мгновение, - шевельнулась неуверенность в душе: а вдруг все, что баяли про
колдуна, обычный сельский оговор. Но тут он приметил, что глаза у Ерша
отнюдь не смеются, а зорко и колюче высматривают. И он сделал - поступив,
впрочем, вполне безотчетно, - самое правильное: не ответив ничего и не
усмехнувши в ответ, стоял и ждал, прямо глядя в лицо Ляпуну, а тот все
хохотал, натужнее и натужнее, и уже видать было, что совсем и не до смеха
ему, и, почуяв, наконец, что более продолжать не след и что незваный гость
все одно ему не поверил, он вдруг круто оборвал смех, примолвив с прежнею
яростью:
с цепи не спустил! Ну?! - рявкнул он, шагая к Варфоломею. Варфоломей поднял
правую руку, примериваясь схватить колдуна, в свою очередь, за воротник.
Варфоломей, изловчась, рванул его к себе за предплечье и, развернув на
прыжке затылком к себе, ринул в дальний угол, в груду копыльев. - А, так...
ты так... Ну, постой, погоди... - бормотал Ерш, возясь на полу, не
поворачивая лица к Варфоломею, а руками лихорадочно ища какое ни на есть
оружие.
убьешь, да и я не с дракою к тебе пришел.
оборачиваясь. - Не с дракою! А хозяина в ево дому бьешь! Да и небыль сплел
на меня. Ково я убил?! - прокричал он, вскакивая и поворачивая к Варфоломею
искаженное, едва ли не со слезами лицо. - Ково? Ну?! Ково? бормотал он,
наступая на Варфоломея. (В руке колдуна приметил Варфоломей длинное сапожное
шило).
схватил Ерша за запястье:
взглядом уставился на Варфоломея. Взгляд его именно давил, казалось, имел
весомую тяжесть, и Варфоломей, вспомня, что баяли про дурной глаз Ерша,
начал про себя читать Исусову молитву. Минуту и больше пьяный колдун пытался
взглядом устрашить Варфоломея, пока наконец не понял, что молодой барчонок
ему не по зубам.
пугай! Покайся, лучше!
наместничье. К Терентию Ртищу иди, коли доводить хочешь. Токо преже докажи,
что я ево убил, а не кто другой! Да ево и не убили вовсе, а бревном
задавило, слышь?
скоморошничай передо мною! Ты убил, - отмолвил Варфоломей.
полуулыбочкой:
Терентию Ртищу сперва, а к батюшке Никодиму, духовному отцу твоему.
отрезвел. - Молод и глуп. Кто ж, по-твоему, сам на себя доводит? Ты хошь
видал таких? Али, может, тово, в житиях чел? Дак и все одно, не твое то
дело! Был бы мних, старец, куды ни шло! А таких, как ты, много ходит, да
всем, поздно ли, рано, окорот бывает, внял? И не тебе, боярчонку, о правде
баять да о душе! Ково за правду ту наградили и чем? Какая мне с того придет
корысть? Петлю накинут да удавят! Всяк в мире сем за свою выгоду держит! Ты
мне: покайся! А я тебе:
священник, и не его право - требовать покаяния от преступника. Но отступать
было уже нельзя, да он и не собирался отступать, не затем брел сюда один
зимнею ночью.
убил Тишу Слизня, и мог бы прийти не к тебе, а к наместнику. Я пришел к
тебе, ревнуя о душе твоей, которая, иначе, пойдет в ад. Не важно, накажут
тебя или нет. Сколько тебе осталось лет жить на этом свете? А там - жизнь
вечная. И ты сейчас губишь ту, вечную жизнь, обрекая душу свою на вечные
муки! Ты должен покаяти пред Господом и получить ептимью от духовного отца!
Должен спасти свою душу!
катись к... - Он вновь произнес неподобные срамные слова.
детства. О Господней благости, о терпении и добре и о том ужасе, который
ожидает за гробом нераскаянного грешника.
тебе благом великим!
вглядываясь во вдохновенное лицо рослого отрока.
и смолк. - Словно и не мних ты, а баешь - чернецу впору...
поди-ко!
Сколь душ изгубил, все мои, вота!
отемневшие глаза юноши. - Доведешь?! - переспросил Ерш судорожно, - видал,
што ль?! - выкрикнул он в голос.
который видит все с выси горней, а ангела своего, что за плечами стоит, не
боишься и не покаешь ему? - сурово вопросил Варфоломей. Крест-от есть на
тебе? Перекрестись! - приказал он, возвысив голос.
отступая к стене.
Не страшусь! И глаз твой дурной не волен надо мною! Господь моя крепость! -
с силой продолжал Варфоломей. - Час твой пришел, уже, молись!
духи горние, духи подземельные...
над склоненной головою Ляпуна. Тот вдруг согнул шею, весь затрясся, словно
отходя от холода, забормотал неразборчивее, быстрее, слышалось только:
"Свят, свят, свят..."
после дойдешь со мною в дом церковный!
Варфоломей, отворотясь от него, отыскивал глазами в красном углу чуть видный
отемнелый лик какого-то угодника. Став на колени и через плечо оглядев
колдуна, Варфоломей повелел ему:
неразборчивое бормотание.
беззвучная, все расширяющаяся серая пелена и в эту сыпучую пелену, в муть
небытия, рухнул он лицом вперед на враз ослабших ногах.
Сильный удар лицом о мостовины пола тотчас привел его в чувство. Вскочив,
еще мало что понимая, и безотчетно оборотясь, он узрел, словно в тумане,
безумные глаза Ляпуна и вздетый над его головою топор.
стремглав, спасая себя от смерти, или... В какую-то незримую долю мгновения
он узрел и дверь, и расстояние до нее, измерил мысленно путь от крыльца до
калитки и в следующую долю мгновения кинулся к Ляпуну и вцепился руками в
топорище вознесенной для очередного удара секиры.
слабости пробежала от закружившей головы к ногам, и в ту же секунду топор
вновь оказался в руках у Ляпуна. Собрав всю свою волю и силы, не позволяя
убийце отступить для нового замаха, Варфоломей вновь вцепился в скользкое от
крови топорище, и началась страшная, молчаливо-яростная борьба, борьба
воистину не на жизнь, а на смерть. И только тяжкое сопение да неуклюжее
топтание сплетенных тел нарушали давящую тишину.
приник к тяжелой кади с вонючей жижей, в которой квасилась кожа.
надо было опереться о что-нибудь. Однако и тут его выручила прежняя
выдержка. Одолев слабость в ногах и не позволяя себе ни одного лишнего
движения, Варфоломей, крепко обнявши топорище, за которое отчаянно дергал
Ляпун, начал постепенно отдавливать секиру вниз.