Чтение 36–й страницы книги ~Путь Императора~

свинью! Зачем тебе деньги, Кучерявый? Ты истратишь их на шлюх и дрянное вино.
Ты же был стражником. А кто был стражником, тот никогда не станет человеком.
Скорее баба девкой станет!

- Когда-нибудь я тебя убью, парень! - проворчал Кучерявый.

- Грозил хомяк лису! - оскалился Мормад. - Большой Нож, через три дня в
Нурту должен прийти обоз с мехами из западной области. Я знаю, по какой дороге
он пойдет, знаю, кто неплохо заплатит за эти меха, и знаю пару-тройку надежных
парней, которые охотно пойдут за убийцей Аракдени. Ну так как?

Фаргал согласился, и обоз не доехал до Нурты. Оказалось, совсем просто.
Налетели, срезали стрелами пяток охранников, а когда Фаргал зарубил их
начальника, остальные тут же побросали оружие. Мормад и семеро "надежных"
парней выпотрошили возы, навьючили все ценное на лошадей и увезли в лес.
Сдавшихся не зарезали - Фаргал не позволил,- а отпустили восвояси. Так эгерини
поступал и впредь, и такая слава пошла банде впрок. Никто не дерется за чужое
добро так, как за собственную жизнь.

Еще через неделю они взяли обоз неподалеку от Семеника, второго по
величине города Земли Карн-Апала-сар. А потом вычистили приставшую на ночь к
берегу баржу с зерном, поставляемым в Эгерин. Покупатели, впрочем, зерно
получили. И даже дешевле, чем договаривались.

Три налета - и ни одного убитого в банде. Правда, одному из разбойников
отрубили правую руку. За руку эту Фаргал заплатил впятеро против обычной доли -
и калека остался доволен. К исходу месяца под началом эгерини ходило уже
двадцать шесть человек. Семнадцать набрал Мормад - из старых приятелей.
Остальные прибились сами. Сносных бойцов в этой своре оказалось немного, но
Фаргал самолично взялся натаскивать неумелых, и еще через месяц все две дюжины
дрались как надо и стреляли удовлетворительно, а остальных эгерини по совету
Мормада отправил частью в Нурту, частью - в иные города. Осведомителями.

Ко дню весеннего равноденствия Фаргал ощутил себя достаточно сильным,
чтобы учинить набег на усадьбу благородного Ар-Шалага, некогда служившего
начальником стражи в Нурте и слывшего человеком богатым.

Налет не удался. Усадьба оказалась хорошо укрепленной, Ар-Шалаг
затворился и, хотя и имел собственных стражников числом двадцать пять копий,
сидел сиднем и глядел из-за стены, как банда потрошит его арендаторов и грузит
на повозки кувшины с вином и оливковым маслом. Тогда-то у Фаргала вышел первый
серьезный конфликт с собственными людьми.

Один из разбойников, здоровенный парень из столичных воров, по кличке
Цепень, прихватил с собой девчонку...

Фаргал, храня верность богине, женщинами не интересовался, но когда его
люди распутничали - не возражал. Тем более что иные из девок совсем не прочь
были понести от лихого человека. Разбойников, которые не попадаются страже,
маленькие люди Карнагрии уважают. Приятно видеть, как лебезит и потеет от
страха всесильный управляющий. А уж как приятно рабу поглядеть на хозяина,
которого учат плетью!

Жаль, конечно, если при этом сожгут твою хижину и попользуют жену. Но
хижину отстроить недолго, а от жены не убудет, глядишь, понравится бандиту, так
и монетку подарит.

Все это Фаргал видел - и презирал. Но ведь и на его родине - то же
самое. А кому не нравится, тот своих на поругание не отдаст. И в Эгерине
разбойников хватает, а иной Владыка сам хуже разбойника. Но дед Тарто жену свою
именно у Владыки отнял. Глаза лишился, но Нифру добыл. А попробуй кто тронуть
Мили! Да Большой в ярости дюжину искрошит! Уж цирковые-то, родичи приемные,
зубы обломали бы всей Фаргаловой банде. Без Фаргала, конечно. Разбойник как
волк. Он и на домашнего ленивого быка разве что с большой голодухи кинется. А
не то подожмет хвост и отправится кого помягче искать.

Но Фаргалу разбойничать нравилось. Главное, никто не указывал ему, что
делать, никто не говорил - нельзя! Выедет Фаргал на дорогу. Один. Положит
обнаженный меч коню на холку и крикнет.

- Я - Большой Нож! Кто хочет умереть, берите пики, кто хочет жить -
сесть на обочину!

А из леса стрелы - ф-ф-р-р, ф-ф-р-р! И не поймешь, сколько их там, на
деревьях.

И бредут покорно караванщики к обочине и садятся на травку. Сам Большой
Нож пожаловал!

Две неполные луны бродили по дорогам Карн-Апаласара люди, наученные
Мормадом. Бродили и рассказывали, какой он страшный разбойник. Большой Нож. Две
неполные луны - и пошла лихая слава. А как пошла - уже не остановишь. Остается
только дивиться ограбленным, что ростом великий разбойник не под самые облака,
а всего лишь пяти локтей. А потом пошли и иные слухи, дескать, не простой
человек - разбойник Большой Нож, а изгнанный сын Императора Эгерина, вроде
Шаркара-Победителя. Больно уж он благороден для разбойника: купцов не пытает, к
деньгам равнодушен, а для своих подначальных - равно Ашшур.

В последнем слухи несколько преувеличивали. И история, случившаяся
после налета на имение Ар-Шалага, - тому доказательство.

Ехали из усадьбы Ар-Шалага отяжелевшие, как обожравшийся тигр. Но почти
все полагали, что остались в проигрыше. Многие из людей Фаргала, когда они с
Мормадом наметили этот налет, ворчали. Боялись, не вернутся. Атаману - слава, а
им - стрела в брюхо. Штурмовать укрепленное место - не купчишек трясти. Да и не
какой-нибудь десятник Ар-Шалаг. Начальник стражи Нурты! И какой был начальник!
А кто такой Фаргал? Удачливый мальчишка!

Но говорили об этом только меж собой, шепотом. Боялись эгерини. А пуще
- Мормада. Подумать только, пяток лет назад дружок Фаргала на побегушках был у
половины нынешних лесных братьев. Там, в Нурте. А нынче чуть что - за кинжал.
Или за меч. Навострился в последнее время клинком махать - с эгерини каждый
день не по одному часу мечами звенят. Большой Нож тот и к деньгам равнодушен и
к людям своим, эгерини плевать, что о нем за глаза говорят или если кто
монетку-другую припрячет. А Мормад - чистый зверь. Вон Горевестника намедни
едва не прирезал за паршивый золотой. Атаман спас, сказал: не надо. И то Мормад
глядел, как кошка, у которой птичку из-под носа вытащили.

У Горевестника, на что тертый мужик, полдня глаз дергался.

Мормад ехал впереди, бок о бок с атаманом. За минувшие три месяца он
вырос и раздался в плечах. Что делает с горожанином, да еще привыкшим
промышлять по ночам, полный сезон лесной жизни! Лицо его тоже изменилось. Над
верхней губой темнела полоска усов, волосы отпустил, подражая Фаргалу, и
улыбаться научился в гневе так же, как эгерини, сужая глаза и раздувая ноздри.
Но если у Фаргала улыбка выходила по-львиному грозной, то у Мормада - из-за
острых зубов и костлявого лица - чисто волчий оскал. Что он, что Фаргал - как
два лезвия меча. Железные парни, забудешь, что почти мальчишки. Впрочем, кто
побывал в ручонках палача Владыки, у того юность кончилась. Довольно только
взглянуть на спину эгерини или ступни Мормада, чтоб понять, каково им пришлось.
Однако к палачу угодить может каждый, а вот прикончить его и сбежать - пожалуй,
только колдун. Не говоря уже о том, чтобы прирезать всесильного Владыку.

Еще и поэтому эгерини побаивались и сторонились. Слыхали краем: у себя
на родине он то ли жрецом был, то ли прорицателем - в общем, не чуждым
волшебству. А колдун, он как: глянет недобро - и рука отсохнет.

Ехали медленно, позади хвостом тащились нагруженные вином и маслом
возы, а лесная дорога - не проезжий тракт. Нервничали: Ар-Шалаг, небось, уже
послал вестника в ближний город, и там спешно готовят погоню. А до цели еще
миль тридцать: атаман вел не прямо, а криво, обходя обжитые области. К ночи
рассчитывали выйти в укромную бухточку на берегу Карна, где ждало судно с
доверенным капитаном. До ночи должны успеть. Но можно и не доехать. От обоза
след - слепой увидит. Вся надежда на атаманову удачу.

- Надо было мне взять полдюжины ребят и остаться, - сказал Мормад. -
Покараулил бы до ночи, а там, может, и погоню бы со следа сбил.

- Охой, - отозвался Фаргал. - Думаешь, Ар-Шалаг не увидел бы, что мы
ушли? А увидел бы - что бы ты сделал со своей полудюжиной? Не бойся, он не
сразу вылезет. Осторожный, засады побоится. Это раз. А потом, откуда ты знаешь,
что старый леопард не ухитрился еще раньше послать вестника?

Как ни дорого было время, а пришлось сделать привал. Лошадям нужен
отдых.

Вот тут-то, на большой поляне-вырубке, заросшей мягкой сочной травой и
окруженной кустами ежевики, все и произошло.

Кто-то из разбойников ухитрился, несмотря на строгий запрет, стянуть
бочонок с молодым вином, и пока остальные разбивали лагерь, распрягали лошадей
и жарили на вертелах свежую телятину, шестеро нурташцев, спрятавшись в кустах,
высосали этот самый бочонок. И решили поразвлечься. Поэтому упомянутый выше
Цепень отправился к одному из возов, где лежала, связанная крестьянская
девочка, и поволок ее в кусты.

Фаргал этого не видел, потому что расставлял караулы. Зато он услышал
пронзительный, почти звериный вопль - и волосы у него на затылке зашевелились.
Впервые за много дней он ощутил присутствие богини.

Эгерини ринулся на крик, отшвырнув попавшегося на пути разбойника,
перемахнул через костер, затем проломился через ежевичные кусты - и обнаружил
лежащего на лужайке Цепня, из-под которого торчали тоненькие голые ножки с
грязными пятками. А вокруг - пятеро бывших нурташских воров, ожидавших своей
очереди.

Фаргал схватил насильника за пояс и, как мешок, отшвырнул в сторону.

Эгерини увидел кровь, отпечатавшиеся на нежной коже неразвитой груди
чешуйки панцыря, закатившиеся глаза... Неужели из-за этого крохотного существа
его, Фаргала, коснулась богиня? Эгерини вгляделся в маленькое бледное личико с
прокушенной губкой... и увидел свою названую сестру, дочку Большого и Мили.
Нет, конечно, это была не она, но...

- Ты чё, атаман? - Цепень наскоро завязал штаны и теперь, раздувая
ноздри, глядел на эгерини. - Чё ты лезешь, а? Чё ты лезешь, ослиная ляжка?
Ежели сам не мужик, дерьмо кошачье, другим не мешай, ты понял?! - брызжа слюной
заревел Цепень.

Разбойник был пьян. Кроме того, Фаргал один, а за его спиной - пятеро
недовольных земляков.

Фаргал молчал, но глаза его сузились от гнева. Эгерини сдерживался,
понимая: сорвется - убьет всех шестерых.

А Цепень продолжал разоряться, даже нож достал - больше для куража.