нет ничего простого.
неудовлетворительно, как и предыдущее.
простых частей. Так как всякое внешнее отношение, стало быть, также и всякое
сложение субстанций, возможно лишь в пространстве, то и пространство,
занимаемое сложной вещью, должно состоять из стольких же частей, из скольких
состоит эта вещь. Но пространство состоит не из простых частей, а из
пространств. Следовательно, каждая часть сложной вещи должна занимать
какое-то пространство".
себе многообразное, [составные части] которого находятся вне друг друга,
стало быть, есть нечто сложное, и притом состоит из субстанций, то простое
было бы субстанциально сложным, что противоречиво".
в другом месте выражение Канта) ошибочных способов рассуждения.
видимость. Ибо допущение, что все субстанциальное пространственно,
пространство же не состоит из простых частей, есть прямое утверждение,
которое [Кант] делает непосредственным основанием того, что требуется
доказать, и при наличии которого все доказательство уже готово.
"всякое сложение субстанций есть внешнее отношение", но довольно странным
образом Кант сейчас же вновь его забывает. А именно, далее рассуждение
ведется так, что сложение возможно лишь в пространстве, а пространство не
состоит из простых частей; следовательно, реальное, занимающее то или иное
пространство, сложно. Если только допущено, что сложение есть внешнее
отношение, то сама пространственность (так же, как и все прочее, что может
быть выведено из определения пространственности), единственно лишь в которой
якобы возможно сложение, есть именно поэтому для субстанций внешнее
отношение, которое их совершенно не касается и не затрагивает их природы.
Именно на этом основании не следовало бы субстанции помещать в пространство.
субстанции, не состоит из простых частей, ибо оно есть некоторое созерцание,
а именно, согласно кантовскому определению, представление, которое может
быть дано только лишь одним-единственным предметом, а не так называемое
дискурсивное понятие. - Как известно, из этого кантовского различения
созерцания и понятия возникло весьма неподобающее обращение с созерцанием,
и, чтобы не утруждать себя постижением в понятиях (Begreifen), стали
расширительно толковать значение и сферу созерцания, распространяя ее на
весь процесс познания. Но дело идет о том, что пространство, как и само
созерцание, должно быть в то же время постигнуто в понятиях, если именно
хотят вообще постигать в понятиях. Таким образом, возник бы вопрос, не
дблжно ли мыслить пространство согласно его понятию как состоящее из простых
частей, хотя как созерцание оно простая непрерывность, или, иначе говоря,
пространство было бы вовлечено в ту же антиномию, с которой связывалась
только субстанция. И в самом деле, если антиномия мыслится абстрактно, то
она, как было указано, касается количества вообще и, следовательно, также и
пространства и времени.
простых частей, то это должно было бы служить основанием для того, чтобы не
ставить простое в эту стихию, не соответствующую определению простого. - Но
при этом возникает столкновение непрерывности пространства со сложением.
[Кант] смешивает их друг с другом, подменяет вторую первой (это приводит в
умозаключении к quaternio terminorum). Ясно высказанное определение
пространства у Канта гласит, что оно "единое, и части его основаны лишь на
ограничениях, так что они не предшествуют единому всеохватывающему
пространству словно его составные части, из которых можно было бы его
сложить" (Кг. а. г. Vern., изд. 2-е, стр. 39) . Здесь непрерывность очень
правильно и определенно приписана пространству в противоположность сложению
из составных частей. В аргументации же выходит, что помещение субстанций в
пространство влечет за собой некоторое "многообразное, [составные части ]
которого находятся вне друг друга" и, "стало быть, есть нечто сложное".
Между тем, как было указано, способ, каким многообразие оказывается
находящимся в пространстве, исключает, по категорическому высказыванию
Канта, сложение и предшествующие единству пространства составные части.
другое основное представление критической философии, что мы имеем понятие о
телах лишь как о явлениях, но что, как таковые, они необходимо предполагают
пространство как условие возможности всякого внешнего явления.
Следовательно, если под субстанциями разумеют лишь тела, как мы их видим,
осязаем, вкушаем и т. д., то, собственно говоря, о том, что они суть в их
понятии, здесь нет речи; дело идет только о чувственно воспринимаемом. Таким
образом, нужно было бы сформулировать доказательства антитезиса коротко:
весь опыт нашего видения, осязания и т. д. показывает нам лишь сложное;
на что-либо простое. Стало быть, и разум не должен желать натолкнуться на
нечто простое.
тезиса и антитезиса и освободим их доказательства от всякого бесполезного
излишества и запутанности, то [окажется, что ] доказательство антитезиса
содержит - тем, что оно помещает субстанции в пространство - ассерторическое
допущение непрерывности, подобно тому как доказательство тезиса - тем, что
оно допускает сложение как вид соотношения субстанциального - содержит
ассерторическое допущение случайности этого соотношения и тем самым
допущение субстанций как абсолютных "одних". Вся антиномия сводится,
следовательно, к разъединению и прямому утверждению двух моментов количества
и притом утверждению их как безусловно раздельных. Взятые со стороны одной
только дискретности, субстанция, материя, пространство, время и т. д.
безусловно разделены; их принципом служит "одно". Взятое же со стороны
непрерывности, это "одно" есть лишь нечто снятое; деление остается
делимостью, остается возможность делить как возможность, никогда в
действительности не приводящая к атому. Если же мы остановимся на
определении, которое дано в сказанном выше об этих противоположностях, то
[убедимся, что] в самой непрерывности заключается момент разделенное(tm)
(des Atomen), ибо она безусловно есть возможность деления, подобно тому как
та деленность, дискретность снимает также всякое различие "одних", - ведь
одно из простых "одних" есть то же самое, что и другое, - следовательно,
содержит также их одинаковость, стало быть, их непрерывность. Так как каждая
из двух противоположных сторон содержит в самой себе свою другую и ни одну
из них нельзя мыслить без другой, то из этого следует, что ни одно из этих
определений, взятое отдельно, не истинно, а истинно лишь их единство. Это -
истинно диалектический способ рассмотрения этих определений и истинный
результат.
антиномия, диалектические примеры древней элейской школы, в особенности
примеры, касающиеся движения, которые равным образом основаны на понятии
количества и в нем находят свое разрешение. Рассмотрение здесь еще и их
сделало бы наше изложение слишком пространным; они касаются понятий
пространства и времени и могут быть обсуждены при рассмотрении последних и в
истории философии. - Они делают величайшую честь разуму их изобретателей;
они имеют своим результатом чистое бытие Парменида, показывая разложение
всякого определенного бытия в нем самом, и суть, следовательно, сами в себе
течение Гераклита. Они поэтому и достойны более основательного рассмотрения,
чем обычное заявление, что это только софизмы; такое утверждение держится за
эмпирическое восприятие по примеру столь ясного для здравого человеческого
рассудка действия Диогена, который, когда какой-то диалектик указал на
противоречие, содержащееся в движении, не счел нужным напрягать больше свой
разум, а апеллировал к наглядности, безмолвно прохаживаясь взад и вперед;
такое утверждение и опровержение, разумеется, легче выдвинуть, чем
углубиться в размышление и не упускать из виду затруднения, к которым
приводит мысль, и именно мысль, не притянутая откуда-то издалека, а
формирующаяся в самбм обыденном сознании, и затем разрешить эти затруднения
с помощью самой же мысли.
заслуживает великой похвалы и содержится в его истинно спекулятивных
понятиях о пространстве, времени и движении. Бесконечной делимости (которая,
поскольку ее представляют себе так, как если бы она осуществлялась,
тождественна с бесконечной разделенностью, с атомами), на которой основаны
самые известные из этих доказательств, он противопоставляет непрерывность,
свойственную и времени, и пространству, так что бесконечная, т. е.
абстрактная множественность оказывается содержащейся в непрерывности лишь в
себе, лишь как возможность. Действительным по отношению к абстрактной
множественности, равно как и по отношению к абстрактной непрерывности,
служит их конкретное, сами время и пространство, как в свою очередь по
отношению к последним - движение и материя. Абстрактное есть лишь в себе или
только в возможности; оно существует лишь как момент чего-то реального.
Бейль, который в своем "Dictionnaire" (статья "Зенон") находит данное
Аристотелем решение зеноновской диалектики pitoyable [жалким] , не понимает,
чтб значит, что материя делима до бесконечности только в возможности; он
возражает, что если материя делима до бесконечности, то она действительно
содержит бесконечное множество частей; это, следовательно, не бесконечное en
puissance [в возможности ], а такое бесконечное, которое существует реально
и актуально. - В противоположность [Бейлю ] следует сказать, что уже сама
делимость есть лишь возможность, а не существование частей, и
множественность вообще положена в непрерывности лишь как момент, как снятое.
- Остроумного рассудка, в котором Аристотель, несомненно, также никем не
превзойден, недостаточно для того, чтобы понять и оценить его спекулятивные
Никитин Юрий
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Перумов Ник