– Сам удивляюсь. Нет, правда, не прикидываюсь! Понимаешь, я никогда не любил сражений. Агафирс и Скиф вечно дрались либо друг с другом, либо вместе нападали на кого-то посильнее, пропадали на охоте, а я… гм, домики из песочка строил, раненых зайчиков подбирал, лечил, а потом выпускал, пробовал муравьев убедить жить дружно… У нас во дворе жили мелкие черненькие и крупные красные, так вот они постоянно воевали, а мое детское сердце кровью обливалось, я ведь любил и тех, и других… Словом, когда мы со Скифом ушли, то со мной ушло немало народа. Меня назвали тцаром, хотя какой я тцар? Мы построили этот город, а потом заморились каждый год переносить городскую стену дальше.
– Что, так быстро плодитесь?
Гелон вяло отмахнулся.
– Плодимся – да, но к тому же к нам едут отовсюду. Ну, те, кто воевать не любит. Не поверишь, но таких набралось очень много!
– Поверю, – сказал Олег.
Скиф сердито сверкнул глазами. Мужчины, которым не нравится воевать, – трусы. Жалкие трусы.
– Но все равно, – сказал Гелон, – я велел ставить стены крепкие, а стражей назначил из самых чутких. Те, кто не любит воевать, – лакомая добыча! Потому у нас почти нет хорошей конницы, ибо не собираемся никуда в походы, зато у нас самые крепкие стены, а на стенах достаточно камней, смолы и всякого оружия, чтобы внизу полегло огромное войско!.. А наши колдуны неустанно укрепляют мощь стен, выявляют лазутчиков…
– Попадаются?
– Чересчур много, – вздохнул Гелон. – Поверишь ли, даже из таких стран бывают, что и слыхом о них не слыхивал! Чтобы напасть на нас, им надо пройти десятки земель, где их перебьют раньше. Но рыщут, выведывают, таятся… Явились бы открыто, я бы сам все показал! Такими стенами любой правитель бы хвастался. А так приходится их всех на кол. Прямо на городской площади, чтобы все видели…
Скиф сказал ехидно:
– А я слышал, что в твоей стране вот уже лет десять никого даже не пороли! Так и знал, что брехня.
Гелон задержал цыплячью ножку у рта, в глазах были изумление и обида.
– Почему брехня?.. Последний раз подданного казнили в самом деле лет пять тому. А это чужаки…
– Их не жалко?
– Да нет, просто они уверены, что лучше украсть, чем попросить. И чтобы мои подданные убедились, что это не так, все лазутчики умирают на городской площади долго, очень долго… Правда, я велел на ночь их добивать, чтобы не мешали спать криками.
Олег спросил деловито:
– А казнь свершаешь утром?
– Не слишком рано, – ответил Гелон рассудительно. – Чтобы народ выспался после трудового дня, позавтракал, пришел на площадь в хорошем настроении. Вот тогда и начнется это… даже не казнь, как считают некоторые! Наглядный урок всем, кто смотрит, что законы лучше выполнять. Лучше и безопаснее. А если жизнь чем-то трудна, то приди и скажи. Управителю, а если тот не сможет помочь, то мне. Разве не понятно, что я кровно заинтересован, чтобы все жили богато и счастливо? Счастливые не бунтуют, не разбойничают. А с богатых больше идет денег в казну. К тому же, наслышавшись, что у нас тут чуть ли не вирий, сюда едут и едут переселенцы… Страна Гелония растет!
Скиф все это время ерзал, словно из сиденья торчал острый шип. Ел то очень быстро, то вообще замирал, а взгляд устремлялся поверх голов в тревожную и грохочущую копытами даль, в глазах мелькали отблески пожаров, там проносились призрачные фигуры всадников, падали люди, рушились стены.
Гелон говорил все тише, сбивался, он тоже видел глаза брата, и лицо правителя Гелонии становилось все несчастнее.
Скиф со стуком отодвинул тарелку. Гелон тут же замолчал, напрягся. Олег опустил глаза, стало неловко за то, что сейчас произойдет.
– Брат, – проговорил Скиф. – Три дня тому мы встретили старого воина, тот ехал, задумавшись, потом услышал наших коней, вскинул голову, увидел нас… Никогда не забуду, с какой радостью и счастьем он воскликнул: «Колоксай!» А потом помрачнел, сказал недружелюбно: кто бы ты ни был, незнакомец, ты не имеешь права быть настолько похожим на лучшего из людей – его тцара Колоксая!.. Понимаешь, чужой человек назвал его лучшим из людей!..
Гелон кивнул, он соглашался, что их отец – лучший из людей. И пусть каждый простолюдин, каждый человек на свете считает именно своего отца лучшим из людей, но все равно, лучший из лучших – Колоксай, отец Гелона, Скифа, Агафирса…
– А Миш была тогда лучшей из женщин, – добавил он. – Все-таки отец был не совсем прав, что взял ее обманом… Нет-нет, я не оправдываю ее! Я ведь тоже ушел, разве ты забыл?.. Она и сейчас, говорят, самая красивая из женщин на всем белом свете. Недаром отец сходил по ней с ума, недаром пошел на такую хитрость…
Скиф, вскипев, ударил кулаком по столу, вскочил:
– Ты осуждаешь отца? Отца?
Гелон сказал мягко:
– Скиф, я тоже ушел. Помни, я не простил ее и тоже ушел…
Скиф некоторое время испепелял его взглядом, нехотя опустился. Олег молчал, рассматривал карту.
– Мы должны отомстить, – сказал Скиф мертвым голосом. – Убийство нашего отца не должно остаться безнаказанным!
Гелон сказал тихо:
– Но как?
– У тебя же тцарство! Не думаю, что оно уже сейчас уступает владениям Миш.
Гелон повторил настойчивее:
– Как? Как ты мыслишь мстить?
Скиф огрызнулся:
– Как? Как все мстят. Месть – святое дело, угодное богам и сердцу человека.
– Но кому? – спросил Гелон. – Ты понимаешь, что говоришь? Если бы речь шла о соседе – другое дело. Но на той стороне – мать! Это она убила. И ты… ты говоришь, что надо убить мать? Нашу мать? Даже – нашу маму?
Скиф скривился, кулаки на столе сжались так, что заскрипела кожа. Сквозь стиснутые зубы процедил люто:
– А что предлагаешь ты? Оставить зло безнаказанным?
Гелон покачал головой.
– Нет. Я не даю злу свободу. Я борюсь со злом… И в моих землях нет зла… по крайней мере, большого и безобразного. Я уменьшаю зло! Если бы и другие так же уменьшали его в своих землях, мы бы очистили землю.
Скиф вскрикнул:
– Но там… за перевалом! Там убийца нашего отца резвится безнаказанно! Где ее сынок Агафирс правит могучим государством лишь потому, что согласился с ее преступлением! Это разве справедливо?
Гелон посмотрел на Олега, словно искал поддержки, но Олег молчал. Гелон сказал убеждающе:
– Агафирс самый старший сын. Он и должен был наследовать трон…
– Нет! – воскликнул Скиф. – Ты же знаешь, что мы оба были лучше! Мы побивали его в детстве, хоть в драках, хоть в знаниях… великих битв, управлении людьми, сбора налогов. Мы все умели лучше!.. Даже ты, хоть и не любил драться, побивал его! Забыл? Трон занял бы я… либо ты. Но теперь он сидит там лишь потому, что согласился с подлостью. А кто допускает подлость, тот сам подл.
Гелон кивнул.
– А всякий подлый, – сказал он, – нам враг. Видишь, Скиф, я с тобой согласен. И тоже борюсь с подлостью. Везде, где встречаю. Но я сперва хочу истребить ее здесь, а потом уже идти в другие страны. Я хочу быть чист, чтобы на чужие грязные пятна мог указывать своим чистым пальцем!
Скиф стукнул кулаком по столу. Посуда подпрыгнула, хотя стол был массивным, ножки из толстого дуба, а столешница толщиной в руку.
– Гелон, я тебя не убеждаю в своей правоте! Я знаю, что я прав. Я спрашиваю прямо: ты идешь со мной или нет?
– В мести?
– Да, в мести!
– Мести нашей матери? – переспросил Гелон. – Ты так и не ответил… а что потом? Допустим, побьем ее войска… а войска там сильные, Агафирс мечтает о войнах, захватим город, побьем жителей, ворвемся с окровавленными мечами во дворец… ворвемся в спальню нашей матери… Что ты сделаешь? Убьешь?
Скиф зарычал. Лицо перекосилось, на лбу и висках вздулись тугие жилы.
– Что ты такое спрашиваешь? Что ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что смерть отца должна быть отомщена! Иначе… иначе нет в мире справедливости!
Гелон повернулся к Олегу.
– Что скажешь, мудрый волхв? Есть на свете справедливость? Или нет ее?
Олег буркнул невесело:
– Откуда ей взяться?.. Для того великий Род и создал нас, чтобы мы ее установили.
Скиф вскрикнул:
– Видишь, и волхв говорит то же самое!
– Да? – спросил Гелон. – Тогда все же ответь прямо: ты вот так просто пойдешь и убьешь родную мать?
Скиф вскрикнул отчаянно:
– Я не хочу ее убивать!.. Но я должен! Она убила моего отца, которого я даже не увидел! Я не сидел у него на коленях, он не подбрасывал меня в воздух, не учил ездить на коне, не учил держать деревянный меч… Она лишила меня отца… она виновата!
Гелон отодвинул пустое блюдо, поднялся. Олег и Скиф смотрели, как правитель Гелонии прошелся по комнате, нахмуренный, несчастный, с потерянным выражением на лице. Наконец остановился, посмотрел Скифу прямо в глаза.
– Я не пойду с тобой, брат, – произнес он ясным голосом. – Да, наша мать поступила… неправильно. Да, наш отец не совсем честно взял ее в жены. Но все равно она не должна была его убивать.
– Да еще так подло! – вскрикнул Скиф яростно. – Герою умереть от яда? Какой позор!
– Убила как могла, – ответил Гелон. – Сейчас вопрос в том, должны мстить или не должны. Вспомни, Агафирс вообще считает, что мать права и мстить мы не должны. Ты считаешь, что должны. Я оказался посредине: да, мать не права, я не хочу жить с нею в ее стране, не хочу своей доли наследства. Я ушел, отказавшись от родства с нею. Надеюсь, ей стало стыдно.
Скиф вскипел, а Олегу стало неловко за Гелона. Похоже, средний брат не совсем понимает жестокости мира, в котором живет. С другой стороны, как-то ухитрился сделать свою крохотную страну… а сейчас совсем уже не крохотную, процветающей…
– Отец, – выкрикнул Скиф. – Отец!.. Его кровь взывает об отмщении.
– Отец умер без крови, – напомнил Гелон мягко. – Но ты прав, для отца надо было что-то сделать.
Скиф уставился с непониманием:
– Для отца? Для него можно только отомстить человеку, его убившему! Тогда его душа успокоится.
Гелон покачал головой. В глазах было сомнение, наконец проронил тихо: