Чтение 36–й страницы книги ~Забавы палача~

получать удовольствие от созерцания тринадцати черных прямоугольников,
но тут время, отведенное для посетителей, истекло. В Ирландии народ
рассасывался бы постепенно, и под конец по залу бродили бы лишь заядлые
любители выпить. Здесь же все направились к дверям сразу, точно по
невидимому сигналу. Через несколько минут в галерее не осталось никого,
кроме обслуживающего персонала и Фицдуэйна. Вино было замечательное. Он
с легким сожалением осушил бокал и двинулся к выходу.

Эрика стояла снаружи, беседуя с друзьями. Она покинула их и подошла к
нему. На ней был золотистый плащ с высоким воротником. В таком наряде
супруга фон Граффенлауба была просто обворожительна. Она взяла его под
руку.

- Нам надо поговорить, - промолвила она. - Вы ведь не против того,
чтобы пойти со мной?

Фицдуэйн не склонен был отвечать отказом. Они зашагали по улице; он
чувствовал рядом с собой ее тепло. Ее запах щекотал ему ноздри.
Отвердевший член мешал идти.

- У меня тут недалеко маленькая квартирка, - сказала она.

- На Юнкернгассе? - спросил Фицдуэйн, вспомнив адрес, указанный в
досье на фон Граффенлауба. Он не был уверен, что ему стоит сейчас опять
заявляться к адвокату - вряд ли тот будет рад такому гостю в компании
собственной жены, которая буквально прилипла к нему.

Эрика рассмеялась и сжала его руку.

- Думаете, мы идем к Беату? - спросила она.

- Боюсь, я не вполне вас понимаю, - сказал Фицдуэйн. - Я считал, что
вы живете вместе с мужем. Она рассмеялась снова.

- И да, и нет. У нас с ним уговор. Мне нужны свобода и уединение. Моя
квартира недалеко - я ведь тоже живу на Юнкернгассе, - но она отдельная.

- Понятно, - сказал Фицдуэйн, который мало что понял.

- Я приготовлю скромный ужин, ладно? Посидим вдвоем, поболтаем, -
сказала Эрика.

Дом, куда они пришли, был старый. Дверь в квартиру Эрики была
оснащена всевозможными запорами; сама квартира оказалась по-современному
роскошной. Тут пахло серьезными деньгами.

Фицдуэйну трудно было представить себе Эрику хлопочущей над
раскаленной плитой. И действительно: она вынула из холодильника
фарфоровый горшочек и сунула его в микроволновую печь. Нажала на кнопку
пальчиком с алым ногтем. Попросила Фицдуэйна откупорить уже охлажденное
шампанское и зажечь свечи.

Они уселись друг напротив друга за небольшой круглый обеденный стол.
Он был накрыт на двоих еще до их прихода. У Фицдуэйна мелькнула мысль,
что он перебежал кому-то дорогу - а может быть, именно его-то здесь и
ждали? Впрочем, Эрика могла всегда держать стол накрытым - просто так,
чтобы ее не застали врасплох. Наверное, в детстве она была герлскаутом.

- Можно мне называть вас Хьюго? - спросила Эрика, глядя ему прямо в
глаза. В горшочке оказалось нечто, похожее на крольчатину. Когда
Фицдуэйн был маленьким, он любил играть с кроликами, и это некстати
пришедшее на ум воспоминание слегка отравило ему удовольствие от
вкушения пищи. Эрика же ела с аппетитом.

Фицдуэйн кивнул. Эрика облизала губы - это было сделано так, что
возбудило бы даже слепого.

- Мне нравится ваше имя, - сказала она. - Вы хотите поговорить о
Руди?

- За этим я и приехал, - ответил он.

Эрика улыбнулась долгой, понимающей улыбкой и, протянув над тарелками
руку, погладила его пальцами по тыльной стороне ладони. Чувственность
исходила от нее волнами, как электричество.

- Ну что вам сказать, - промолвила она. - У этого мальчика была уйма
проблем. Его самоубийство никого не удивило.

- А какие это были проблемы? - спросил Фицдуэйн. Эрика пожала
плечами, точно не находя нужных слов.

- О Господи! - сказала она, воздев руки вверх. - Да самые разные. Он
ненавидел отца, он ссорился с родными, ему не нравилось наше
правительство, у него не ладилась половая жизнь. - Она улыбнулась. - Но
так ли уж это необычно для тинэйджера?

Фицдуэйн попробовал вытянуть у Эрики еще что-нибудь, относящееся к ее
погибшему пасынку, но его старания практически не принесли успеха.
Разговор перекинулся на других членов семьи. Здесь Эрика была ненамного
более откровенна. После кофе и ликеров она извинилась и вышла.
Откинувшись на спинку дивана, Фицдуэйн потягивал "куантро" <Французский
апельсиновый ликер. >. До сих пор ему не слишком везло с фон
Граффенлаубами - во всяком случае, в том, что касалось самого главного.

Все лампы в комнате были потушены Эрикой. От двух свечей на столе
лился неверный золотистый свет. Эрика вернулась в гостиную. Он слышал ее
мягкие, приглушенные толстым ковром шаги, обонял ее мускусный аромат.
Она подошла и встала рядом.

Он повернул к ней голову и начал было говорить.

- Уже поздно, - сказал он. - Наверное, мне лучше... - Слова замерли у
него на губах.

Она нагнулась, прижала его к себе и поцеловала. Он почувствовал, как
ее соски скользнули по его щекам, потом ее язык нырнул к нему в рот,
заигрывая с его языком, и она уселась к нему на колени, абсолютно голая.

Она покрыла поцелуями его лицо и шею, затем потянулась рукой к
ширинке, и Фицдуэйн почувствовал, как разъехалась молния. Он испытывал
нестерпимое желание. Она расстегнула ему рубашку, пробежалась языком по
груди - все ниже, ниже, - и наконец поймала губами его набухший член.

По телу Фицдуэйна прошла судорога; затем он с недоумением уставился
на подпрыгивающую перед ним голову. Ее волосы были такого же цвета, как
у Руди, хотя их и не связывало кровное родство. Желание в нем улеглось.
Он попытался отодвинуться. Она схватила его рукой, не прекращая своего
занятия. Он оттолкнул ее насильно.

- Эй, милая, ты что, рехнулась? - сказал он. Наверное, можно было
подобрать и более удачные слова.

- Ты очень симпатичный мужчина, Хьюго, - сказала она. Ее губы были
мокры, помада на них смазана. - Я хочу тебя трахнуть.

Фицдуэйн кое-как поднялся на ноги - они у него подкашивались. Затем
потряс головой. Говорить было нечего. Он посмотрел на нее. Она уже
выпрямилась и стояла перед ним с величественным видом, точно живое
воплощение сексуальности. Потом рассмеялась.

- Добро пожаловать в Берн, - сказала она. Он торопливо застегнул
штаны, попрощался и выскочил на улицу. Прохладный ночной воздух освежил
его. Вполне вероятно, подумал он, что из ушей у него идет пар. Он побрел
обратно к гостинице, ополоснув по дороге лицо в фонтане Правосудия.
Гигантская раскрашенная статуя женщины с завязанными глазами и
полуобнаженными ногами, маячившая в полутьме у него над головой, чем-то
напомнила ему Эрику.

***

Полицейский сержант первого ранга Хайнц Рауфман, более известный как
Медведь, сел на трамвай номер три, идущий в Саали, пригород Берна:
именно там, всего в пятнадцати минутах езды от центра, находилась его
новая комфортабельная квартира.

Если быть честным перед самим собой - а он всегда старался быть
честным, - стоило признать, что он еще легко отделался. Наказание он,
конечно, заслужил. А ему всего-навсего погрозили пальчиком и фактически
дали отпуск с сохранением зарплаты. Расследование мелких преступлений
может быть довольно приятным: оно позволяет спокойно, в свободном
временном режиме поизучать хитросплетения преступного мира Берна.

- Тилли, лапочка, - сказал он, насыпая корм своим любимым золотым
рыбкам Густавусу и Адольфусу, - оказывается, я поступил не так уж глупо,
когда стукнул этого хулигана-немца. - Приходя в свою пустую квартиру, он
часто обращался к Тилли вслух. Они поселились здесь меньше чем за год до
ее смерти. Она была так счастлива, когда убирала и украшала комнаты,
стараясь создать настоящий домашний уют. "Жилье должно быть уютным,
Хейни, - повторяла она, - не просто удобным, а именно уютным".

Медведь слегка перекусил: кусок телятины в белом соусе с грибами,
rosti <Жареный картофель (швеиц.). >, овощной салат, небольшая
французская булка со сливочным маслом и камамбер, - запив все это
каким-то жалким литром итальянского "мерло" вполне приемлемого качества.
Он подумал, не поесть ли фруктов, и ограничился одной-двумя-тремя
грушами. Потом сварил себе кофейку и завершил трапезу рюмочкой
апельсинового ликера. Пожалуй, это могло даже сойти за ужин.

Затем он посмотрел по телевизору футбольный матч с участием бернской
клубной команды, закончившийся ее проигрышем. Бернский характер и
европейский футбол всегда казались Медведю несовместимыми вещами. Потом
начались новости. Бобби Сэндс в Северной Ирландии объявил голодовку, да
и вообще, в мире было неспокойно. Репортаж об Ольстере напомнил Медведю,
что завтра надо бы заняться этим приезжим ирландцем. Он выключил
телевизор и стал слушать радио. Густавус и Адольфус, похоже, питали
слабость к классической музыке: они плавали с нею в такт. Медведь
почистил свой пистолет. Пускай он немного ворчлив и тяжеловат, зато руки
у него работают как надо. Сервант в его гостиной украшали призы за
меткую стрельбу. Стрелять Медведь любил.

Потом он улегся в большую двуспальную кровать, подоткнул со всех
сторон одеяло с электроподогревом, взял с ночного столика чашку горячего
шоколада и неспешно проглядел кое-какие бумаги, чтобы подготовиться к
завтрашней встрече с ирландцем.

- Доброй ночи, малютка, - пробормотал он, поворачиваясь на бок и
смежая глаза: он еще ни разу не изменял своему обычному ритуалу
ежевечернего прощания с Тилли.