Чтение 36–й страницы книги ~Головастик 1~

Среди портретов кандидатов, в большинстве своем проигравших гонку и
теперь носившихся по судам с дикими криками о "фальсификациях при подсчете
голосов", особняком стояла фотография человека в кителе с эмблемами РНЕ
<Русское национальное единство> в петлицах, с печальным семитским лицом и
странной тонзурой, обрамленной взъерошенными курчавыми волосами.

Появлению сего диковатого кандидата на предвыборной сцене общественность
была обязана пьяным работникам типографии, в которой изготовлялись рекламные
плакаты.

На самом деле кандидатов было двое: профессор Олег Караваев, борец за
чистоту "русской нации", регулярно выступающий со страниц патриотической
прессы с пустословиями на тему "этнических проблем" и "засилья инородцев", и
Абрам Шмулевич, полубизнесмен-получиновник, о котором нельзя было сказать
ничего определенного, ибо он подвизался всюду, где попахивало хоть
микроскопическим заработком.

То Абраша участвовал в организации фуршета для съезда партии "Единство"
на невских берегах, то пробивал регистрацию общественной организации "За
права очередников на получение муниципального жилья", то вдохновлял фермеров
на "равномерное унавоживание" полей области, то семенил на банкет в
Смольный, неизвестно где и как достав приглашение, то сидел в президиуме на
собрании работников районных жилконтор.

Шмулевич и Караваев на прошедших выборах были одними из самых бедных, но
в то же время непримиримых кандидатов. Оба проходили по одному округу и
всячески старались облить друг друга грязью погуще. Профессор обвинял Абрашу
в стремлении возродить ритуальные убийства русских мальчиков, апеллируя к
делу Бейлиса Шмулевич, в свою очередь, заявлял о наличии на даче Караваева
небольшой газовой камеры и запасов "Цйклона-Б", якобы приготовленных его
противником лично для Абрама.

В общем, предвыборные баталии шли непринужденно и весело.

Но апофеозом борьбы стало обращение обоих кандидатов в одну и ту же
типографию.

Причем с разрывом всего в полчаса. Денег и у того и у другого было
немного, потому они выбрали фирму, обещавшую высокое качество полиграфии и
мгновенную расклейку продукции за смешную цену. И оба решили
"простимулировать" работяг авансом в виде нескольких бутылок водки
подешевле, что было стратегической ошибкой для любого россиянина.

Горячительное сотрудники типографии приняли с большим воодушевлением и
пообещали каждому кандидату, что завтра же те смогут увидеть свои лица на
каждом столбе.

И сразу после ухода явившегося вторым Шмулевича возле печатных станков
начался банкет.

Примерно к полуночи стоявшие на четвереньках "иваны Федоровы" вспомнили о
заказе и с пьяным куражом взялись за его исполнение. Изнуренные алкогольными
парами мозги соединили двух разных заказчиков в один собирательный образ, и
типографы стали искать исходный материал в виде фотографий персоны и текста
лозунга.

Поиски увенчались частичным успехом.

От изорванной в припадке антисемитизма бухим верстальщиком фотографии
Шмулевича осталась верхняя половина, ограниченная подбородком и серединой
лба, снимок Караваева пострадал больше - на месте лица профессора зияла дыра
с опаленными краями.

Видимо, кто-то оставил на фото непотушенную папиросу.

Печатники несколько минут тупо разглядывали "исходники", пока один не
предложил "совместить", взяв с одной фотографии низ и самый верх, а с другой
центр. Предложение прошло на "ура", и работа закипела.

С бумажками, на которых значились имена кандидатов, тоже было не вс"
гладко.

В текст Шмулевича заворачивали селедочные очистки, и на нем едва
проглядывали первые четыре буквы фамилии. Караваеву повезло больше, его
бумагу просто использовали для протирки стаканов, потому слова "профессор" и
"Караваев" читались явно.

Типографы немного поспорили о том, что же означает слово "шмул".

Мнения разделились: одни настаивали на том, что Караваева зовут Шмулий,
другие - что он профессор из Школы модернизации управленческих линеаризации.
Спонтанно возникла драка, в которой победу одержали сторонники иудейского
имени.

Ранним утром за плакатами прибыли молодые расклейщики, которым было
абсолютно по барабану, что вешать на места для наглядной агитации.

И к началу рабочего дня, как и было обещано, с сотен столбов на горожан
смотрел носатый гражданин в форме РНЕ, а подпись под композиционным
портретом извещала, что это профессор Шмулий Караваев, кандидат по двести
девятому избирательному округу, чьим лозунгом было изречение из
ободрительной речи пророка Мохаммеда к своим сторонникам после неудачной для
них Огодской битвы: "Не унывайте, не печальтесь; если вы верующие то будете
выше неверных" <Коран, глава (3) семейство Имран, сура 133>.

Откуда взялась фраза из Священной Книги, так потом и не выяснили. Видать,
навеяло кому-то из наборщиков.

Скандал получился изрядный.

Караваев и Шмулевич заявились в типографию вместе с толпами своих
последователей однако выломать запертые печатниками изнутри металлические
двери они не смогли и потому начали махаться друг с другом, повизгивая о
"проплаченной провокации" соперника. Приехал ОМОН, бойцы которого отдубасили
всех участников мероприятия и отправили наиболее рьяных в районный ИВС
<Изолятор временного содержания>.

Среди задержанных оказался Караваев, а вот Шмулевичу удалось ускользнуть.

Профессор долго бросался на железную дверь камеры, требовал вызвать
представителей прессы, но, кроме очень одинокого и сильно подда-того Андрея
Николащенко из "Нового Петербурга", так никто и не явился.

Караваев получил пятнадцать суток, грустно провел их с метлой в руках на
городских улицах и еще более возненавидел "хитрых пархатых", организовавших,
по его мнению, операцию по дискредитации профессора в глазах избирателей.

Счастливо избежавший ареста Шмулевич затаился и появился на публике
только через неделю, хватаясь за сердце каждый раз при воспоминаниях о
знакомстве с милицейскими дубинками...

Егор прочитал статью, понял, что никакой интересной информации она не
содержит и не достойна для включения в очередную аналитическую справку, и
погрузился в изучение материала о проведенной на Горбатом мосту в Москве
акции "Солдатских матерей и дочерей", направленной на принуждение
правительства и Президента дать Чечне полную независимость от России да еще
и выплатить Масхадову и компании три с половиной миллиарда долларов
отступных.

***

Начальник четвертого отдела ОРБ Черноморска подполковник Слива прилип к
экрану телевизора и даже дотронулся до него пальцем, когда капитан Джаник по
его просьбе нажал кнопку "стоп-кадр" на пульте дистанционного управления
видеокомплексом.

- А это еще кто такой? - Слива всмотрелся в смутно знакомое лицо,
застывшее вполоборота в углу экрана.

- Малик Пипия. Кличка "Батоно", - пояснил капитан. - Двадцать девять лет,
родился в Баку, отец грузин, мать азербайджанка. Отвечает у Арцоева за
транспорт. Курирует в основном прохождение фур с фруктами, договаривается с
ГИБДД...

- Задолбали меня эти чернозадые. - Юрий Степанович нашарил пачку "Salem
Slim Lights 100's" и, не глядя, вытащил из нее тонюсенькую ментоловую
сигарету, более подходящую девице легкого поведения, чем суровому борцу с
организованной преступностью. - Арцоев, Баграев... Один азер, другой чичик,
а фамилии как из одного списка...

- На отправку в лагерь, - угодливо поддержал Аслан Алиевич Джаник.

Слива посмотрел на смуглого капитана и поперхнулся.

- А сам-то ты из каких краев?

- Отсюда, господин подполковник. С детства живу, как и родители. Мама из
казаков с Запорожья, отец аварец.

- Нормально, - кивнул Слива, бывший большим почитателем экс-губернатора
Краснодарского края и сторонником выселения всех "черных" в резервации на
берегу Северного Ледовитого океана.

Что, впрочем, не мешало подполковнику брать у кавказцев-коммерсантов
деньги и оказывать им мелкие услуги. Но Юрий Степанович воспринимал данный
процесс как сбор дани с "нецивилизованных" народов и потому совершенно не
рефлексировал на этот счет.

- Что "Батоно" делал на нефтеналивном терминале? - вернулся Слива к теме
разговора.

- Болтал о чем-то с Коробцовым. - Джаник назвал фамилию начальника службы
безопасности порта. - Минут тридцать "т"рли" <Тереть - обсуждать какую-либо
серьезную проблему (жарг.)>. Мне показалось, что Коробцов чем-то
недоволен...

- С чего ты взял?

- На записи этого нет, - капитан сам производил видеосъемку и знал, что
не попало в кадр, - но под конец разговора Коробцов чуть ли не орал на
Пипию.

- А тот?

- Пытался что-то говорить, но вяло.

- Почему это не записали? - насупился подполковник.

- Они отошли за угол насосной станции, а камера у нас в машине была.
Опасно было вытаскивать. Я сам-то прошел, но там место больно открытое,
оператора могли засечь.

- Правильно, - похвалил Слива предусмотрительного оперативника. -
Раскрывать наш интерес к азерам пока не надо... О чем шла речь, не просек?

- Что-то связанное с соляркой. То ли Пипия хотел получать ее с терминала
по оптовой цене, то ли вообще по бартеру, - осторожно высказался Джаник. - Я