вас что-то... Вы мне только скажите, Голем, чего они хотят? Только честно.
счет травы, за счет облаков, за счет текущей воды... за счет звезд.
воду... Вы меня поняли слишком буквально, а это аналогия.
то по-своему. Очень по-своему.
банджо на стол.
лепрозории? Почему вы не на баррикаде? Почему вы не на митинге? Москва вас
не похвалит.
вы меня водите за нос? Мы с вами час бьемся, а что вы мне сказали? Жрете
джин и напускаете туману. Стыдно, Голем. И врете бесперечь.
них гнойных язв.
бутылки и выпил. - Черт вас разберет, Голем. Ну зачем вам все это? Если
можете рассказывать - рассказывайте, а если это тайна - нечего было
начинать.
ноги. - Я же пророк, вы меня сами так обзывали. А пророки все в таком
положении: знают много, и рассказать им хочется - поделиться с приятным
собеседником, похвастаться для придания веса. А когда начинают
рассказывать, появляется этакое ощущение неудобства, неловкости... Вот они
и зуммерят, как господь бог, когда его спросили насчет камня.
вас... А ну, предскажите что-нибудь.
хорошо бы выпить еще стакан для комплекта и завалиться спать, а потом
проснуться и поехать к Диане. Все получиться не так плохо. И вообще, все
не так уж плохо. Он представил себе, как споет Диане про подводную лодку,
и ему стало совсем хорошо. Он взял мокрое весло, которое лежало на корме,
и оттолкнулся от берега, и лодка сразу же закачалась. Никакого дождя не
было, даже облаков н было, был красный закат, и он поплыл прямо на закат,
и весла срывались с верхушек волн. Лечь бы на дно... И он лег бы, но было
неловко, потому что над ухом лениво гудел голос Голема:
Конечно, человек овладеет Вселенной, но это будет не нравственный богатырь
с мышцами, и, конечно, человек справится с самим собой, но только сначала
он изменит себя... Природа не обманывает, она выполняет обещания, но не
так, как мы думали, и зачастую не так, как нам хотелось бы... Зурзмансор,
который сидел на носу лодки, повернул голову и стало видно, что у него нет
лица, лицо он держал в руках, и лицо смотрело на Виктора - хорошее лицо,
честное, но от него тошнило, а Голем все не отставал, все гудел...
Шпангоуты резали ему бока, и было очень неудобно, но уж очень хотелось
спать. - Ложитесь спать, Голем...
дробным треском хлестал дождь. Он с трудом поднял руки и протянулся к
ночнику, но пальцы наткнулись на холодную гладкую стену. Странно, подумал
он. А где Диана? Или здесь не санаторий? Он попробовал облизать губы,
толстый шершавый язык не повиновался. Очень хотелось курить, но курить
было нельзя ни в коем случае. Ага, собственно, мне хочется пить. "Диана!"
- позвал он. Да здесь же не санаторий. В санатории ночник справа, а здесь
справа стена... Так это же мой номер! - подумал он с восторгом. Как я сюда
попал? Он лежал под одеялом и был раздет до белья. Что-то я не помню,
чтобы раздевался, подумал он. Кто-то меня раздел. Хотя, может быть, я
разделся сам... Он потер ногой об ногу. Ага, босой. Черт, руки чешутся,
волдыри какие-то, поразвели клопов в номерах. Съеду. Куда это я ехал в
лодке? А, это Павор здесь клопов развел... Он вдруг вспомнил о Паворе и
сел, но его замутило, и он лег на спину. Давно я так не надирался, однако.
Павор... "Серебряный Трилистник"... Когда это было? Вчера? Он скривился и
стал драть ногтями левую руку. Что сейчас - утро или вечер? Наверное,
утро... А может быть, вечер. Голем! - вспомнил он. Мы с Големом высосали
целую бутылку. И не разбавляли. А до этого пол-бутылки с долговязым. А до
этого я еще где-то сосал... Или это бы о вчера? Постой-ка, а сейчас -
сегодня или вчера? Встать бы надо, попить, то, се... Нет, подумал он
упрямо. Я сначала разберусь.
не понимаю, и можно поэтому говорить со мной откровенно. Впрочем, я
действительно был пьян, но, помнится, все понимал. Что я понимал?.. Он
яростно потер тыльной стороной правой руки по шерстяному одеялу. Тяжелые
времена наступают... Нет, это из Павора... Ага, вот из Голема: у них все
впереди, а у нас впереди только они. И генетическая болезнь... А что же,
вполне возможно. Когда-нибудь это должно произойти. Может быть, давно
происходило. Внутри вида зарождается новый вид, а мы это называем
генетической болезнью. Старый вид - для одних условий, новый вид - для
других. Раньше нужны были мощные мышцы, плодовитость, морозоустойчивость,
агрессивность и, так сказать, практическая сметка. Сейчас, положим, это
нужно, но скорее по инерции. Можно успокоить миллион с практической
сметкой, и ничего существенного не произойдет. Это уж точно, много раз
перепробовано. Кто это сказал, что если из истории вынуть несколько
десятков... ну, пусть несколько сотен человек, то мы бы моментально
оказались в каменном веке. Ну, пусть несколько тысяч... Что это за люди?
Это брат, совсем другие люди.
конечно, была не слишком благоприятная, и вполне возможно, что масса таких
мутантов погибла, не обнаружив себя, как тот мальчишка из рассказа
Чапека... Они, конечно, особенные: ни практической сметки у них не было,
ни нормальных человеческих потребностей... Или, может быть, это кажется?
Просто духовная сторона так гипертрофирована, что все прочее незаметно.
Ну, это ты зря, сказал он. Эйнштейн говорил, что лучше всего работать
смотрителем маяка - это уже само по себе звучит... А вообще интересно было
бы представить, как в наши дни рождается супер. Хороший сюжет. Черт, руки
зудят нестерпимо... Написать бы такую утопию в духе Орвелла или Бернарда
Вольфа. Правда трудно представить себе такого супера: огромный лысый
череп, хиленькие ручки-ножки, импотент-банальщина. Но вообще что-то в этом
роде и должно быть. Во всяком случае, смещение потребностей. Водки не
надо, жратвы какой-нибудь особенно не надо, роскоши никакой, да и женщин в
общем-то... так только, для спокойствия и вящей сосредоточенности.
Идеальный объект для эксплуатации: отдельный ему кабинет, стол, бумагу,
кучу книг... аллейку для перипатетических размышлений, а взамен он выдает
идеи. Никакой утопии не получится - загребут его военные, вот и вся
утопия. Сделают секретный институт, всех этих суперов туда свезут,
поставят часового, вот и все...
прошел в ванну, открыл кран и с наслаждением напился не зажигая света.
Страшно было даже думать - зажечь свет. Потом он снова вернулся на кровать
и некоторое время чесался, проклиная клопов. Вообще-то, для сюжета это
даже хорошо: секретный институт, часовые, шпионы... патриотизм
патриотической уборщицы Клары... экая дешевка. Трудность в том, чтобы
представить себе их работу, идеи, возможности - куда уж мне... Это вообще
невозможно. Шимпанзе не может написать роман о людях. Как я могу написать
роман о человеке, у которого никаких потребностей, кроме духовных?
Конечно, кое-что представить можно. Атмосферу. Состояние непрерывного
творческого экстаза. Ощущение своего всемогущества, независимости...
отсутствие комплексов, совершенное бесстрашие. Да, чтобы написать такую
штуку, надо нализаться ЛСД. Вообще эмоциональная сфер супера с точки
зрения обычного человека представлялась бы как патология. Болезнь... Жизнь
- болезнь материи, мышление - болезнь жизни. Очковая болезнь, подумал он.
подумал Виктор про Голема. Умные и все как на подбор талантливые... Тогда
что же это выходит? Тогда выходит, что они уже не люди. Зурзмансор мне
просто баки забивал. Значит, началось... Ничего нельзя скрывать, подумал
он с удовлетворением. А такую штуку - тем более. Пойду к Голему, нечего
ему строить пророка. Они, наверное, многое ему рассказали... Черт подери,
это же будущее, то самое будущее, которое запускает щупальца в сердце
сегодняшнего дня! У нас впереди - только они... Его охватило лихорадочное
возбуждение. Каждая секунда была исторической, и жалко, что он не знал об
этом вчера, потому что вчера и позавчера, и неделю назад каждая секунда
тоже была исторической.
Роллинс Джеймс
Василенко Иван
Березин Федор
Конан-Дойль Артур
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия