Чтение 36–й страницы книги ~Злым ветром~

- Думаю, что так будет лучше нам обоим.

- Нет, ты действительно спятил! - кричу я, навалившись грудью на стол.
- Алла уже знает?

- Она сама предложила.

- Она это тысячу раз предлагала. Это чепуха!

- Нет, теперь уже серьезно.

На этот раз я пристально смотрю ему в глаза.

- Старик, ты не все мне говоришь.

- Чего же тебе еще?

- Сам знаешь.

Некоторое время мы молчим и довольно нервно курим.

- У всякого человека есть предел терпения и выдержки, - наконец говорит
Игорь. - У меня он тоже есть.

- У всякого человека есть еще голова, - отвечаю я, - У тебя она тоже
есть.

Игорь угрюмо смотрит в сторону и цедит сквозь зубы:

- Бесполезный разговор.

- Но Алка тебя любит. И потом Димка. Что ты делаешь?

- Я все понимаю.

- Но не все мне говоришь.

Игорь молчит.

- Ты Алле сказал о своем решении?

- Она мне сказала о своем решении!

- Она тебе уже тысячу раз это говорила. Что ты ей ответил?

- Ответил, что согласен.

Теперь мы уже оба молчим.

Да, дело серьезное. Никогда еще Игорь не отвечал на Алкины выходки
согласием. Раньше он всегда отшучивался и успокаивал ее. И теперь я не знаю,
что сказать. И, честно говоря, не убежден, что Игорь действительно спятил. С
Аллой жить трудно, она невозможно вспыльчива, подозрительна и замучила Игоря
ревностью.

Когда я думаю о таком конфликте спокойно и абстрактно, то понимаю, что
разводы бывают разные и иногда это лучший выход. Но сейчас я не могу думать
об этом спокойно и тем более абстрактно. Игорь мой друг, самый близкий друг.
И его развод - это разрушение какой-то частицы моей собственной жизни,
привычной, усвоенной и потому, как мне кажется, правильной, необходимой. И
еще мне кажется, что Игорю будет плохо, и Алле, и Димке. Всем! И мне тоже.
Хотя, может быть, я не прав и Игорю будет лучше? Но в то же время я
чувствую, что в моих словах и советах нет веских аргументов, да и быть не
может. Мне попросту не хватает жизненного опыта, и потому нет ясной позиции
в этом сложном конфликте. Что я могу посоветовать Игорю? Что я должен от
него требовать?

Но сейчас меня беспокоит не это. И я неуклюже и высокопарно спрашиваю:

- Ты полюбил другую? Только честно.

Игорь пожимает плечами.

- Я не предлагал развода. Предложила Алла.

- Ты не ответил на мой вопрос.

- Я не предлагал развода, - с ноткой раздражения упрямо повторяет
Игорь.

Но тут звонит один из телефонов. Это Кузьмич. Он приказывает мне и
Игорю явиться к нему.

В кабинете начальства мы застаем Валю Денисова.

- А ну повтори, - велит ему Кузьмич, когда мы с Игорем усаживаемся
возле его стола.

Валя спокойно повторяет:

- Все перечисленные в таблице граждане, как я уже говорил, выехали в
неизвестном направлении. Словом, исчезли.

- Выехали одновременно?

- Почти.

Наступает длительная пауза. Мы с Игорем пытаемся переварить эту
неожиданную и странную новость. Да, странная новость. Вернее, даже не
странная, а подозрительная. Я тут же вспоминаю конец той записки: "...когда
соберутся все".

- Выходит, Николов протрубил сбор, - говорю я.

- Или его самого вызвали на сбор, - возражает Валя и добавляет: - В
любом случае тут что-то нечисто.

- Вот что, - говорит наконец Кузьмич и обращается к Вале: - Свяжись со
всеми четырьмя городами. Пусть наши хлопцы там пошуруют. Наверное, кто-то из
этих людей выехал в командировку или, допустим, к родным. Выехать в не
известном никому направлении они не могли.

- Слушаюсь, - коротко отвечает Валя.

- В Пунеж этот самый тоже позвони, - веско добавляет Кузьмич. - Теории
теориями, знаешь.

Я смотрю на часы. Мне пора: Варвара, наверное, уже вернулась с фабрики.

И вот я снова еду к Варваре. Серый короткий день незаметно и бистро
кончается. Еще только пять часов, но небо уже непроглядно темное, на улицах
медленно загораются фонари, вспыхивают витрины магазинов. Ветер стих, падает
снег, мокрый, крупный и совсем редкий. Под ногами густая слякоть, ее только
завтра начнут соскребать с тротуаров. Мокрая грязь веером разлетается из-под
колес проносящихся машин, и прохожие озабоченно жмутся к домам.

Вот наконец и моя остановка. Я поспешно выскакиваю из троллейбуса и
оглядываюсь. Напротив, через улицу, темнеет громада знакомого дома с черной
дырой подворотни. В окнах Варвары сквозь занавески виден желтоватый свет.
Некоторое время я наблюдаю за этими окнами и одновременно обдумываю, как
вести разговор.

Итак, Варвара знает Николова. Что она о нем знает, откуда? Вот это и
надо выяснить. Это самое главное. О Мушанском я решаю ей не напоминать без
особой необходимости. В конце концов, откуда он знает мое имя, это сейчас не
так уж важно. Кроме того, я не верю, что Варвара дала Мушанскому "подвод",
специально указала на Николова. Скорей всего она случайно о нем
проболталась. Но она Николова знает, вот что важно.

Я захожу в подворотню и сразу тону в густой и вязкой ее темноте. И тут
же на меня с воем налетает ветер. Я к этому уже готов и все-таки с большим
трудом, согнувшись и придерживая шляпу, преодолеваю его напор. Удивительное
место эта подворотня. Я бреду вслепую, шаря по холодной выщербленной стене
справа от себя. Дверь, обитую старой клеенкой, я нахожу не сразу. Потом
долго нащупываю маленькую холодную кнопку звонка.

Дверь открывается внезапно и, как мне кажется, бесшумно. В освещенном
проеме я вижу Варвару. Она зябко кутается в платок и не сразу узнает меня.
Узнав, весело говорит:

- Заходите, заходите скорее. Жуть как дует. Давно не видались. Я уже
подумала, забыли.

И вот мы снова пьем чай в знакомой до мелочей кухне. После всяких
пустяковых разговоров и воспоминаний - Варвара безмерно горда своей ролью в
задержании этого негодяя Мушанского и воспоминания о нем, оказывается,
нисколько ее не тяготят - я, выбрав момент, как бы между прочим спрашиваю:

- Кстати, вам не знаком человек по фамилии Николов?

Варвара удивленно смотрит на меня.

- Знать не знаю. И не слышала даже.

Я чувствую, что она не лжет, она действительно впервые слышит эту
фамилию. Но тогда... все очень странно.

- Попробуйте вспомнить, Варя, - прошу я. - Он, наверное, ухаживал за
вами или пытался, во всяком случае.

- Да мало ли их! - беспечно машет рукой Варвара. - Пруд пруди. Может, и
этот попадался. Паспортов они мне не предъявляют. Там штамп стоит. А они все
одинокие, - она заразительно смеется. - Как вы говорите, Николов?

- Его зовут Иван Харитонович, - торопливо добавляю я, поняв свою
ошибку.

- А-а... - в глазах ее появляются веселые искорки. - Помню, помню.
Встречались, как же.

- Кто же он такой?

- Да на фабрику к нам приезжал. Забыла уж, из какого города. Ихний торг
его послал, что ли. Длинный такой, худой и лысый. Ничего кавалер, а? - Она
прыскает от смеха.

- Он вас куда-нибудь приглашал?

Варвара смущенно усмехается, при этом слегка краснеет, но тем не менее
отрицательно качает головой.

- Никуда я не пошла.

- А если честно, Варя?

- Ну... в ресторане была. Что тут такого?

- Он рассказывал вам о себе?

- Да ничего он не рассказывал, - сердито отвечает Варвара. - Вина
подливал да о чувствах говорил, старый хрыч. Чтоб он подох. У него денег
куры не клюют. Сама видела. А потом он достает коробочку. В ней знаете чего?
Браслет! Ой, какой! - Варвара от восхищения даже прижимает ладони к лицу и
закрывает глаза. - Умрешь.

- И он вам этот браслет подарил?

- Совал, - с неожиданной брезгливостью отвечает Варвара. - Только я не
продажная. Я любить человека должна. Тогда меня и без этих камушков взять
можно.

Я невольно вспоминаю громадного, вихрастого, самодовольного дурака
Толика, его разбитый кулак и налитые кровью глаза. Видимо, Варвара тоже
вспоминает о нем и густо краснеет.

- Не взяла я его браслета, - тихо говорит она, опустив глаза. - Вот,
честное слово, не взяла.

- Как же вы с ним расстались?

- А так вот и расстались, - Варвара, не поднимая глаз, насмешливо
улыбается. - С товарищеским приветом. Каждый при своих интересах.

- Он что же, адрес вам оставил, телефон?