муравьями. Грибы росли целыми стаями, крупные, раздутые, от них шел
неприятный запах. Несмотря на лето, встречались деревья c желтыми или
красными листьями. Иногда мы проезжали целые участки деревьев с голыми
ветвями, но не мертвых, чувствовалось, что нечто ужасное заставило
сбросить листья.
начинаю горбиться, оглядываюсь на каждый шорох, треск. Ладонь то и дело
прыгала к мечу, а потом я вообще оставил пальцы на рукояти. Стало чуть
легче, но сгущались странные сумерки, дышать становилось все труднее.
боку на бок, крупный... я бы назвал его вараном или крокодилом, очень уж
не хочется произносить слово ?динозавр?, все это давно вымерло, но это
был явно динозавр: размером с крупного дога, даже с сенбернара, только
голова чуть ли не лошачья, а когда распахнул пасть, кони задрожали и
попятились.
Дракон опешил, глаза выпучились, как у глубоководной рыбы. Пасть
распахнулась так, словно морда разломилась надвое. Он прыгнул вперед,
острие копья прошло мимо, а дракон с жутким ревом вонзил зубы в
лошадиную грудь.
череп дракону. Я услышал хруст. Зубы дракона соскользнули, он
опрокинулся на спину. Конь в ярости прыгнул на него подобно хищному
зверю. Гендельсона трясло, как на родео, а конь прыгал, топтал, бил
острыми тяж"лыми подковами в незащищ"нное брюхо дракона.
бесполезное копье, долго тащил из ножен меч, сопел, кряхтел, едва не
свалился. Когда в его руке оказался обнаженный меч, дракон уже
распластался, похожий на расплющенную гигантскую лягушку. Под ним
расплылась бледно-розовая лужа, кровь и слизь стекали в ямки, выбитые
конскими копытами.
дракона в землю. Под копытами трещали кости, лопалась кожа, не такая уж
и прочная, хоть и покрытая чешуей. Сложенные на спине, как у летучей
мыши, крылья безвольно раздвинулись, копыта разъяренного коня пробивали
в них огромные дыры.
как у рыбы, нежное, спичкой можно проткнуть. Сейчас он как нельзя больше
напоминал варана, растоптанного взбешенным верблюдом.
его все еще трясло:
не знаешь, что это за конь... Без всякой связи внезапно представил
счастливое лицо Лавинии, ее развевающиеся волосы... Ну, конечно, это я
поднял ее к себе на седло, и мы мчимся навстречу утренней заре... или
закату, какая разница, все равно красиво, счастливо...
груди легкая, но красные капли щедро выступили из десятка мелких
порезов, стекают по ногам. Конь раздувал ноздри и пытался отпрыгнуть от
своей же крови.
же время как справа и слева, я чувствовал, уже поднимаются холмы, если
не настоящие горы. В лесу постепенно темнело. Я начал поглядывать на
небо, но солнце по-прежнему стоит почти в зените, только кроны смыкаются
плотнее. Толстые покореженные стволы деревьев выравниваются, будто мы
переезжаем из отдыхающего леса в строевой, что навытяжку перед своим
главным дубом, корол"м леса.
приходилось закидывать на седло, Быстро темнело, несмотря на ясный день,
кроны полностью закрыли небо.
таким, что кони почти садились на круп. Гендельсон ехал в трех шагах
сзади, но он первый закричал в страхе:
перегороженным сетью из серых грязных бечевок. Паутина уходила метров на
пять в высоту, направо и налево - я даже не видел, где заканчивается, но
тут послышался шорох, паутина затряслась...
мохнатый, с крупными и блестящими, как агаты, глазами на спине, понятно,
ложными, ибо паукам, плетущим сети, глаза вообще без надобности.
Зацепившись шестью лапами, двумя осторожно щупал воздух. Вообще-то этот
паук - не совсем простой паук, мог и развить рудиментарное зрение...
тряслись, губы дрожали, глаза вылезали из орбит, по лицу текли мутные
струйки пота.
Беольдром как-то выступил против лука, мол, не рыцарское это дело, а я,
еще больший дурак, решил с собой лук не брать, мол, да, не рыцарское
оружие. Правда, стрелять, честно говоря, не умею. Хотя, конечно, в паука
с двух шагов, пожалуй, попал бы. Вот в такого.
все так же щупал воздух. Возможно, как-то регистрировал колебания, как
улавливает подрагивания своей паутины.
узде, очень неохотно сделал шаг вперед. Я заставил его повернуться
боком. Лучше бы, конечно, с земли, но паук высоковато. Если и достану,
то придется встать прямо под пауком, а кто знает, что у него за кровь,
вдруг да ядовитая. К тому же может в предсмертной судороге вонзиться
зубищами, то бишь холицерами, а яд может оказаться в железах и
впрыскивается вместе с укусом.
Глава 15
ним. Оставалось жуткое ощущение, что он следит за каждым моим движением
всеми восемью глазами, следит остро и осмысленно.
ядовиты.
лезвие, ведь паук - не человек, у него двигательные центры...
податься в сторону. Паук некоторое время еще держался на паутине, потом
темным комком свалился на землю. Длинные лапы сгибались и разгибались,
наконец медленно сплелись в тугой предсмертный узел.
не кубанский казак, чтобы доставать отседова, да еще зубами, отломил
прямо с дерева. Мертвое тело оказалось тяжелее, палка гнулась и трещала,
наконец с усилием закатил в чащу. Гендельсон смотрел на меня
остановившимися глазами.
смеяться: вот тот герой, что паука убил!
предупредить, что все равно придется возвращаться... по этому чертовому
склону. Там не пройти.
каменной стене. Та уходила дальше в темноту.
паутине вплотную, Гендельсон закричал поспешно:
называется, если не изменяет память, опорной нитью.
силы... ни божьи, ни адовы - уже не спасут вас!
звуком. Гендельсон что-то кричал сзади, но потом, когда образовалась
дыра, через которую смог бы пролезть человек, изумленно умолк.
без сил опала на другой. Я зацепил; остатки на земле толстой палкой и с
усилием отшвырнул, как намокшую рыбацкую сеть, вместе с палкой к левой
скале.
выдавить:
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Русанов Владислав