Макарове, вышедшей ровно полвека спустя, то ли от глупости, то ли от
слишком большого ума написал: "Макаров и не мог уцелеть, потому что В. И.
Ленин в своей исторической статье "Падение Порт-Артура" обосновал
неизбежность поражения прогнившего царского режима, а останься Степан
Осипович жить, данная статья оказалась бы ошибочной, что невозможно". (И
это не шутка, так и написано.)
бою в Желтом море, и столь же чудесное спасение адмирала Того десятью
минутами раньше.
отпущенных на эскадру снарядов не позволило закончить побоище в первый же
час и с противоположным результатом.
в практически выигранных Мукденском и Ляоянском сражениях.
революция.
не лишившие Ильича его социальной базы, и тут же - выстрел Богрова,
катастрофическая для всех, кроме твердокаменных ленинцев, смерть премьера
и конец реформ.
никто и которая тем не менее произошла. И снова здесь история работала на
него. В этой войне проиграли все - Сербия, Австрия, Германия, Турция.
Франция и Англия тоже проиграли, хоть пока и думают, что победили.
Выиграли Ленин и немножко САСШ.
Жаждавшая барышей и политической власти буржуазия трудилась изо всех сил,
чтобы подготовить падение самодержавия, и лишилась всего, включая огромное
количество собственных голов.
отречения, чтобы всего через год стреляться в своих кабинетах, как
Каледин, брести с винтовкой в метельной степи, как Корнилов, или давиться
пайковой перловкой и ржавой селедкой, как последний герой царской России
Брусилов...
до видимой уже невооруженным глазом победы, получили возможность повоевать
еще пять лет, теперь уже на своей земле и друг с другом, да еще и под
командой вождей, перед которыми самый свирепый офицер или унтер выглядел
эталонным толстовцем.
один - этот невысокий рыжеватый человек, с трудом сдерживающий сейчас
переполняющее его бешенство и отчаяние, обладал нечеловеческой силой воли,
которая позволяла ему деформировать Реальность в желаемом направлении. С
начала девяностых годов прошлого столетия эта неизвестно откуда взявшаяся
способность достигла такой силы, что начала определять судьбы мира.
становится очевидным - никаких гениальных прозрений и теоретических
откровений в них нет. Возникает даже сильнейшее недоумение - как этот
набор банальных фраз, прямых подтасовок и фальсификаций общеизвестных
фактов, провокационных призывов и человеконенавистнических лозунгов,
маловразумительных рассуждений на темы философии и физики мог так долго
восприниматься вполне нор-мальными и зачастую неглупыми людьми как свод
высшей мудрости и окончательных ответов на любые вопросы.
увесистых томов большая часть их содержания была лишь разновидностью
заклинаний. Формулируя и перенося на бумагу свои мысли и эмоции, он
придавал им завершенность и определенность, позволяющие с максимальным
эффектом влиять на действительность. А уже во вторую очередь -
информировать своих адептов, как следует думать и поступать в данный
конкретный момент, без всякой связи с реальным положением дел и с тем, что
он же говорил и писал год, месяц, неделю назад.
это сразу, тем же самым сверхчеловеческим чутьем. Как если бы он,
неплохой, хоть и непрофессиональный шахматист, гоняя легкую партийку с
каким-нибудь Луначарским, вдруг заметил в миттельшпиле, что партнер
заиграл в силу Алехина или Ласкера.
жалкими, попытки что-то рассчитывать и планировать - безнадежными, а
действия противника не то чтобы даже неудержимо победоносными, а просто
ему, Ленину, непонятными. Он, покрываясь липким потом, тупо смотрит на
доску и не в силах сообразить, что абсолютно вроде бы безвредный ход ладьи
с а-З на с-З означает неизбежный мат на десятом или двенадцатом ходу. Зато
он великолепно знает, что поражение в этой партии обещает не легкую
досаду, а новую, теперь пожизненную, эмиграцию в лучшем случае и пеньковую
веревку - в худшем.
не предвещало катастрофы. Он, как всегда, был полон сил и оптимизма. Война
шла к концу, наметилось взаимопонимание с Антантой, ЦК послушно выполнял
все, что от него требовалось, с мест поступала не внушающая тревоги
информация.
в теле, тупо ныла левая сторона головы, мысль о том, что нужно вставать и
что-то делать, казалась непереносимой. Укрыться бы с головой и снова
заснуть, не потому, что спать хочется, а просто чтобы отдалить
необходимость жить и думать, встречаться с кем-то, произносить ненужные
уже слова...
обманули предчувствия. С того июльского утра не было больше ни одного
спокойного дня. Польские рабочие и крестьяне почему-то не пожелали
восстать при приближении Советской Армии. В тамбовских лесах объявился
Антонов - новоявленный Пугачев с многотысячной и неуловимой крестьянской
армией. Вдруг выполз из Крыма Врангель и неудержимо двинулся вперед,
походя громя еще недавно победоносные красные дивизии. Омерзительный
Махно, столько раз обманутый большевиками и все же продолжавший исполнять
отведенную ему роль и сковывавший немалую часть белогвардейских войск,
внезапно повернул свои тачанки на север, круша и дезорганизуя красные
тылы...
В самые трудные дни восемнадцатого и девятнадцатого годов знал, не терял
присутствия духа и веры в скорую победу. А сейчас не знает. Все, что он
сейчас говорит и делает, - это так, инерция. Вдобавок и соратники это
замечают. Совершенно обнаглел Троцкий. Неизвестно что замышляет Сталин.
Юлят Зиновьев с Каменевым. Дзержинский не в силах заставить своих людей
работать по-настоящему. Вот, может, только Арсений - Фрунзе по-прежнему
надежен, да и то от неспособности к политическим интригам. Пожалуй, все же
следует немедленно вызвать его в Москву, назначить Предреввоенсовета
вместо иудушки? Тот ведь и к Врангелю переметнуться готов, если сочтет это
выгодным. Врангель его, конечно, не примет, не такой дурак, а вот Антанта
вполне может счесть Троцкого более привлекательной фигурой. Вдобавок у
того и связей за границей больше. А его, Ленина, как Столыпина...
Предсовнаркома - это тот же премьер. Ставший ненужным правящей
камарилье...
состоит в штабе Троцкого. Каплан, идиотка, не убила, а этот убьет...
Блюмкин с жирными, вывернутыми еврейскими губами стреляет " него из
маузера... Или - приоткроется сейчас дверь, и из темного коридора влетит в
кабинет пироксилиновая бомба. Какой взорвали Александра Третьего. Брат
Саша такие бомбы делал...
сейчас!
Ленин мог это признать. Тогда как быть? Махнуть на все планы и с таким
трудом достигнутые успехи рукой, отозвать войска из Польши, с Украины,
Кавказа и Туркестана, окружить Москву пятимиллионной стеной штыков,
продержаться до зимы? Обороняться на выгодных рубежах, надеясь, что жалкие
врангелевские сто тысяч застрянут в вязкой, как глина, массе, просто не
прорубятся сквозь десятиверстную толщу человеческого мяса? Интриговать,
играя на противоречиях Англии, Франции, САСШ, будоражить униженную
Германию и охваченную кемалистской революцией Турцию? В надежде, что со
временем вновь вернутся к нему силы и удача и все снова образуется? Он,
наверное, просто переутомился, надорвался за три года. Назначить Фрунзе
диктатором, загнать всех соперников на фронт, а самому уехать? В глушь
куда-нибудь, в ярославские леса или в Белозерье. В Шушенское бы... Вволю
спать, купаться в ледяных озерах, охотиться на зайцев, париться в бане. Ни
о чем не думать, убедить себя, что ничего страшного, если даже придется
бежать. Разве плохо было в Швейцарии? На хороший домик денег найдется.
Наденьку с собой тащить нет смысла, надоела до судорог, найдется кое-кто и
получше. Пить пиво, гулять по горам, кататься на велосипеде, писать
мемуары. Ему есть что вспомнить...
месяц-другой вернутся и силы, и уверенность в себе. И тогда они узнают...
торопливо, невнятно, сбивчиво, высказывая вслух самые сокровенные мысли...
кресло. Он чувствовал разбитость и слабость, словно после эпилептического
припадка. И в то же время - некоторое облегчение. Как если бы в разгар
вечеринки с неумеренными возлияниями отошел за кустик и прибегнул к помощи
двух пальцев...