read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



возбуждения в коре головного мозга. Конечно, после необходимой компьютерной
обработки и мониторинга.
- О! - Кажется, он был удивлен. - У вас весьма широкий кругозор, Дмитрий
Григорьевич! А с работами Грейвса вы не знакомы? Это американский психиатр,
который первым экспериментировал с томографом.
Пришлось с виноватым видом развести руками. Все знать - увы! -
невозможно. - Так вот, Грейвс предлагал испытуемым перемножать простые числа
- скажем, два на три - и следил на мониторе за состоянием коры. Работали,
как и полагалось, лобно-теменные очаги логического мышления, вот эти. -
Косталевский провел ладонью от висков к макушке, пригладив свою белоснежную
шевелюру. - Затем Грейвс предложил испытуемым по пять долларов за правильный
ответ, и тут же в работу включились затылочные доли, а когда ставка
поднялась до сотни долларов, кора на мониторе пылала! Представьте, трудились
все центры, включая зрительные! Кстати, такое явление наблюдается у
шизофреников? И о чем это нам говорит? - О мощи внешних стимулов, -
отозвался я. - О том, что внешний импульс - зрительный, тактильный, звуковой
- может возбудить кору, породив определенное желание. Что и происходит чуть
не всякий миг. Скажем, увидел я девушку со стройными ножками и? -? и вы все
же не бросаетесь на нее и не срываете одежду. Вы контролируете свое желание,
сколь бы соблазнительные ножки ни привиделись вам. А почему? Всего лишь
потому, что возбуждаются определенные центры коры - новообразование нашего
мозга, приобретенное недавно, вместе со способностью к абстрактному
мышлению. Но кора - очень тонкий субстрат; под ней лежит подкорка, вселенная
инстинктов и неосознанных желаний, область иррационального, где бродят
древние ужасы и побуждения, накопленные за миллионы лет? Теперь представьте,
что имеется внешний стимул, вызывающий резонанс между осознанным и
неосознанным желанием? мощнейший резонанс? а стимул, например, такой? - Он
выложил на стол два футлярчика, с белым и желтым амулетами.
Слушая его, я испытывал истинное наслаждение. Не от смысла произносимой
речи, который был довольно страшен, а от манеры общения с собеседником, от
мерного, спокойного речитатива, от всей атмосферы научной дискуссии, столь
приятной и привычной для меня. Последние пару лет я общаюсь со своим
компьютером, а не с коллегами по работе; ну а еще с заказчиками, среди
которых попадаются достойные люди наподобие Мартьяныча, но голод мой им не
утолить. Я уже почти позабыл, как приятно потолковать о чем-нибудь этаком? О
пространствах Банаха, о кривых Пеано или о резонансе между сознательным и
подсознательным. Хотя бы об оологии? Мне пришлось сделать усилие, чтобы
вернуться к теме разговора. - Резонанс, упомянутый вами, может быть
следствием как искусственных, так и естественных стимулов?
- Да, разумеется. - Веки Косталевского опустились.
- Скажем, иррациональный страх перед огнем, высотой, стихийным бедствием?
Ужас, когда рассудок человека помрачен, и он мчится куда-то, не разбирая
дороги, не думая о погибающих близких, с одной лишь целью - спастись,
убежать? - Хороший пример? Да, именно так, Дмитрий Григорьевич. Я мог бы
сотворить гипноглиф страха, но это оказалось бы самым жутким из моих деяний.
Более жутким, чем? - Профессор резко оборвал фразу, словно чего-то испугался
или не желал о чем-то вспоминать. Были, видимо, вещи, не предназначенные для
обсуждения за чашкой кофе. С минуту он сидел, рассматривая эту самую чашку,
затем с нарочитой медлительностью произнес:
- Вы ведь уже поняли, Дмитрий Григорьевич, что я ничего не хочу отдавать?
Ни гипноглифы, ни тем более технологию их производства? кроме того, что уже
отдал? - Почему?
Это был вопрос ребром, и Косталевский постарался на него ответить - не в
рамках лекции, а вполне нормальным языком. Ему, похоже, было больно и
стыдно, и я его понимал: мне ведь тоже в не столь отдаленные времена
довелось моделировать последствия ядерных атак и ракетных ударов со
спутников. Мы были с ним, как говорится, две горошины из
военно-промышленного стручка: он - убийца-психолог, а я - убийца-математик.
Но совесть у нас еще оставалась: мы оба не желали продаваться за тридцать
иудиных сребреников. Даже за триста тридцать, перечисленных в банкирский
дом ?Хоттингер и Ги?.
Из слов Косталевского получалось, что его лаборатория была как бы
диссипированным объектом - иными словами, распределенным в пространстве
между несколькими структурами. Формально она входила в штат
Психоневрологического института, но числились там Арнатов, мой бывший сосед,
да пара девочек-лаборанток. Сам Косталевский являлся профессором Первого
меда , преподавал на кафедре
нервных болезней, а остальные сотрудники были сплошь военными инженерами и
врачами, приписанными кто куда, от Академии тыла и транспорта до воинской
части в кронштадтском гарнизоне. Состав лаборатории не был постоянным; время
текло, особых успехов по части псионики не наблюдалось, одни специалисты
уходили, другие приходили, менялось оборудование, но куратор оставался
неизменным: Комитет государственной безопасности в лице генерал-майора
Зубенко, руководившего Главным управлением аналитических исследований.
Оттуда, из управления, из Москвы, сочился ручеек дотаций, мелевший с каждым
годом; потом он полностью иссяк, когда КГБ превратилось в ФСБ, а генерала
Зубенко уволили в почетную отставку. По слухам, он на пенсионных лаврах не
дремал, а ринулся в коммерцию, то ли в металлы, то ли в бокситы, а может,
в ?Росвооружение?. Словом, ценный кадр, опытный, проверенный.
А лаборатория, лишившись покровителя, вовсе захирела, люди разбежались,
кроме приписанных к Бехтеревке Сержа Арнатова, лаборанток (уже не девочек, а
солидных матрон) и престарелого химика-пенсионера, трудившегося из любви к
искусству. Но через год стагнации и упадка явился вдруг Иван Иванович
Скуратов, ходивший тогда в подполковниках, и деньги потекли рекой. А с ними
- импортное оборудование, всякие энцефалографы и томографы, компьютеры и
сканеры, лазерный модуль для операций на мозге, а также крысы, собаки и
шимпанзе в неограниченных количествах. Вот тут что-то и начало получаться -
все же Косталевский был голова! А Сергей, его ученик и верный сподвижник -
руки. В эти руки в нужный час и передали контейнер с гипноглифами, а заодно
- магическое заведение, дабы проверить теорию на самой широкой практике. И
стал Арнатов Сергей Петрович кудесником Сержем Орнати.
Остроносый Иван Иваныч, удостоверившись в первых, пока еще зыбких успехах
своих подшефных, не торопил, выделил на завершающие эксперименты три-четыре
года, а если понадобится, то и больше Существовало множество резонов, чтобы
не гнать волну до времени. Мозг человеческий - штука тонкая, непростая, и
хоть поддается внушению и охмурению, результаты подобных процедур
неоднозначны. Взять хотя бы голубой гипноглиф? Чем не средство от
импотенции? Но импотенция бывает разная, по причинам нервного либо
физиологического свойства, и во втором случае любовный амулет был
бесполезен. Однако и в первом разброс результатов оказался довольно широк. К
примеру, были изготовлены гипноглифы ослабленного действия, не спонтанного,
а как бы пролонгированного, предназначенные для пациентов; их полагалось
носить на виду, чтобы инициировать добрые чувства у окружающих. Так вот, в
одних ситуациях эффект симпатии был долговременным и стойким, а в других
ослабевал в течение нескольких дней, будто мерзкая личность носителя
подавляла искусственный стимул. (Я думаю, так произошло с Танцором, и по
этой причине он не испытывал к Сергею теплых чувств.) Что же касается тех
гипноглифов, которые сам Косталевский считал ?опасными?, то с ними
полагалось обращаться с осторожностью, а отчеты об опытах редактировать, не
доводя до сведения куратора в полном и истинном объеме. Ибо отчеты эти были
весьма впечатляющими, если не сказать страшными: так, носитель черного
амулета воспринимался любым испытуемым в качестве Босса, Хозяина и Вождя,
чье слово - закон, а приказ подлежит незамедлительному исполнению.
Имелись и другие поводы не торопиться. Как утверждал Скуратов, у больших
начальников в Москве были на сей счет свои соображения, причем вполне
понятные и ясные: кто в кресле усидит в очередной перестановке, кто
переберется в Думу, а кто - в кабинет министров. Так что Иван Иваныч,
получивший для демонстрации пару забавных игрушек, ?веселуху? и ?почесуху?,
был вполне доволен, небрежно пролистывал месячные отчеты, не торопил и даже
настаивал, чтобы работа пока велась в режиме строгой секретности и чтобы с
ней на самый верх не выходили: так, меж ним и Косталевским было условлено,
что инициативу начнут проявлять после президентских выборов. Мол, будет
новый президент - он и решит, кому смеяться, а кому чесаться.
Но годы шли, и Александр Николаевич, завершив теоретические изыскания (и
может, даже примериваясь исподволь к различным научным наградам), начал
размышлять о последствиях своих открытий. Известно, что такие раздумья до
добра не доводят; лет пятнадцать назад он стал бы диссидентом, как академик
Сахаров, и кончил жизнь где-нибудь в Сыктывкаре, ординатором областной
больницы. Но времена переменились, и Косталевский, либерал и гуманист,
жаждал потрудиться во славу России и российской демократии. То есть в
девяносто втором жаждал, и в девяносто третьем, и даже еще в девяносто
четвертом, а в девяносто пятом, когда был испытан первый гипноглиф,
сделалось ему не по себе. Чего уж о девяносто шестом говорить? Тут он вконец
испугался, так как в хрустальной башне российской демократии пахло не
либеральным гуманизмом, а пованивало разбойничьей берлогой, где делят
награбленное и режут конкурентам глотки. А под башней, в супротивных станах,
дела обстояли тоже не лучшим образом: там кучковались капиталисты и
анархисты, фашисты и коммунисты, а также прочие мафиози, которых
либерал-профессор на дух не выносил. Вы скажете, попахивает фарсом?
Возможно, но у меня другое мнение. Если профессор Косталевский, российский
интеллигент, ни в грош не ставит российское правительство и не желает
доверять ему своих открытий (в чем я с ним солидарен), то это уже не фарс -
трагедия! Обдумав все со всех сторон, он наконец решил похоронить работу.
Это как будто не составляло труда: он мог уничтожить компьютерные файлы,
гипноглифы и установку для их производства и объявить кураторам, что не
продвинулся дальше ?почесух? и ?веселух?. Ни один его сотрудник, за
исключением Сергея, масштабов разработки не представлял, а в лояльности
Арнатова он не сомневался - то был вернейший из помощников, alter ego,
первый жрец при божестве. Однако мнения жреца и бога разошлись: как
выяснилось, жрец не хотел расставаться с приобретенным благополучием.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 [ 36 ] 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.