Чтение 36–й страницы книги ~Река Хронос-2~

вилле Сергея Серафимовича Берестова, и Ахмет имел наглость схватить ее за
коленку, тогда куда менее округлую. Впрочем, никто, кроме Ахмета, уже не
помнил о том инциденте.

- Для визитов нашего юного друга, - сказал за обедом Александр
Михайлович, - нужно веское оправдание.

- Вы правы, - сразу согласилась императрица. - Я уже подумала, что
вокруг слишком много соглядатаев.

Коля молчал, потому что, к своему стыду, об этом не подумал. Между
тем как императрица была права.

- Так что мы предлагаем, - императрица улыбнулась уголками губ, -
чтобы господин Берестов увлекся нашей Таней.

Щеки Тани зарделись, Александр Михайлович захохотал, Коля готов был
присоединиться к его смеху, но его опередила Таня:

- Меня никто не спросил! Как вы смеете!

- Таня, - успокаивала ее императрица, - никто не требует, чтобы ты в
самом деле увлеклась нашим курьером. Он ведь тоже не испытывает к тебе
нежных чувств...

- Предпочитая чары Наташи, - добавил Александр Михайлович, и Ксения
Александровна тут же сделала ему выговор по-французски.

В конце концов Мария Федоровна восстановила за столом мир, и обед
завершился договоренностью о романе Коли и Тани, после чего императрица
удалилась к себе читать толстую семейную Библию на датском языке.

<Заговор императрицы> оказался весьма кстати. В ближайшие дни Коле
пришлось несколько раз побывать в Ай-Тодоре, и уже без автомобиля, который
был слишком очевиден. От Севастополя до Ялты Коля добирался катером, а
оттуда брал извозчика.

Таня была с ним холодна, но без враждебности, и Коля предположил, что
ее мягкое сердце занято иным мужчиной. И даже высмотрел подозреваемого на
эту должность.

Что же касается плана Колчака опередить общественное возмущение и
отправить по виллам императорской фамилии специальную комиссию, то эта
затея провалилась: слухи о создании комиссии докатились до Петрограда и
вызвали там слухи о монархическом заговоре в Крыму, о том, что там
готовится мятеж и отделение Крыма от России, будто бы английское
правительство уже высылает в Черное море дредноут на помощь заговорщикам,
хотя в высшей степени было непонятно, как дредноут прорвется сквозь не
покоренные еще турецкие Дарданеллы. Результатом возросших до небес слухов
в Петрограде стала следующая телеграмма военного министра Временного
правительства № 4689 от 17 апреля:

Немедленно обеспечить Южный берег Крыма от контрреволюционных

попыток и контрреволюционной пропаганды.

Колчак выругался. Как последний матрос - так сказала бы покойная мама
Коли Беккера. Излишнее внимание к виллам Романовых не входило в его планы.
Если там не удовлетворятся его действиями, могут вывезти Романовых в
столицу. Это опасно при переменах революционного климата. А адмиралу члены
правящей фамилии были нужны в Крыму живыми. Следовало быстро и энергически
отреагировать на петроградские подозрения. Желательно было перестараться.
И потому родился следующий приказ по Черноморскому флоту:

<Срочно. Секретно. Полковнику Верховскому. По приказанию Временного
правительства предлагаю вам отправиться в город Ялту с членами
Севастопольского центрального комитета депутатов армии, флота и рабочих и,
по соглашению с местным комиссаром, принять мероприятия для обеспечения
Южного берега Крыма от контрреволюционных попыток и контрреволюционной
пропаганды>.

На следующий день с кораблей флота и из частей гарнизона были
выделены специальные команды наиболее революционно настроенных солдат и
матросов в количестве 1500 человек, которые были разбиты на специальные
отряды под общей командой председателя ЦВИКа вольноопределяющегося
Сафонова, а над этими отрядами приняли командование более пятидесяти
членов ЦВИКа. Координировал усилия полковник Верховский, имевший приказ
адмирала как можно дольше занять охотой за ведьмами всех сознательных
матросов и руководителей ЦВИКа.

25 апреля экспедиция двинулась в наступление на Ялту с суши и моря.
Сухопутные силы на автомобилях и грузовиках, десант был посажен на военные
транспортные суда <Дания> и <Король Карл>.

В первом часу ночи в двери дворцов в Чаире, Ай-Тодоре, Дюльбере,
обезлюдившей совсем Ливадии, в ворота дач графа Тышкевича, предводителя
дворянства Попова и некоторых иных известных на побережье людей, не
скрывавших своих монархических симпатий, начали стучать. Стучали одинаково
- нарочито громко, часто, будто целью стучавших было не разбудить хозяев,
а выломать саму дверь.

Такой стук, призванный не только разбудить, но и смертельно
перепугать хозяев, был придуман, как считают некоторые историки, в
Варфоломеевскую ночь и широко использовался потом русской полицией.

Обыски всюду начались в час ночи 26 апреля, а завершились от пяти до
шести утра. Владельцы вилл и дворцов, а также их немногочисленные слуги
провели ночь, сидя на виду у задымивших и забросавших ковры окурками
сознательных матросов и солдат.

Владельцы усадеб вели себя по-разному. Некоторые возмущались,
некоторые были угодливы, но были и такие, кто не обращал на обыск
внимания, словно те были каждодневной неприятной обязанностью. Горничная
Таня и Жан церберами стояли у двери в спальню занемогшей вдовствующей
императрицы и не позволяли туда проникнуть ни одному мужчине. Так что
поручик Джорджилиани, который командовал обысками во дворце, вынужден был
привезти на казенной машине из Ялты родственницу вольноопределяющегося
Зороховича, которая была допущена в спальню и вышла оттуда через шесть
минут, утверждая, что ничего предосудительного не нашла. Родственнице было
под шестьдесят, она робела перед квартальным - так что живая императрица
была для нее страшнее архангела Гавриила. Все шесть минут она простояла с
внутренней стороны двери, не смея сесть, как ни склоняла ее к тому Мария
Федоровна, и не смея взглянуть на государыню.

Ни в Ай-Тодоре, ни в других дворцах не было найдено ничего
предосудительного, но так как найти что-то требовалось, во дворцах был
конфискован ряд предметов.

Более всего пострадал великий князь Николай Николаевич, который
лишился своей коллекции охотничьего оружия, состоявшей из трех десятков
ружей и ножей, а также восемнадцати винтовок и трех револьверов, и
окованного железом сундука с перепиской личного характера.

На даче предводителя дворянства Попова вместо предполагаемого
скрытого радиотелеграфа был обнаружен синематографический аппарат.
Секретная комната, где якобы собирались заговорщики, оказалась
всего-навсего фотографической лабораторией, а съезд подозрительных лиц,
состоявшийся в том доме, - помолвкой графа Тышкевича-младшего с дочерью
герцога Романовского. Таинственный черный автомобиль принадлежал
императрице Марии Федоровне, на нем она совершала прогулки в сопровождении
своей дочери Ксении Александровны. Все перечисленные выше подозрительные
предметы, включая фотографическое оборудование, оружие и автомобиль с
шоффером, были реквизированы от имени революции.

На этом отягощенная добычей экспедиция с победой возвратилась домой.
Колчак уже 27 апреля доложил обо всем Временному правительству. И наутро
пришел ответ: решительные действия севастопольского ЦВИКа признаны
правильными и своевременными, Черноморскому флоту и Совету выносится
особая благодарность Временного правительства.

Для того чтобы опасные Романовы не смогли захватить Крымское
побережье, пользуясь удобным расположением своих вилл и дворцов,
Севастопольский совет по предложению адмирала Колчака принял мудрое
решение: свезти всех представителей семейства и их прислужников в одно
место, которое легко охранять как внутри, так и снаружи.

Был избран Дюльбер, дворец Петра Николаевича.

Петр Николаевич, поклонник Востока, сам начертил когда-то план дворца
и набросал его башенки и стрельчатые окна. Придворный архитектор Краснов,
создавший почти все дворцы в Крыму, послушно сотворил мавританский дворец,
подобный строениям в Гренаде и Альгамбре. Этот дворец стал воплощением
Востока, как его понимали российские вельможи.

Комендантом дворца, куда свезли всех Романовых, стал поручик
Джорджилиани, ярый революционер, скрывавший свое княжеское происхождение,
о чем дознался полковник Баренц.

В своих мемуарах, опубликованных через много лет после тех
революционных дней, Великий князь Александр Михайлович писал:

Поручик достал план Дюльбера, на котором красными чернилами были

отмечены крестиками места для расстановки пулеметов.

<Ялтинские товарищи, - сообщил он, - настаивают на вашем

немедленном расстреле, но Севастопольский совет велел мне защищать

вас до получения приказа из Петрограда. Я не сомневаюсь, что

Ялтинский совет, где верховодят большевики, попробует захватить вас

силой. Дюльбер с его стенами защищать легче, чем Ай-Тодор>.

Я никогда не думал о том, что прекрасная вилла Петра Николаевича

имеет так много преимуществ с чисто военной точки зрения. Когда он

начал ее строить, мы подсмеивались над чрезмерной толщиной его стен и

высказывали предположение, что он, вероятно, собирается начать жизнь