палеограф не имел права вторгаться в мир ее мечтаний.
мобилизация.
мобилизацию Россинский устроил ей назло.
ее ради сотрясения воздуха, - сказал палеограф. - Я пойду, Иорданский
привез газеты и слухи. Говорят, что австрийские войска уже подходят к
Белграду.
экспедицией. Но мысль о неизбежном развитии романа подвигла Андрея на
немедленные действия.
князе Мстиславе Удалом и даже не о варяжской теории, а о национальном
характере пруссаков, которые, вернее всего, бросятся на поддержку своих
родственников - австрияков, а также о несчастной судьбе южных славян, еще
томящихся под гнетом выжившего из ума Франца-Иосифа, Андрей тихо прошел к
себе в палатку и собрал заплечный мешок. К счастью, он не брал в
экспедицию чемодана.
взгляд его, которым он обозревал склон кургана и берег озера, упал на
патетическую тонкую фигурку Тилли, которая сидела на берегу и ждала своего
неверного возлюбленного, видно, окончательно решив сегодня ночью пасть
спелой вишней к его ногам. Андрей испугался, что Матильда обернется и его
увидит.
их опись. Там он оставил записку Авдееву, что, к сожалению, ему надо
срочно возвращаться в Москву и он, не желая смущать остальных, сделал это
по-английски. Он надеется на прощение господина профессора и его супруги.
деревню и вышел на большак. От шагов поднималась сладковатая пыль, звенели
комары, неяркая на бесцветном небе луна часто скрывалась за быстрыми
ажурными облаками.
монастырской гостинице, а на следующий день добрался до Вологды.
возбужденные люди с трехцветными кокардами в петлицах. Андрей еле достал
билет до Москвы. Станция была переполнена народом, первый эшелон с
новобранцами уходил на запад, играли сразу десяток гармошек, голосили
бабы, гимназистки вручали новобранцам цветы. Кончалось 1 августа - в тот
день Германия объявила России войну.
* * *
Москве. Каждый день приходили все более ошеломительные новости. Лишь два
дня отважная Россия, поднявшая голос в защиту маленькой Сербии, оставалась
одна перед лицом могущественных врагов. У манифестов государя, наклеенных
поверх названий опереточных спектаклей на круглых афишных тумбах, а то и
на стенах домов, толпились люди. Наконец телеграф принес долгожданную
весть - Россия не одинока! Через два дня Германия начала войну против
Франции, и на следующий день гордый Альбион сообщил человечеству, что
встает на защиту демократии и свободы против немилосердных гуннов.
британского консульства и даже купил английский флажок, которым размахивал
в ожидании вышедшего к русскому народу консула, забыв о прошлогоднем
предсказании отчима. Страх за близких, охвативший Андрея под Белозерском,
быстро миновал, потому что любому человеку было очевидно, что германцы и
австрийцы перед лицом подобной боевой мощи и единения благородных наций не
продержатся и месяца. Наши части уже готовились к вторжению в Восточную
Пруссию, сербы отчаянно сопротивлялись, а бельгийская армия совершала
чудеса героизма.
его усилия потребовались пока что в самом университете. В течение двух
недель Андрей с другими добровольцами участвовал в оборудовании госпиталя,
под который было выделено одно из университетских зданий. И работа эта
была нешуточная, так как в первые же дни обнаружилось, что в
бюрократической России существует громадный разрыв между благими
намерениями и возможностями. Все, от железных коек до постельного белья и
полотенец, надо было где-то доставать, выпрашивать, требовать, вымаливать
и лишь затем привозить и устанавливать.
Мани он получил ответную телеграмму:
приезда. Береги себя. Твой долг учиться.
еще не решил, как принести наибольшую пользу Отечеству.
Лидиной мамы. Видно, она уже знала о существовании Андрея и сочла
необходимым не волновать молодого человека в столь опасное и трудное
время. Евдокия Матвеевна писала, что Лидочка должна вернуться в Ялту в
начале августа.
примеру некоторых своих товарищей, чтобы успеть принять участие в
окончательном разгроме германских агрессоров и войти в Берлин вместе с
победоносными союзными войсками, Андрей все же решил сначала съездить на
родину. Ведь не исключено, что его участие в освободительной войне будет
роковым и до внезапной смерти он никогда более не увидит ни тети Мани, ни
прекрасной Лидочки, ни Глаши.
билет до Симферополя. Движение войск, припасов и оружия по стране сразу же
нарушило привычную строгость расписаний, и Андрею пришлось простоять почти
час в кассе Курского вокзала, прежде чем он достал билет в жесткий вагон.
госпиталя пообедать. Тетя располнела, серебряных нитей в ее темных волосах
стало больше, ноги опухли, и при ходьбе она переваливалась как утка. Она
была безмерно счастлива его приезду, потому что ее замучили подозрения, не
ушел ли Андрюша в действующую армию, где его сразит немецкая пуля.
которой требовала его немедленного приезда по причине своего сердечного
приступа. Тетя уже три раза ходила на почту, чтобы послать телеграмму, но
мысль о том, что она солжет Андрюше даже ради высокой цели, настолько была
противна ее христианскому сознанию, что она в слезах возвращалась домой,
так и не решившись на обман.
его, поспешила к себе в госпиталь, где без нее никто ничего не мог
сделать.
оказавшись в своей комнате, надолго задержался. Тетя, стирая там пыль,
ничего никогда не трогала с места. Это был как бы маленький музей
племянника. А так как Андрей и сам не любил расставаться с вещами, то,
начав раскопки сначала в своем столе, потом на книжной полке и даже в
сундучке под кроватью, он обнаружил много интересных вещей, о которых он
давно забыл, но которые принялись, перебивая друг дружку, рассказывать о
давней жизни некоего мальчика Андрюши Берестова, подобно тому, как
наконечники стрел и грузила поведали о жизни славян под Белозерском.
классе и посвященные девочке, которая уже года два как уехала из
Симферополя, рисунок с натуры, изображавший цветущую яблоню, и другой, где
рыцари подъезжали к замку. Там была тетрадка, на обложке которой было
написано квадратными буквами "Дневникъ" и внутри три записи. Первая в
целую страницу, следующая через неделю на два абзаца и третья, еще через
месяц, с сообщением, что ничего нового не произошло. Старые учебники,
книги, солдатики и самодельная пушка из ружейной гильзы, прикрученная
проволокой к свинцовому лафету...
раскопками, Андрей сообразил, что прощался с детством, прощался с самим
собой, которого порой с умилением узнавал, а иногда удивлялся или
посмеивался. И еще он подумал, что если бы этими раскопками занимался не
он, а, скажем, профессор Авдеев, то вряд ли он составил бы себе
объективное мнение о человечке, которому принадлежала эта комната. В ней
большое место занимали папки с гербариями и коробки с жуками и бабочками.
Но это вовсе не означало, что в Андрюше жила страсть к энтомологии или
ботанике. Папки и коробки остались от того лета, когда Сергей Серафимович
пытался пробудить в Андрюше биологические наклонности и они многократно
гуляли по скалам за Ялтой. Эти походы Андрею были умеренно интересны, и,
привезя коллекции в Симферополь и порадовав тетушку, он сложил их в сундук
Шилова Юлия
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Буркатовский Сергей
Посняков Андрей