с кем связался.
как и любой талант; что в бою никак недопустимо соваться в душу противника
- уж лучше сразу подставить шею под клинок; что безопасней воровать добычу
у бодрствующей рыси или яйца из гадючьего гнезда... он знал это.
которые нехотя опустили мечи и отошли в сторонку, давая оглушенному
пришельцу выпасть наружу.
узнал, что его собственный воинский дар охраняют такие же Стражи, что и
дар Жан-Пьера Шаранта из Тулузы; что это его, его талант, не ворованный,
свой собственный, вросший корнями в основание души, давший многочисленные
побеги, и нечего стыдиться, метаться ночами в смятых простынях и кусать
подушку, не о чем жалеть; только сейчас понял Михалек ту простую истину,
которую учителя его, Антонио Вазари, Жан-Пьер Тулузец, барон фон
Бартенштейн, и самый первый, самый строгий учитель, батька Самуил - все
они поняли давным-давно: нельзя украсть то, что тебе и так отдают, по
доброй воле.
спасая глупого самонадеянного Мардулу от безумия.
юный разбойник все-таки умудрился рвануть из-за пояса нож и, держа его
острием к себе, извернулся и вслепую мазнул по врагу.
болезненный, но неглубокий и практически безопасный. Но вздохнуть с
облегчением ему не дали: разбойник снова кинулся вперед, сгорбившись и
наклонив голову, как кидается раненый вепрь, и обхватил воеводу поперек
туловища.
кричит он не Мардуле, а Стражам, собственным Стражам, вновь замахнувшимся
мечами при виде глупого вора, догадавшегося во второй раз сунуться в
смертельно опасный лабиринт, откуда неумехе чудом только что повезло уйти
живым.
скрещенными на груди руками, глядя на сцепившихся пасынков смоляными
очами.
Михал едва успел разорвать объятия и вскочить - а огонь лениво лизнул
широкие Мардулины штаны, пояс, обнаженное туловище... одежда вспыхнула, и
какое-то мгновение воевода стоял над корчащимся юношей, попавшим в
собственный ад и после встречи со Стражами не соображающим, что делать и
как спасаться.
обожженных руках держа над собой охваченного огнем Мардулу. Промчавшись
через расступившуюся толпу, он в мгновение ока оказался на краю крутого
склона и, не раздумывая, бросился вниз с высоты в четыре человеческих
роста.
стороны Оравских Татр, и только легкие брызги разметались по небу - солнце
мимолетно окуналось в них, чтобы вынырнуть спустя мгновение и улыбнуться
Подгалью нежаркой улыбкой добродушного владыки.
шафлярцы - коренастые мужики притаскивали длинные дощатые столы, сгружая
их один на другой у забора, чтобы расставить как положено к вечеру или уже
завтра, в день сороковин; скотный двор распух от блеющей отары - каждый
считал своим долгом пожертвовать хотя бы одну овцу или барана для поминок
славного бацы; женщины с закатанными по локоть рукавами ежеминутно
загоняли на печь немую Баганту, вдову Самуила, потому что и без помощи
старухи все вскоре обещало заблестеть чистотой, а проку от немощной
Баганты и так было немного.
оружии - но вели себя чинно, с достоинством, как им было строго-настрого
приказано. На сытый желудок - гостеприимство шафлярцев подкреплялось
вещественными доказательствами - было не так уж трудно сохранять
достоинство, а тем гайдукам, у которых при виде местных грудастых девок
начинал кукарекать петух в шароварах, их же друзья предлагали глянуть на
девкину родню. Сомневающиеся шли глядеть, некоторое время и впрямь
рассматривали приветливых парней с бычьими шеями, сидящих на завалинке и
ведущих неторопливые беседы, хлопали их на прощанье по плечам и уходили,
тряся отбитой ладонью. После этого дальше игривых разговоров, до которых
девки были большие охотницы, дело не шло.
последователь святого Доминика епископ Гембицкий. Приехавшие с ним монахи
рядком восседали у колодца на вынесенной из дома скамье и глухо
перекаркивались меж собой, вертя головами во все стороны, отчего ужасно
походили на стайку грачей. Местная ребятня, никогда не видевшая служителей
церкви святее бродячего монаха-пропойцы Макария, раз в год забредавшего в
Шафляры, сбегалась к воротам посмотреть на ксендза в фиолетовой мантии.
Смотрели, испуганно крестились и убегали, чем весьма раздражали его
преосвященство.
ухо, - матуська говорила, что это тот самый ксендзяка, что в Завое тетку
твою спалил! Слышишь или нет, говорю?!
сожженной. - Туда ей и дорога, ведьме старой... приезжала, за волосья меня
таскала - нехай горит, не жалко!
удовольствия.
бревне у самых ворот. - Их святость Богу докладывает, что на земле да как,
а вы орете, дуроломы! Кыш, кому сказано!
и задержался рядом со стариком, незаметно морщась от едкого дыма. - Ты,
сын мой, местный уроженец, как я понимаю?
сизом клубящемся облаке. - Я, святой отец, под Остервой народился,
рядышком, да не здесь. А в Шафлярах давненько... как на первой своей
поженился, так сразу и перебрался. Хата у них добрая была, богатая, не то
что у меня, вот и пошел в приймы. Ох и баба же была, святой отец,
первенькая моя, ох и баба! - чисто Полуденница! Раз, помню, закатились мы
с ней на озера...
монахи на скамье зашевелились, словно почуяв добычу. - Кто ж это такая,
сын мой?
гляжу, тебе это неизвестно, отец мой?
Веснянки, что по небу на молниях летают, Зарницы, что росу по утрам
сеют-высевают, потом Майки, блудодейки лесные... Но Полуденницы лучше
всех, это я вам точно скажу, как на духу, святой отец!
более чем странное понимание Христовой родни привели епископа в
замешательство. - Небось, ворожбой да лиходейством?
патриархальное, замшелое, никак не достойное князя церкви, пользующегося
заслуженным уважением даже в Риме - такой вопрос подобал скорее тупому
хлопу, невесть какими путями нацепившему монашескую рясу и все равно с
боязливым почтением внимающему языческим глупостям своих предков.
брови дед. - Ну ты, святой отец, и скажешь! - дочки Господа нашего, и
вдруг лиходейницы! Чему вас только учат, в монастырях ваших?! Полуденницы,
они святым делом занимаются - распаренных девок в сенокос на траву
кидают...
мосластым пальцем, - ох и баловник! Зачем, спрашиваешь? Ох и...
лысой головой.
на колени.
Афанасьев Роман
Курылев Олег
Василенко Иван
Прозоров Александр
Панов Вадим
Никитин Юрий