термоса, стоявшего на тумбочке. Уэйд сказал, что и одной капсулы хватит.
Проглотил ее, запил водой, откинулся на подушку и снова уставился в потолок.
клонило ко сну. Он медленно заговорил:
какой-то бред, не хочу, чтобы Эйлин это увидела. Листок на машинке под
футляром. Разорвите его, пожалуйста.
разболтался.
словно про себя.? Хватит думать, хватит видеть сны, хватит любить, хватит
ненавидеть. Прощайте, милый принц. Где там вторая таблетка?
ко мне лицом.
пауза.
рассеянный.
театре. Он захрапел. Я подождал еще немного. Потом притушил свет и вышел из
комнаты.
ни звука, и я не стал стучать. Если захочет узнать, как он себя чувствует,
сама спросит. В гостиной внизу было светло и пусто. Часть света я выключил.
Стоя рядом с входной дверью, поглядел наверх, на галерею. Гостиная
посередине уходила ввысь до самой крыши. Наверху ее пересекали открытые
балки, которые поддерживали галерею. Галерея была широкая, по обе стороны от
нее шли крепкие перила высотой примерно в метр. Поручни и столбики перил
обтесаны прямоугольно, под форму балок. Вход в столовую вел через
прямоугольную арку с двойными резными дверями. Над ней, по моим
предположениям, располагались комнаты для слуг. Эта часть второго этажа была
отгорожена стенкой, и, значит, из нее спускались в кухню по другой лестнице.
Спальня Уэйда находилась в углу, прямо над его кабинетом. Дверь из нее я
оставил открытой, свет оттуда падал на высокий потолок, и я снизу видел
верхнюю часть двери.
оказалась приоткрыта, но горел торшер возле кожаного дивана и лампа под
абажуром на письменном столе. Рядом на тяжелой подставке стояла пишущая
машинка и были разбросаны желтые листки. Я сел в кресло и стал изучать
обстановку. Мне нужно было понять, как он поранил голову. Я пересел на его
место у стола, справа от телефона. Пружина вращающегося стула оказалась
очень слабой. Сильно откинувшись, можно было упасть и удариться головой об
угол стола. Я смочил платок и потер стол. Следов крови не обнаружилось. На
столе было много всякой всячины, в том числе два бронзовых слона, между
которыми стоял ряд книг, и старомодная квадратная чернильница. Я потер и их
? без результата. Вообще все это не имело смысла. Если его кто-то и стукнул,
то не обязательно чем-то из этих вещей. Да и стукнуть вроде было некому. Я
встал и зажег верхние светильники. Углы комнаты выступили из тени, и,
конечно, сразу выяснилось, в чем дело. У стены на боку лежала
четырехугольная металлическая корзина для бумаг, содержимое ее валялось
рядом. Сама она не могла туда попасть, значит, ее отшвырнули ногой. Я провел
по ее острым углам влажным платком. На этот раз на нем появились
красно-коричневые пятна крови. Вот и весь секрет. Уэйд упал, ударился об
острый угол корзины ? наверное, просто проехался по ней головой ? поднялся и
лягнул эту чертову штуку так, что она отлетела к стене. Все очень просто.
столике возле дивана. Одна пустая бутылка, другая ? полная на три четверти,
термос с водой и серебряная миска с растаявшим льдом. Стакан всего один,
довольно вместительный.
что трубка снята и, вероятно, не смог вспомнить, почему. Тогда он просто
подошел и положил ее на рычаг. По времени все как будто сходилось. В
телефоне есть что-то повелительное. Современный человек, воспитанный на
технике, любит его, ненавидит и боится. Но обращается с ним всегда
уважительно, даже когда пьян. Телефон ? это фетиш.
"алло", просто на всякий случай. Но если он отуманен выпивкой и падением со
стыда, мог и не сказать. Впрочем, не имеет значения. Трубку могла повесить
жена: услышала звук падения, грохот корзины об стену и вошла в кабинет. Но
последняя порция спиртного уже бросилась ему в голову, он, шатаясь, вышел из
дому, побрел по лужайке и свалился без сознания там, где я его и нашел.
Кто-то к нему ехал. Он уже не соображал, кто. Может быть, добрый доктор
Верингер.
было бесполезно, а, может быть, и страшно. Значит, надо звать кого-то на
помощь. Слуг в доме не было. Значит, надо звонить по телефону. И кому она
позвонила. Милому д-ру Лорингу? Я почему-то решил, что она его вызвала уже
после моего приезда. Но она не сказала когда.
она пошла искать мужа, нашла и убедилась, что ничего страшного нет. Ничего
не случилось, если человек полежит на земле в теплый летний вечер. Поднять
его она не могла. Тут я-то еле справился. Но странно, что она стояла на
пороге, курила и весьма смутно представляла, куда он делся. Или не так уж
странно? Я не знал, как она с ним намучилась, чего от него можно ожидать в
таком состоянии, сильно ли она его боялась. "С меня хватит,? сказала она,
когда я приехал.? Идите ищите его сами". Потом вошла в дом и свалилась в
обморок.
допустить, что, если такое случалось часто, она, зная, что ей с ним не
совладать, пускала все на самотек. Пусть себе является, пока кто-нибудь не
приедет и не выручит.
худого слова, ушла к себе, пока мы с Кэнди перетаскивали его наверх. Она
ведь сказала, что любит мужа. Они женаты пять лет, в трезвом виде он очень
хороший ? это ее собственные слова. В пьяном виде ? дело другое, тут
приходится держаться подальше, потому что он опасен. Ладно, забудем об этом.
И все-таки это меня беспокоило. Если она так уж испугалась, то не стояла бы
на пороге с сигаретой. Если испытывала только горечь и отвращение, то не
упала бы в обморок.
об этом совсем недавно. Линда Лоринг? Возможно. Д-р Лоринг этого не исключал
и объявил об этом на весь свет.
действительно лежало несколько листков желтой бумаги с напечатанным текстом,
которые я должен был уничтожить, чтобы не увидела Эйлин. Я отнес их на диван
и решил, что могу себе позволить сопровождать чтение выпивкой. К кабинету
примыкала маленькая ванная. Я сполоснул высокий стакан, налил в него
огненной воды и уселся читать. Понаписано там было черт знает что. А именно:
смотрит на меня, словно подслеповатый мутный глаз, око стены. Шутка.
Чертовски глупое сравнение. Писатели. Все-то у них похоже на что-то другое.
Голова у меня легкая, как взбитые сливки, только вкус другой. Опять
сравнение. Блевать хочется от одной мысли о своем чертовом ремесле. И вообще
хочется блевать. Наверно, это желание сбудется. Не торопите меня. Дайте
время. В солнечном сплетении все ползают, и ползают, и ползают червяки. Надо
бы пойти лечь, но там, под кроватью, темный зверь, он будет шурша ползать
кругами, выгибаться и стукаться об кровать, и тогда я заору, но этого не
услышит никто, кроме меня самого. Вопль во сне, вопль в кошмаре. Бояться
нечего, я не боюсь, потому что бояться нечего, но все равно, однажды я лежал
вот так в постели, а темный зверь выделывал свои штуки, стукаясь снизу об
кровать, и у меня наступил оргазм. Это было противнее всех тех гнусностей,
что я совершал.
мерзко пахну. Рубашка под мышками мокрая, и на груди и на спине тоже. Рукава
в складках на локтях влажные. Стакан на столе пуст. Теперь, чтобы его
налить, нужны обе руки. Может, сумею глотнуть прямо из бутылки. Вкус у этой
дряни тошнотворный. И ничего это не даст. Все равно не смогу даже заснуть, и
весь мир будет стонать от жуткой пытки истерзанных нервов. Неплохая выпивка,
а, Уэйд? Давай еще.
глоток, и ненадолго становится лучше, но цена все растет и растет, а
получаешь за нее все меньше и меньше, и потом всегда приходит момент, когда
остается одна тошнота. Тогда ты звонишь Верингеру. Ну, Верингер, вот и я.
Нет больше Верингера. Он уехал на Кубу или умер. Педик его убил. Бедный
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Прозоров Александр