Чтение 36–й страницы книги ~Угол атаки~

стрекозел Ми-10 - летающий кран, способный нести на подвеске груз до
двенадцати тонн. К нему подкатил аэродромный автобус, из него перегрузились
в трюм вертушки человек пятнадцать солдат и пятеро "черных" с десантными
"калашами". Стрекозел взлетел и на низкой высоте пошел вдоль железнодорожной
ветки.

Это означало, что через три-четыре часа мачта ЛЭП будет поставлена на
место, а еще через час-другой возобновится разгрузка состава и погрузка
"Мрии". И никаких способов помешать этому у нас уже не было.

Так и вышло. И даже быстрей, чем я думал. Через два с половиной часа
Ми-10 вернулся на аэродром, высадил солдат и охрану и ушел в сторону
Транссиба. А еще через час на эстакаде пришли в движение все краны и
погрузчики.

- А еще говорят, что армия ничего не может, - прокомментировал Артист. -
Может, когда захочет.

- Когда очень захочет, - подтвердил Муха. - Да что же в этих долбаных
контейнерах, если они так суетятся?

- Истребители, - объяснил Док. - Су-27 или Су-39.

- А ты-то откуда знаешь? - удивился Боцман.

- Сам смотри. Что на вагонах написано? "Собственность Улан-Удинского
авиационного завода". Там как раз и делают "сушки".

Док извлек из чехла шифровальный прибор "Азимут", подсоединил к "Селене"
и забегал пальцами по клавиатуре. Я взглянул на дисплей. Там появилось:

"Пастухов - Центру. Разгрузка состава возобновлена. Сохраняется ли
необходимость прервать работы?"

- Отправляю? - спросил Док.

- Ну отправляй, - кивнул я. - Только как же мы их прервем?

Не ответив, Док нажал клавишу шифратора. Сигнал ушел на спутник. Я
посмотрел на часы. Полдень. В Москве - шесть утра. Ответа можно было ждать
часа через три: пока в этот таинственный Центр приедет начальство, пока
прочитают, пока обсудят.

Ответ пришел через четыре минуты:

"Центр - Пастухову. Приказываю предотвратить вылет "Мрии" любыми
средствами".

Док охлопал себя по карманам, как человек, который ищет спички, извлек из
камуфляжки черную пластмассовую коробочку радиопульта, ввел код и нажал
пусковую кнопку.

Долбануло так, что с кустов стряхнуло капли росы. По проводам
высоковольтной линии пробежали искры. И лишь потом донеслись раскаты
двойного взрыва.

- Ексель-моксель, Док! - сказал Артист. - Сколько же ты туда зафигачил?

- Два заряда по килограмму.

- А сколько еще в запасе? - спросил я. Словно бы извиняясь, Док пожал
плечами:

- Все. Больше нет ничего. Я и эти-то заложил так, на всякий пожарный.

Он снова придвинул к себе "Азимут" и набрал:

"Пастухов - Центру. Подача электроэнергии на объект возобновится не
раньше, чем через сутки. Две мачты ЛЭП полностью уничтожены".

Центр спросил:

"Каким образом?"

Док показал мне текст. Я ответил:

- Не один ли им хрен? Взорвали.

Док перевел на канцелярский:

"Пастухов - Центру. Опорные мачты ЛЭП выведены из строя посредством
взрыва".

Центр минут десять думал. Потом приказал:

"Доложите данные визуальной разведки. Особое внимание обратить на взлеты
и посадки самолетов всех систем: количество, тип, время полетов,
опознавательные знаки. Регистрировать режим работы аэродромных радаров.
Докладывать обо всем происходящем на территории объекта. Не упускать ни
малейших подробностей".

А в виске у меня все зудело и зудело.

Артист произнес:

- Нет ли у вас, джентльмены, ощущения, что нам отсюда нужно как можно
быстрей валить?

Вот это у меня и зудело.

- Есть, - подтвердил я. - Ночью уйдем.

Но до ночи еще нужно было дожить.

Ощущение тревоги у меня все усиливалось и усиливалось, хотя для этого не
было никаких очевидных причин. Все было обычным. На сторожевых вышках стояли
солдаты, по двое на каждой, озирали окрестности через бинокли и стереотрубы.
Грунтовку между линией ЛЭП и железнодорожной коле"й утюжили
бронетранспортеры и БМП с автоматчиками на броне. Усиленные патрули
прочесывали русла ручьев и горные тропы.

"Мрия" стояла на прежнем месте в начале главной взлетно-посадочной полосы
с задранным носом и опущенной аппарелью, готовая к погрузке. Утром пришли
члены экипажа, походили вокруг нее и вернулись в военный городок коротать
время в гарнизонной гостинице.

Прилетел Ми-10, забрал рабочую команду и "черных" охранников, ушел по-над
железнодорожной коле"й к месту взрыва. Часа через три снова появился,
заправился, загрузил бетономешалку и какое-то оборудование, улетел. Задали
мы работенки саперным частям. В условиях, приближенных к боевым. Ну, что
делать? Трудно в ученье, легко в гробу.

А чувство тревоги у меня все не слабело. И наконец дошло. Тишина. Не
летали "миги" и "су". Все вертолеты, беспрерывно барражировавшие вчера над
нагорьем, как шмели над цветущим лугом, стояли на площадках в окружении
солдат охраны. Экипажи кучковались возле машин, готовые по первому сигналу
поднять их в воздух.

И еще одно наблюдение настораживало. Безлюдье возле вагончиков ПМС. Не
дымили трубы "буржуек", не колготился рабочий люд. Создавалось ощущение, что
всех срочно эвакуировали. А когда эвакуируют мирное население? Когда ожидают
боевых действий. В военном городке тоже было непривычно безлюдно. Ну дела.
Они что, ждут штурма?

Таким наблюдательным оказался не я один. Муха повертел головой, потянул
носом, поморщился. На его размалеванном гримкарандашом "Туман" лице белели
зубы, из-под каски поблескивали глаза.

- Чего это они не летают? - спросил он. - Вчера целый день летали, а
сегодня хоть бы кто!

- Горючку, наверное, выжгли, - попытался найти объяснение Боцман. - У
всех же сейчас лимиты.

- Ни фига, - возразил Муха. - Все вертушки с самого ранья заправили под
завязку, я видел.

Он не стал объяснять, с какого места он это видел и что заставило его
встать на рассвете, а мы из присущего нам чувства деликатности не стали
спрашивать.

- И ракет нацепляли, - внес свою долю в общую копилку наблюдений Артист.

- Ракеты были, - возразил я.

- На "двадцать восьмом", - подтвердил Артист. - А на "двадцать четвертых"
не было.

Он протянул мне бинокль. Я всмотрелся в сторону вертолетной площадки. И в
самом деле: внешние узлы трех Ми-24 щетинились сверхзвуковыми ракетами ПТУР
"Штурм-В".

- И вот что еще непонятно, - продолжал Артист. - Куда "черные"
подевались? Вчера бегали как заведенные. А сегодня - ни одного.

Этой странности никакого объяснения не нашлось. Неуверенное предположение
Боцмана, что им всем дали отгул, даже не удостоилось обсуждения. Гипотеза
Артиста о том, что все они сидят на губе из-за того, что допустили
проникновение постороннего зловредного элемента в расположение резервной
дизельэлектростанции, тоже не выглядела убедительной.

Муха удалился для обдумывания в кусты, а Док вообще участия в обсуждении
не принимал. Он сидел, согнув над "Селеной-5" большие плечи, и выстукивал на
клавиатуре "Азимута" сообщение о результатах визуальной разведки. Время от
времени поднимал к голубому небу замаскированную под болотный пенек
физиономию, всматривался в легкие перистые облака, как бы пытаясь углядеть в
них те самые мельчайшие подробности, которых требовал Центр, и вновь
склонялся над "Азимутом". Отправив очередную порцию наблюдений, ждал
уточняющих вопросов, терпеливо отвечал.

Из кустов выполз Муха и поделился результатами своих размышлений:

- Я понял! Они переоделись!

- Кто? - спросил Артист, уже забывший, о чем шел разговор.

- "Черные"!

- Во что?

- Не знаю.

- Иди еще подумай, - посоветовал Боцман. Муха хотел обидеться, но не
успел и рванул в кусты. Говорят, халявного сыра не бывает. Халявного шашлыка
тоже.

- Тихо! - вдруг приказал Док и поднял голову. Мы прислушались. Откуда-то
сверху, с большой высоты, доносился слабый гул самолетного двигателя.

- Уже третий или четвертый раз пролетает, - объяснил Док.

Я перевернулся на спину и поднес к глазам бинокль. Успел увидеть лишь
маленькое серебристое пятнышко на высоте километров семь-восемь. Оно прошло
к юго-западу и растаяло в лучах склоняющегося к закату солнца. Инверсионного
следа за ним не было. Значит, не истребитель. Скорость тоже была явно не
сверхзвуковая - километров семьсот - восемьсот в час, не больше. Похоже на
пассажирский самолет, но их трассы были очень далеко отсюда.

Я решил подождать. Километрах в трехстах - государственная граница. Если
рейс не международный, самолет должен будет там развернуться. Значит, минут