профессор.
гонял? Где вы их будете искать? Вы понимаете, что к тому времени ваш Матя
будет недосягаем. Машина начнет крутиться, найдутся люди и деньги - и мы
сделаем эту бомбу. Я знаю, что мы сделаем, У нас есть такие головы, такие
головы... и они хотят работать и их нетрудно убедить в том, что они спасают
родину.
Он хочет быть великим изобретателем атомной бомбы и в то же время трясется в
ужасе оттого, что станется с ним, если этот великий - а это воистину великий
план - провалится. Тогда через год или два вспомнят, что он жил в Италии и
даже носил гитлеровские усики. Для него бомба - спасение! Ради нее он пойдет
на все...
отправился в столовую.
надежда. Где моя трость? По дороге мы с вами должны отыскать укрытие для
револьвера.
знаем - а вдруг в коридорах уже обыскивают прохожих.
лазила за ним под биллиард, в том был элемент игры, а в игре всегда можно
сказать: я с вами больше не играю, и пойти домой. А слова Александрийского
звучали предупреждением - никто с тобой играть не намерен.
молодую спутницу, дотронулся до рукава блузки и сказал:
я зас возьму под руку? Учтите, что у нас с вами платонический роман - в иной
вид романа никто не поверит.
сказал профессор. - Вперед!
одиночестве и никто не смел к нему приблизиться.
лучше, - успел сказать Александрийский, прежде чем они разошлись к своим
местам. - После обеда встречаемся у медведя!..
наклонившись к его уху, прошепталаз
оказался рядом с Максимом Исаевичем, он оживленно с ним беседовал. Лидочка
сразу перестала слышать, о чем щебечет Марта, она уловила тот момент, когда
Матя поймал взгляд Алмазова и в ответ на его кивок склонил голову. Лидочка
посмотрела на Александрийского - тот подмигнул ей - он тоже видел немой
разговор Алмазова и Мати.
Марта. - Мы до революции жили в Таганроге, тогда еще не было карточек, ты не
представляешь, сколько там было разной рыбы. И куда это все подевалось?
со своего места и поспешил следом, но был от двери возвращен на место. На
Лидочку он не глядел. Матя продолжал сидеть. Принесли котлеты, Котлеты были
вялыми, они разваливались под нажимом вилки.
головой. Он был прав - если Лидочка сейчас выбежит в пустую гостиную, она
неизбежно привлечет к себе внимание Алмазова и Мати.
несладкий и чуть теплый. Первые из обедающих стали подниматься и потянулись
к выходу,
здесь был такой компот, что ложка стояла, ты представляешь?
сам смеялся. Александрийский вежливо и тонко улыбался. Потом пошел к двери.
Ему снова пришлось задержаться - его окликнул незнакомый Лидочке господин,
сидевший за столом академиков. Видно, недавно появился.
гостиную. Ни Мати, ни Алмазова там не было.
глине были измазаны башмаки Мати. Лидочка подняла кусочек. Он был почти
сухой.
в эту глину?
сюда с моих галош, - сказал Александрийский. - Куча этой глины лежит по
дороге к тригонометрическому знаку. Когда мы ходили туда вчера вечером, я
наступил в эту грязь. И, наверное, не я один.
уликах, - сказал профессор. - Вы нашли наших недругов?
совсем по-разному ее понимаете.
теплиц, заброшенных недавно на волне коллективизации огородов, к
тригонометрическому знаку.
ходу, поэтому они часто останавливались передохнуть.
пальто носовой платок я промокал им нос. Лидочка подумала, что в детстве ему
строго внушали, что хорошие мальчики не сморкаются на людях. И ей хотелось
сказать: "Павел Андреевич, сморкайтесь, после революции это разрешили", по,
конечно, она не посмела так сказать.
атомной, это название не хуже любого другого - на самом деле серьезна.
Наверное, вы, Лидочка, решили, что Матя набивает себе цену и морочит голову
нашей секретной полиции.
в Италии, если бы он был обманщиком.
знаю уже много лет - одно время он был моим студентом. Крайне способен,
почти талантлив. Из таких получаются неплохие директора институтов и ученые
секретари, но никогда - гении... Матя умеет думать. Он овладел логикой. К
тому же у него замечательный нюх на новое, на перспективное, что может
принести ему выгоду... Впрочем, я несправедлив. Я недоволен им и потому
стараюсь его принизить... Вам не холодно?
стороны. Он никогда не становится участником, он всегда - наблюдатель. А в
этом есть преимущества - ты сохраняешь способность к трезвой оценке
происходящего. Знаете, я думаю, что ни Ферми, ни Гейзенберг, ни Бор - никто
из них не догадывается о том, к чему пришел Матвей. Он увидел в их движении
к цели закономерности, которые они сами, в азарте труда и открытий, не
замечали. И поверьте, сейчас открытия в ядерной физике сыплются, как из рога
изооилия. Матвей связал две несовместимые для остальных проблемы - мировой
политический кризис, войну, до которой мы докатимся через несколько лет, и
возможности ядерной физики. Более того, я подозреваю, что своими выводами он
ни с кем не стал делиться. Он унес конфетку в уголок, стал ее жевать и
рассуждать - а где дадут целый торт?..
держа в зубах большой орех.
часов в спорах - он старался привлечь меня к себе в союзники, ему нужны
более солидные имена, чем его имя... И знаете, он меня убедил. Я совершенно
и бесповоротно верю в возможность создания супербомбы на основе реакции
деления ядер урана. Никаких чисто физических возражений этому я не
обнаружил. Боюсь, что не обнаружат и другие ученые, И при организационных
способностях, силе убеждения и напористости Матвея работы над бомбой могут
начаться в ближайшее время. Если не заговорит Полина.