Чтение 36–й страницы книги ~Селеста-7000~

"...И вы верите? Как все это хранится у него в условиях невидимости?"

"...А может, просто недоступности визуальному наблюдению?"

"...Так они же зонд запускали. Прошел, как обычно. С ветерком. И
химический состав воздуха - норма".

"...Меня не интересует проблема хранения информации. Вероятно, она
кодируется. Что-нибудь вроде математических моделей и микрофильмов..."

"...Невидимых?"

"...Аллах с ними. Меня интересует проблема записи. Как посылается в
пространство записывающаяся волна и что это за волна, какой частоты и
силы. А может быть, и формы. Волна в принципе может фиксировать любую
запись - теперь это делается с помощью безлинзовой оптики. Как у вас в
голографии".

"...При чем здесь голография?"

"...Притом. Там даже осколок воссоздает все изображение, так и здесь -
касание волны получает информацию о всей записи".

"...Фантастика!"

Кто-то скрипнул стулом. Звякнула тарелка или бокал. И сейчас же другие
голоса:

"...Позвольте вмешаться... Я дую на пиво. Что происходит? Волна. Она
касается борта кружки и гаснет. А почему ваша икс-волна не гаснет, а
возвращается, да еще с прикупом?"

"...А если это не волна?"

"...Вы что пьете, коллега?"

"...Соду-виски. А что?"

"...Оно и видно. Луч, по-вашему? Газовый лазер? Невидимое "зеркало" и
пластинка в "кассете"? Бред!"

"...А может быть, поток частиц? Волнообразность и корпускулярность дают
возможность двигаться по определенной траектории и не расплываться в
пространстве".

"...Извините, коллега, но так можно докатиться и до нейтрино. Ха!"

"...Почему "ха"?"

"...Потому что, коллега биолог, это вам не биотоки и реакция внешней
среды. Это - физика. У нейтрино, мой друг, нет массы покоя. И как вы
направите или остановите этот "записывающий" поток? Никакая сверхэнергия
не создаст нужной стабильности. А сама запись? Вы можете сказать мне о
вращении нейтрино, о его спиральности, о его превращениях, наконец, но не
о записи. Что может "записать" частица, не имеющая никакой структуры?"

Шпагин нажал кнопку магнитофона. Звук погас.

- На минуту прерву передачу. Это не архаисты и не новаторы. Это
любители шахматных трехходовок, подыскивающие среди ложных следов один
решающий. А решения нет.

- Зато есть надежда открыть "черный ящик" отмычкой, - буркнул Рослов.

- У меня скулы сворачивало, когда я прислушивался к этой коровьей
жвачке, - признался Мак-Кэрри.

- Потерпите, профессор: пожуют и нас с вами. - И Шпагин снова включил
запись.

"...И вы верите в эту безмятежную бухточку?"

"...А почему бы нет? Крутизна кораллового плато сама по себе гасит
волну, а на подходе к бухте опора в виде естественного подводного барьера.
Скажем, скопление коралловых массивов, скошенных в сторону океана,
образует своего рода волнолом".

"...А химический состав воды в океане и бухте один и тот же".

"...Не убежден. Исследовательский эксперимент мог быть поставлен
традиционно. Химия одна и та же, а молекулы не идентичны. Может быть, мы
имеем дело с аномальной водой".

Снова шепот Шпагина в микрофон:

- Знакомьтесь: архаист и новатор. Еста Крейгер из Упсалы и Юджин Бревер
из Гарварда. Следуем далее.

Два звонких голоса, молодых и пьяных:

"...Не верю - раз, не верю - два, не верю - в периоде".

"...Во что?"

"...В остров. В магнит. В призраки. В Пилата, в Билли Кривые Ноги... и
кто там еще?"

"...Кентавр! В кино ходишь? А вдруг русские изобрели безэкранное кино и
Мак-Кэрри пайщик?"

- Ну, а где же союзники, кроме Бревера? - взмолилась Янина.

Шпагин без звука прокрутил ленту и снова включил запись. Новый голос,
пойманный на обрывке реплики, продолжал:

"...Двести лет назад наука не могла объяснить феномен "падающих звезд"
- метеоритов, сто лет назад - феномен появления комет. Нынче не можем
объяснить, что такое неопознанные летающие объекты, и прячемся за
спасительное "не верю". Не ссылайтесь на парадоксы, господа. Парадоксы
возникают как раз тогда, когда наука вплотную подходит к неизвестному".

- Это Джон Телиски, - сказал Шпагин и снова прокрутил пленку. - А вот
еще один союзник - Анри Пуассон из Парижа.

"...Собрались великие, вещают гении: не верим! А ведь когда-то ни лорд
Кальвин, ни астроном Ньюком - люди не мельче нас - не верили, например, в
возможность полетов в воздухе. Теперь же "самолет" - одно из первого
десятка слов, которые заучивает полуторагодовалый ребенок".

- Стоп! - сказал Рослов, выключая магнитофон. - У меня, как и у сэра
Сайруса, тоже сводит скулы от коровьей жвачки. И от противников, и от
союзников. Столкнем их лбами на коралловом рифе!

Рослов обмолвился. Он подразумевал "столкновение лбами" с Селестой. А
до этого во время поездки на полицейском катере и противники и союзники
были до приторности любезны и с первооткрывателями, и друг с другом. Не
инспекционная поездка, а дипломатический экскурсионный вояж.

О Седеете не вспоминали, будто его и не было. Говорили о жаре, о
мертвом сезоне на Бермудах, о курортных порядках и качестве шотландского
виски, благоприятного для любителей во всех климатических условиях. Только
когда катер подошел к патрульной зоне и, не отваживаясь заплывать в
контролируемые Селестой воды, пересадил своих пассажиров на сопровождавшие
его две весельные шлюпки, а коралловый островок уже сверкнул у горизонта
белой чайкой на пенистой океанской волне, запретная тема словно разомкнула
уста.

- Это и есть ваш Невидимка? - спросил у Янины ее сосед.

- Почему Невидимка? У него есть имя.

- И вы думаете, что оно будет признано наукой?

- Почему нет? Оно благозвучно, легко произносимо на всех языках, а
главное, семантически точно.

- А что такое "семантически"?

- От слова "семантика".

- Понятия не имею.

Янина внимательно оглядела соседа: тропический костюм, шорты, золотые
очки, не менее сорока на вид, позади колледж, по меньшей мере два
университета, частная лаборатория, ученая степень.

- Семантика, - снисходительно пояснила она, - это область науки о
языке, занимающаяся смысловым содержанием слова.

- Понимаю. Ваша область лингвистика?

- Нет, кибернетика. Биокибернетика, - улыбаясь, уточнила Янина.

- А я только физик и горжусь этим.

- Ограниченностью?

- Почему? Просто я не признаю эклектики в науке.

- А вдруг будущее за эклектикой? Химия уже тесно соприкасается с
физикой, а биология с математикой. И вы едете сейчас к величайшему из
эклектиков мира.

- Не понимаю.

- К Селесте.

Шпагин и Рослов сидели в другой шлюпке, против Юджина Бревера и
Крейгера из Упсалы. Разговор был общий.

- Все живое доступно наблюдению, - горячился швед. - "Невидимка" Уэллса
- нонсенс. Живое и невидимое несовместимы.

- А если не живое?

- Могу представить себе энергию мыслящей машины, но не могу даже
вообразить мыслящей энергии.

- Мы тоже не можем, - сказал Рослов, - и объяснить не можем. Но тем не
менее она существует.

- Не верю.

- Вы, кстати, не верили и в изоляцию акватории бухты, - сказал Бревер.
- Мы подходим к ней. Видите? А вот здесь и гаснет волна. Именно здесь, под
нами, где наверняка проходит подводный волнолом скошенных в сторону океана
коралловых рифов. Идеальный гаситель. Вы измеряли глубину? - обратился он
к Рослову.

- Здесь? - переспросил Рослов. - Не уверен. Какие-то глубины
измерялись, но где - не знаю. Этим занимался Смайли. А меня лично
интересует только феномен Селесты.

- Вы правы, - согласился Бревер. - Это самое важное. Но прав и
Мак-Кэрри. Его уникальный институт не мечта, а потребность. Здесь найдется
работа ученым всех специальностей.

Шлюпки тем временем подошли к сооруженному Смайли причалу, ученые
поднялись на плато острова и при виде тента со столиками буквально ахнули
от восторга; со стороны моря это сооружение Смайли не смотрелось: его
закрывал белый, косо вздернутый коралловый гребень.

- Кафе "Селеста", - сказал кто-то.

- Браво, Мак-Кэрри!

- Хозяйничайте, - отмахнулся тот, - каждый сам себе бармен.

Открыли ящики, вынесенные на берег, растащили по столам - кто виски,
кто джин, кто мартини, кто сифоны с содовой и сельтерской. Анри Пуассон
самоотверженно рубил лед в контейнерах, соотечественники Бревера Кен
Чаррел и Джимми Спенс смешивали коктейли, а поклонник немецкой кухни
Баумгольц вскрывал одну за другой жестянки с пивом и консервированными