин, с трудом удержавшись от того, чтобы
отступить, в свою очередь, на шаг.

-Бог тебя привел, - уверенно сказал псевдоиерей.

- Возможно, - не стал спорить Ласковин.

- Я знаю! - заявил Лешинов и сделал еще один шаг, оказавшись рядом. - Не
бойся меня!

И положил руку Андрею на плечо.

Тот с трудом подавил защитный рефлекс. Может, он и впрямь боится этого
лжепророка?

От "святого отца" приятно пахло мужским лосьоном. Ему было удобно обнимать
Ласковина: Лешинов был на добрых десять сантиметров выше ростом.

Андрей попытался расслабиться. Он посмотрел на загадочный золотой кулон.

- Символ наш, - угадав, произнес Лешинов, взяв двумя пальцами золотое
украшение. - Когда-нибудь ты узнаешь, что в нем сокрыто. Такая сила! - В голосе
псевдоиерея прозвучали нотки восторга. - Сила! Ты чувствуешь?

Ласковин пока ощущал только то, что Лешинов - в прекрасной спортивной
форме, однако решил соврать.

- Да, - согласился он, - чувствую! "Святой отец" удовлетворенно кивнул.

- Ты ведь боец? - спросил он. - Каратэ?

-Да.

Чтобы определить это, не нужно было особой проницательности. Достаточно
посмотреть на руки Андрея.

- Черный пояс?

- Коричневый.

На всякий случай Ласковин решил преуменьшить:

"Вызови в противнике самомнение!"

- А у меня - черный! (Надо же - попал.) Я сразу понял, что ты - каратэк.
Это хорошо. В нашей церкви ценят настоящих бойцов. Умный, сильный и твердый в
вере - высшая благодать. Как тебя зовут?

- Андрей.

- Отлично! - Почему-то имя Ласковина привело его в восторг. - Андрей! С
таким именем тебя можно сразу определить в воины, минуя послушника. А там и в
монахи.

- Не очень-то меня в монахи тянет! - возразил Ласковин. И, вспомнив: - Да и
женат я!

- Это ничего, - успокоил Лешинов. - Монах в миру - ему главное церкви
служить. Если что ей во благо - значит, можно. А здоровье - во благо,
воздержание же здоровью вредит.

Лешинов уже не пытался влезть в мысли Ласковина. Похоже, он вдруг проникся
к нему полным доверием, и Андрей рискнул спросить:

- Послушник, солдат, монах... Это что же у вас за община? Рыцарский орден?
Как у тамплиеров?

- А ты начитан! - Лешинов благосклонно улыбнулся.

Теперь он был похож не на хорька, а на матерого лиса.

- Нет. Не орден. Церковь. Истинная православная церковь. Так-то.

- Православная? - Андрей поднял бровь.

- Право и Слава, - строго сказал "святой отец". - И Истина. Только так.

Оставшаяся в комнате девушка, присев напротив зеркала, подкрашивала глаза.
Личико у нее при этом было крайне серьезное и сосредоточенное.

- Мир разрушается, - говорил между тем Лешинов. - Преступность. Власть
ничтожных. Безверие. Общество деградировало, погрязло в грехах и пороках.
Престиж и материальные блага - вот их цель. Отсюда - безверие. Отсюда - болезни.
Отсюда - войны. Только мы можем все переменить. И мы переменим, когда станем
достаточно сильны. Народ возродится и очистится!

Похоже, слова эти "святой отец" говорил уже сотню раз, и потому звучали они
с магнитофонным привкусом.

- То есть не будет ни болезней, ни преступности, ни власти ничтожных?

Лешинов иронии не уловил.

- Да, не будет.

- И каким же образом?

- Правильная жизнь. Правильная информация. Покаяние. Очищение и вера. И