Апостольской церкви. Он - личность, он - сила, он - гений! Он - победитель,
который решился судить и казнить короля! А силу - уважают все. Даже я,
которому приходится чаще действовать хитростью. Я, Майкл О'Брайен,
ирландский дворянин, верно служащий Республике Англии, Шотландии и
Ирландии...
да и вообще все, кто хочет прожить жизнь достаточно приятно. Я не могу не
похвастаться - именно так я всегда и делал, потому и дожил до седых волос.
Несколько раз в моей жизни случалось так, что передо мной очень близко
качалась веревочная петля, но каждый раз я вовремя находил способ от нее
отделаться. Один раз я был повешен, но вопреки старой судебной формуле не
стал висеть, пока умру. Я решил нарушить эту дурную традицию... А сколько
раз шпаги готовы были пропороть мне грудь или брюхо?! Черт его знает, не
считал! Один раз какой-то француз лихо вышиб шпагу из моих рук. Я стоял
перед каленым острием его рапиры и полагал, что пора молиться за упокой моей
грешной души, хотя, признаюсь, безнадежное это дело. "Просите пощады,
сударь!" - воскликнул французик, который был большим чудаком... Само собой
разумеется, что пощады я попросил, даже снял шляпу. Потом я весьма учтиво
сказал французику, что готов отдать ему свою шпагу, дабы ему не склоняться
за ней самому. Этот дуралей ответил ответной учтивостью, подобрав мою шпагу.
Когда он нагнулся за ней, я ткнул его ножом в шею, вот и все. Бывали и
другие случаи, где я не без помощи друзей, где сам по себе, где по дурости и
наивности врагов, но всегда делал все вовремя. Разбогател я тоже вовремя,
когда служба этой республике мне стала надоедать. Во-первых, я все-таки
терпеть не могу этих ханжей-пуритан и мне в их хлеву, который они считают
молельней, конечно, скучно. У католиков хотя и врут, но врут красиво, как в
театре. Во-вторых, как мне показалось, наш многопрославленный лорд-протектор
явно стал крениться под ветер, а это ничего хорошего не сулило. Вот тут-то в
пятьдесят четвертом году я и сумел поймать за хвост свою птицу - испанскую
донью, и по совместительству потаскуху, Мерседес. Конечно, все это было не
просто, до этого мне немало пришлось поработать, но в конечном итоге все
стало на свои места. Один из проходимцев, некий Алонсо, помог мне найти этот
куш, случай дал в мои руки координаты остро
на судьбу, хотя бывало, конечно, и так, что приходилось работать самому, не
уповая на Провидение. Остров, где почти неделю благополучно прожили в
благоденствии донья Мерседес, ее наперсница и служанка Росита, а также
черномазый поросенок по имени Мануэль, дал мне капитал в полтора миллиона
фунтов. Я вернулся в добрую старую Англию, приведя с собой два трофейных
фрегата - французский и голландский, на борту которых было аккуратно
упаковано все мое состояние. Привез я в Англию и своих пленниц вместе с
негритенком. Несколько раз я подумывал о том, чтобы отправить всех троих за
борт, однако некое чувство признательности, которое я питал к Мерседес, не
позволило мне этого сделать. Я привез ее в Портсмут, после чего женился на
ней. Здесь меня ждал неприятный сюрприз: испанка, как оказалось, была
беременна. Она сообщила мне эту новость, и мы долго размышляли с ней как
быть. Спустя положенный срок она родила мулата, причем через день после
того, как ее служанка Росита принесла точно такое же дитя. Это значительно
упростило дело. Я велел отечески высечь розгами Мануэля, поскольку нельзя же
было оставить дело без поощрения, а затем, призвав священника, обвенчал
Мануэля с Роситой. Это я сделал вовремя, так как обоих младенцев можно было
вполне выдать за близнецов. Росита нянчила всех троих негритят с превеликим
удовольствием. Не мудрствуя лукаво, я дал Мануэлю фамилию Джонсон, которую
стали носить его несколько побелевшие потомки. Когда отец и его сыновья
подросли, они стали прекрасными лакеями.
монастыре Эспириту-Санто, поскольку этот рыжий, веснушчатый Педди не умел
говорить ни на каком языке, кроме испанского, да к тому же был обречен на
монашескую рясу. Меня это не устраивало. За полторы тысячи песо я вызволил
его из лап монахов и привез в Англию. Здесь он научился говорить
по-английски, но ирландскому языку я его учить не стал, так как чертовски
хотел, чтобы мой наследник числился англичанином. В 1665 году я ушел в
отставку, поскольку назревавшая война с голландцами меня мало устраивала. До
этого я одним из первых во флоте присягнул Стюартам, вернулся в лоно
католической церкви и от всех получил прощение и отпущение грехов. В
семьдесят четвертом году, когда Нью-Амстердам вновь стал Нью-Йорком, я
послал туда своего сына, дабы он смог основать там дело. Пат оказался весьма
способным к коммерции и приумножил выделенные ему на торговлю с ирокезами
деньги. Я послал его туда вовремя! Семь его факторий на побережье - это
неплохо. Когда он получит в наследство три моих суконных мануфактуры,
двадцать пять лавок, ссудную контору и еще кое-какие мелочи, я думаю, он
найдет им нужное применение. Когда три дня назад в Лондон прибыл под видом
простолюдина русский принц или герцог, которого, кажется, зовут Питер (вот
уж не думал, что у татар христианские имена!), мой отпрыск подбросил мне
мысль установить связи с Московской компанией... Герцог московитов, кажется,
собирается строить корабли, лить пушки, с кем-то воевать, а для всего этого
ему может понадобиться разная дребедень. Есть возможность подзаработать не
меньше, чем в Вест-Индии!
за сорок, он, я полагаю, справится с этими делами лучше, чем я... Умирать
тоже нужно вовремя...
таинственных перстенька, которые могут дать мне такую силу и власть, какой
позавидовали бы все короли мира
после поимки Мерседес. Тогда я еще не знал о них ничего.
золотой страны Эльдорадо, которую я предпринял, будучи совсем молодым
офицером на испанском корабле, которым командовал сеньор Гильермо Безносый.
Это был странный человек, все время выбиравший между честной жизнью и
пиратством, а потому не преуспевший ни в том, ни в другом. Ему не стоило
вообще ввязываться в авантюры, ибо для них он был слишком прямодушен и
благочестив. Но для честной службы Его Католическому Величеству он был
слишком романтичен и не любил рутины, субординации, порядка... Он хотел
разбогатеть, но при этом остаться с чистыми руками. Если для меня, человека
практического склада, богатство было целью, а поиски - средством, то для
него все было наоборот. К сожалению, об этом я узнал лишь после того, как
ввязался в безумно опасное, но совершенно бессмысленное путешествие к
верховьям Ориноко на гребном баркасе.
другую половину, дабы удвоить свою долю добычи. Сеньор Безносый набирал свою
команду по самым мрачным притонам Испанской Вест-Индии, не брезгуя ссыльными
и каторжниками. Он хотел сделать их счастливыми. Дон Кихот Ламанчский, не
правда ли?
змей и пауков, а двоими даже полакомились кайманы, те, у кого хватило
здравого смысла не соваться дальше в этот "зеленый ад", попросту угнали
баркас, бросив нас четверых на берегу этой сумасшедшей реки на съедение
москитам и прочей дряни. Не знаю, добрались ли они до устья, где нас ожидал
корабль, и дождался ли их первый помощник Безносого. Никогда больше в жизни
я их не видел, как, впрочем, и этого корабля.
взяли меня с собой, полагая, что я слишком предан Безносому. К тому же
именно в этот день, как ни странно, мы решили, что те, кто удрал, оставили с
носом самих себя.
которого был перстень с крестом. Отчего-то Гильермо подумал, что мы почти у
цели и Эльдорадо где-то неподалеку. Напрасно я разубеждал его, указывая на
то, что перстень с крестом скорее всего снят с какого-нибудь
дурака-европейца, подобно нам забравшегося в это чертово место. Сеньор
Безносый имел неудержимую фантазию, и потому придумал себе в утешение версию
о том, что некие конкистадоры лет сто назад нашли Эльдорадо и устроились там
на постоянное жительство.
сладкий миф, который застилал им глаза и заставлял надеяться на то, на что
надеяться не следовало. Оба они умерли после того, как еще месяц пробирались
вместе с нами все дальше к верховьям, хотя никто, разумеется, не знал, где
эти верховья находятся.
кое в чем ошибся. Мы забрались уже так далеко, что выбираться было поздно.
Видимо, сеньор Гильермо до того переживал свою ошибку, что однажды ночью
взял и повесился, предоставив мне самому решать, что делать дальше. Уже за
это я ему благодарен. На память о нем я взял перстенек с крестом, который
надел на безымянный палец левой руки.
Дело в том, что Ориноко - река очень странная. Она сперва течет с востока на
запад, потом поворачивает под 90ё и течет с юга на север, и наконец, сделав
еще один поворот на 8 румбов, течет с запада на восток, к океану. Мы,
естественно, начиная от устья, прошли все в обратном порядке, то есть сперва
плыли с востока на запад, потом - с севера на юг, и наконец - с запада на
восток. В моем полубредовом сознании мелькнула мысль, что к океану я выйду
быстрее, если полезу дальше в горы.
точку на карте и с гордостью показать: "Вот, джентльмены, это то самое
место, где я первый раз умер!" Да, там я должен был умереть и быть сожранным
грифами, червями и прочими любителями падали. Но меня не съели даже индейцы,
наткнувшиеся на мой обтянутый кожей и обрывками одежды скелет, в котором по
непонятному недоразумению еще билось сердце. Возможно, они не питались
человечиной вообще, а возможно - не сочли меня аппетитным. Мяса на мне,