Чтение 36–й страницы книги ~Понедельник начинается в субботу~

слетаются письма с крылышками. Вообще-то художником газеты был мой тезка
Александр Иванович Дрозд, киномеханик, каким-то образом пробравшийся в
институт. Но он был специалистом по заголовкам. Главным редактором газеты
был Роман Ойра-Ойра, а его помощником - Володя Почкин.

- Саша, - сказала Стеллочка, глядя на меня честными серыми глазами. -
Пойдем.

- Куда? - сказал я. Я знал куда.

- Газету делать.

- Зачем?

- Роман очень просит, потому что Кербер лается. Говорит, осталось два
дня, а ничего не готово.

Кербер Псоевич Демин, товарищ завкадрами, был куратором нашей газеты,
главным подгонялой и цензором.

- Слушай, - сказал я, - давай завтра, а?

- Завтра я не смогу, - сказала Стеллочка. - Завтра я улетаю в Сухуми.
Павианов записывать. Выбегалло говорит, что надо вожака записать, как
самого ответственного... Сам он к вожаку подходить боится, потому что
вожак ревнует... Пойдем, Саша, а?

Я вздохнул, сложил дела и пошел за Стеллочкой, потому что один я
стихи сочинять не могу. Мне нужна Стеллочка. Она всегда дает первую
строчку и основную идею, а в поэзии это, по-моему, самое главное.

- Где будем делать? - спросил я по дороге. - В месткоме?

- В месткоме занято, там прорабатывают Альфреда. За чай. А нас пустил
к себе Роман.

- А о чем писать надо? Опять про баню?

- Про баню тоже есть. Про баню, про Лысую гору. Хому Брута надо
заклеймить.

- Хома наш Брут - ужасный плут, - сказал я.

- И ты, Брут, - сказала Стеллочка.

- Это идея, - сказал я. - Это надо развить.

В лаборатории Романа на столе была разложена газета - огромный
девственно чистый лист ватмана. Рядом с нею среди баночек с гуашью,
пульверизаторов и заметок лежал живописец и киномеханик Александр Дрозд с
сигаретой на губе. Рубашечка у него, как всегда, была расстегнута, и
виднелся выпуклый волосатый животик.

- Здорово, - сказал я.

- Привет, - сказал Саня.

Гремела музыка - Саня крутил портативный приемник.

- Ну что тут у вас? - сказал я, сгребая заметки.

Заметок было немного. Была передовая "Навстречу празднику". Была
заметка Кербера Псоевича "Результаты обследования состояния выполнения
распоряжения дирекции о трудовой дисциплине за период конец первого -
начало второго квартала". Была статья профессора Выбегаллы "Наш долг - это
долг перед подшефными городскими и районными хозяйствами". Была статья
Володи Почкина "О всесоюзном совещании по электронной магии". Была заметка
какого-то домового "Когда же продуют паровое отопление на четвертом
этаже". Была статья председателя столового комитета "Ни рыбы, ни мяса" -
шесть машинописных страниц через один интервал. Начиналась она словами:
"Фосфор нужен человеку, как воздух". Была заметка Романа о работах отдела
Недоступных Проблем. Для рубрики "Наши ветераны" была статья Кристобаля
Хунты "От Севильи до Гренады. 1547 г.". Было еще несколько маленьких
заметок, в которых критиковалось: отсутствие надлежащего порядка в кассе
взаимопомощи; наличие безалаберности в организации работы добровольной
пожарной дружины; допущение азартных игр в виварии. Было несколько
карикатур. На одной изображался Хома Брут, расхлюстанный и с лиловым
носом. На другой высмеивалась баня - был нарисован голый синий человек,
застывающий под ледяным душем.

- Ну и скучища! - сказал я. - А может, не надо стихов?

- Надо, - сказала Стеллочка со вздохом. - Я уже заметки и так и сяк
раскладывала, все равно остается свободное место.

- А пусть Саня там чего-нибудь нарисует. Колосья какие-нибудь,
расцветающие анютины глазки... А, Санька?

- Работайте, работайте, - сказал Дрозд. - Мне заголовок надо писать.

- Подумаешь, - сказал я. - Три слова написать.

- На фоне звездной ночи, - сказал Дрозд внушительно. - И ракету. И
еще заголовки к статьям. А я не обедал еще. И не завтракал.

- Так сходи поешь, - сказал я.

- А мне не на что, - сказал он раздраженно. - Я магнитофон купил. В
комиссионном. Вот вы тут ерундой занимаетесь, а лучше бы сделали мне пару
бутербродов. С маслом и с вареньем. Или, лучше, десятку сотворите.

Я вынул рубль и показал ему издали.

- Вот заголовок напишешь - получишь.

- Насовсем? - живо сказал Саня.

- Нет. В долг.

- Ну, это все равно, - сказал он. - Только учти, что я сейчас умру. У
меня уже начались спазмы. И холодеют конечности.

- Врет он все, - сказала Стеллочка. - Саша, давай вон за тот столик
сядем и все стихи сейчас напишем.

Мы сели за отдельный столик и разложили перед собой карикатуры.
Некоторое время мы смотрели на них в надежде, что нас осенит. Потом
Стеллочка произнесла:

- Таких людей, как этот Брут, поберегись - они сопрут!

- Что сопрут? - спросил я. - Он разве что-нибудь спер?

- Нет, - сказала Стелла. - Он хулиганил и дрался. Это я для рифмы.

Мы снова подождали. Ничего, кроме "поберегись - они сопрут", в голову
мне не лезло.

- Давай рассуждать логически, - сказал я. - Имеется Хома Брут. Он
напился пьяный. Дрался. Что он еще делал?

- К девушкам приставал, - сказала Стелла. - Стекло разбил.

- Хорошо, - сказал я. - Еще?

- Выражался...

- Вот странно, - подал голос Саня Дрозд. - Я с этим Брутом работал в
кинобудке. Парень как парень. Нормальный...

- Ну? - сказал я.

- Ну и все.

- Ты рифму можешь дать на "Брут"? - спросил я.

- Прут.

- Уже было, - сказал я. - Сопрут.

- Да нет. Прут. Палка такая, которой секут.

Стелла сказала с выражением:

- Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите Брута
там и тут.

- Не годится, - сказал Дрозд. - Пропаганда телесных наказаний.

- Помрут, - сказал я. - Или просто - мрут.

- Товарищ, пред тобою Брут, - сказала Стелла. - От слов его все мухи
мрут.

- Это от ваших стихов все мухи мрут, - сказал Дрозд.

- Ты заголовок написал? - спросил я.

- Нет, - сказал Дрозд кокетливо.

- Вот и займись.

- Позорят славный институт, - сказала Стеллочка, - такие пьяницы, как
Брут.

- Это хорошо, - сказал я. - Это мы дадим в конец. Запиши. Это будет
мораль, свежая и оригинальная.

- Чего же в ней оригинального? - спросил простодушный Дрозд.

Я не стал с ним разговаривать.

- Теперь надо описать, - сказал я, - как он хулиганил. Скажем, так.
Напился пьян, как павиан, за словом не полез в карман, был человек, стал
хулиган.

- Ужасно, - сказала Стеллочка с отвращением.

Я подпер голову руками и стал смотреть на карикатуру. Дрозд,
оттопырив зад, водил кисточкой по ватману. Ноги его в предельно узких
джинсах были выгнуты дугой. Меня осенило.

- Коленками назад! - сказал я. - Песенка!

- "Сидел кузнечик маленький коленками назад", - сказала Стелла.

- Точно, - сказал Дрозд, не оборачиваясь. - И я ее знаю. "Все гости
расползаются коленками назад", - пропел он.

- Подожди, подожди, - сказал я. Я чувствовал вдохновение. - Дерется и
бранится он, и вот вам результат: влекут его в милицию коленками назад.

- Это ничего, - сказала Стелла.

- Понимаешь? - сказал я. - Еще пару строф, и чтобы везде был рефрен
"коленками назад". Упился сверх кондиции... Погнался за девицею...
Что-нибудь вроде этого.

- Отчаянно напился он, - сказал Стелла. - Сам черт ему не брат. В
чужую дверь вломился он коленками назад.

- Блеск! - сказал я. - Записывай. А он вламывался?

- Вламывался, вламывался.

- Отлично! - сказал я. - Ну, еще одну строфу.

- Погнался за девицею коленками назад, - сказала Стелла задумчиво. -
Первую строчку нужно...

- Амуниция, - сказал я. - Полиция. Амбиция. Юстиция.

- Ютится он, - сказала Стелла. - Стремится он. Не бриться и не
мыться...

- Он, - добавил Дрозд. - Это верно. Это у вас получилась
художественная правда. Сроду он не брился и не мылся.

- Может, вторую строчку придумаем? - предложила Стелла. - Назад -
аппарат - автомат...

- Гад, - сказал я. - Рад.

- Мат, - сказал Дрозд. - Шах, мол, и мат.

Мы опять долго молчали, бессмысленно глядя друг на друга и шевеля