них тела. Такие черные, что казалось, исчезни мрачно-лиловый свет, крысы
все равно остались бы видны, потому что они темнее даже самой непроглядной
тьмы. Словно они - черные дыры в самой жизни, какие-то глухие провалы,
гибельные трещины в пространстве.
уж опаснее - все равно ведь сожрут.
какая-то неразгаданная связь между этими полчищами и всем, что случилось с
ним раньше. Какая-то неизбежная связь. И крысы о ней знали. Они держались
как хозяева - и потому не спешили.
грязная паутина выползает из крысиных глаз. Костя чувствовал, как
стягивает его невидимая сеть. Он попробовал шевельнуться - и не смог. Тело
не слушалось. Попробовал вскрикнуть - из горла вырвалось едва слышное
шипение. А ужас нарастал, сгущался темным облаком.
запах гнили, видел оскаленные челюсти, готовые впиться в его тело, в кожу,
в мясо, и грызть, и рвать, захлебываясь теплой солоноватой кровью.
голове промелькнули обрывки прежней жизни - длинные коридоры Корпуса,
увешанные стендами про гигиену, размазывающий по щекам слезы Мишка Рыжов,
стальная холодная лента реки, бесконечное белое поле из полузабытых
снов... Белое поле, где ждал его Белый... Белый! Ну где же ты?
какая разница - Белый услышал. И пришел.
рядом, прислонясь спиной к бурой стене. Все было как в тех снах - такой же
спокойный, грустный, с теми же большими серыми глазами. Только сейчас это
уже не было сном.
уже все. Подожди немного, я сейчас, - и Белый повернулся лицом к крысам.
комбинезон испускал яркий свет - словно снег на солнце. Белый вытянул
вперед, по направлению к крысиной стае, ладонь. Те зашевелились и, - Костя
не поверил своим глазам, - начали расти, наливаясь злобой и силой.
раскалилась и вспыхнула ослепительным голубым огнем. Огненная струя
вонзилась в центр крысиной орды, разметала их. Крысы носились по пещере с
омерзительным писком - казалось, они искали выхода, искали хоть
какую-нибудь лазейку - но без толку. Струя голубого пламени настигала их
повсюду. Странное дело - когда огонь касался крысиных тел, они не горели,
не дымились, а просто таяли, исчезали, словно растворяясь в тусклом
лиловом сиянии.
страданием и болью глаза. Белый едва держался на ногах, его шатало,
трясло, но огонь все так же неудержимо стекал с его ладони, настигая крыс,
и те таяли в сыром воздухе пещеры. И тут Костя понял, что державшая его
паутина липкого страха исчезла. Будто ее и не было никогда. Тело опять
принадлежало ему, он снова мог дышать, двигаться. Утянулось куда-то
заволакивавшее сознание темное облако.
ладонь его превратилась в одну сплошную обугленную рану. Обожженные клочья
кожи лохматились по краям, бурлила и дымилась густая темная кровь,
шлепалась тяжелыми каплями на камни.
усмехнулся Белый. - Даром ничего не бывает. За каждое чудо приходится
платить.
Белый. - Такая уж у меня работа. Сам ее выбрал. Да ты за ладонь-то не
бойся, заживет как на собаке. Это уж мои проблемы. Ты вот что, помоги-ка
мне встать. Голова очень уж кружится.
самым что ни на есть настоящим, не дымом, не туманом, как раньше. И
кстати, он оказался весьма тяжелым. Килограммов восемьдесят в нем, не
меньше, - мелькнула у Кости мысль.
- Теперь уже можно идти помаленьку. Так что давай лапу - и пошли.
тянуло свежим ветром.
Белый. - Пойдем, что ли.
нависла тьма, но Белый светился сам. Тем же снежно-солнечным сиянием.
Костя слегка поддерживал его за локоть, чувствуя, как пульсирует в
обожженной ладони боль. Но все же они шли довольно быстро. И вскоре
впереди мелькнул слабый отблеск.
Последние метры остались. Так что давай вперед, на свет Божий.
поросшие молодым сосняком. Где-то слева блестела голубая лента реки. И
здесь было тепло как летом, даже жарко. Солнце раскаленным пятаком висело
в белесом небе. Назойливо чирикала какая-то птица, а где-то у самого
горизонта слышался грохот уходящей электрички.
Словно челюсти какого-то ископаемого ящера. Ничего другого не оставалось,
как усмехнуться собственной банальности. В чем-то Старик прав - из него в
последнее время лезет ужасающий примитив. Глупеет он, видимо. Деградирует.
Ну ничего, уже недолго осталось.
на что. Пустой прямоугольник, приблизительно три на четыре метра. Все
стальное, гладкое - и стены, и пол, и потолок. И ни единого предмета. Ни
тебе постели, ни нар, ни традиционного тюремного унитаза, а то и
легендарной параши. Вообще ничего. Первозданная пустота. Впрочем, это и
понятно. Камера предназначалась не для проживания. Скорее уж, ее стоило
рассматривать как плаху.
Мозги сверлила назойливая мысль - какой способ они изберут? Глупость
подобных мыслей он понимал. Ничего уже не изменишь, остается лишь верить и
терпеть. Он надеялся, что вытерпит. И в то же время сосало под ложечкой.
Легко было форсить перед Стариком своей смелостью, но вот сейчас, когда
отрезаны все пути, а воображение рисует картинки одна страшнее другой -
сейчас все оказалось иначе.
может, и навсегда - вдруг приговор приведут в исполнение раньше, чем он
вновь раскиснет? Скоро ли Благодетели позабавятся?
техника... Как он их все-таки швырял... Конечно, это было пижонством. Не
та история, чтобы спастись посредством рукомашества и дрыгоножества. Но то
ли возобладала привычка играть до мата, то ли просто захотелось выплеснуть
напряжение.
тупости так и не смогли понять, что против стиля "танцующий дракон"
бесполезны их могучие бицепсы. Хотя если посмотреть на то, что было,
беспристрастно - каким же дураком он тогда оказался! Ярцев стоял рядом и
скучающе наблюдал за схваткой. Потом, пробормотав: "Ну ладно, порезвились
и будет", сунул руку в карман пиджака и щелкнул кнопкой переносного
пульта. И тут же ноги Сергея отделились от пола, голова вздернулась, а сам
он повис на полуметровой высоте, не в силах шевельнуться. Казалось,
невидимая исполинская рука схватила его и держит, размышляя, сразу ли
убивать, или отложить забаву на опосля. А Ярцев, мягко глядя ему в глаза
(оказалось, он умеет смотреть мягко!), спокойно произнес:
интеллигент, а ведете себя как скверно воспитанный мальчишка.
уже сделан, остался завершающий удар.
страха, что все кончится, мир исчезнет, что настанет последняя тьма, и
пустота. Нет, мысли вертелись лишь вокруг способа казни. А смерть? Привык
он, что ли, за последние дни, к ее присутствию? Даже хотелось, чтобы все
окончилось поскорее. Может ли быть что-то страшнее ожидания, да еще в этой
железной коробке?
Время, к несчастью, необратимо. Основной закон, верный во всех мирах. Даже
Благодетелям, с их возможностями - и тем не под силу. А возможности у них
и впрямь нечеловеческие. И даже не просто нечеловеческие, а какие-то
неестественные. Или противоестественные. Неужели и сейчас, за шаг до
гибели, он так и не решится понять, кто же они такие? Пора вытащить из
подсознания свои тайные догадки. Те догадки, что страшнее всех здешних
свинств и обманов, догадки, которые он гнал беспощадно, топил в глубине.
Время от времени они всплывали на поверхность, а он вновь избавлялся от
Конюшевский Владислав
Прозоров Александр
Конюшевский Владислав
Перумов Ник
Акунин Борис
Василенко Иван