С величайшим трудом, взбираясь вверх более двух верст, достиг я
вершины горы, где стоял главный маяк против Альт-Вассера. Какой
обширный горизонт!.. Цепи тор, снежные вершины, Яуер, Швейдниц,
даже Бреславль среди необозримых равнин своих - все видно! Всхожу
наверх - горы унижаются предо мною; схожу наниз - они растут,
высятся и, кажется, хвастают своею высотою. Не так ли царедворец,
карабкаясь из мрачной ничтожности на высоту честей, видит, как
упрямые вельможи и вся окрестная знать унижается его возвышением?
Одно слово - гордый временщик быстро скользит с вершины вниз и в
падении своем видит, что все перерастает, все становится выше
его; даже и те, которых он не примечал у подножия своего,
гордятся, высясь над его головою!..
В пяти верстах от Альт-Вассера, с версту от большой Швейдницкой
дороги, можно и должно видеть древний замок Фюрштенштейн.
Посмотрев на здание замка и на местоположение его, вы не долго
будете в нерешимости, чему отдать преимущество: тотчас последнее
предпочтете первому. Какие виды! Какая природа!.. За несколько
десятков лет пред сим надменное искусство, со всеми приманками,
затеями и вычурами своими, явилось было здесь, чтоб, под видом
украшения, перестроить и перерядить по-своему при роду. Но
природа громко возопила против сего. Явно возроптали столетние
дубы, увидев уничижительные орудия готовые отсекать их древние
ветви; сетовали густые рощи и скорбели из черных пропастей до
светлого неба достигающие скалы. "Мы возросли свидетелями
беспримерного величия ее, мы покоили под тению своею людей, с
которыми ныне никто не посмеет сравниться ни в крепости сил, ни в
твердости духа, ни в чистоте нравов и обычаев, людей, которые не
имели даже понятия о том, что значит таять в роскоши и можно ль
быть рабом, будучи германцем! Мы не хотим надеть на себя
позлащенных цепей искусства, чтоб пленять взоры питомцев неги.
Нет! Лучше пусть огни небесные пожгут нас, или бури разрушения
искоренят!" Тут нечего было делать. Искусство уступило природе.
Оно предложило ей только услуги свои тем, чтоб дать средство
любопытному путешественнику удивляться диким красотам ее.
Например: искусство сделало несколько тысяч ступеней, чтоб ходить
по крутизне скал; провело множество дорожек сквозь частые
перелески; настроило мостиков; расчистило полянки; рассеяло по
местам цветы и насадило плодоносные деревья среди вековых елей и
дубов. Оно коснулось огромных скал - и загремели ключи и брызнули
водопады... Вот что сделало здесь искусство. Оно только раскрыло
природу. Посмотревши на огромный новый замок, имеющий 365 окон,
вы увидите насупротив развалины Фюрштенбурга и непременно
захотите побывать на том месте, где люди жили за 500 пред сим
лет. С лестницы на лестницу, с уступа на уступ, среди плодоносных
дерев, множества цветов, мимо оранжерей спускаетесь вы ниже и
ниже, и места становятся мрачнее и дичее. Во глубине рва
переходите ревущий ручей, а змеистые дорожки ведут вас на
противулежащую крутизну. Вы видите скалу, висящую над вами...
Несколько минут, и вы уже на ней! То проходите вы около самой
бездны, то уходите от нее вверх; то, между тем как цветы
улыбаются вокруг вас, нависшие громады скал хмурятся и грозят
рассыпаться над главою вашею... Но я чувствую, что рассказ мой
совсем холоден, не живописен, не похож на то, что я видел и хотел
выразить. Для чего я не волшебник? Для чего не могу схватить и
бросить на холст сих горных ручьев, чтобы можно было видеть, как
быстро они текут, как растут от дождей; как сердятся от
препятствий; как сражаются с камнями: то с стоном пробираясь под
разрушенную скалу, то с шумом и пеной летят через нее!.. Для чего
я не могу нарисовать всех прелестных видов Фюрштенштейна? Чтоб
замок казался под облаками, тогда как я стою в глубоком рве,
которого каждая отлогость есть сад. Или чтоб сей новый замок
очутился у ног моих и заплатил бы за труд взбираться на старый
Фюрштенбург. Пройдя рощи, переправясь через ручьи, следуя по
дорожкам то вверх, то вниз, то сквозь отверстия, пробитые в
скалах, вы наконец достигнете своей цели в приятной усталости.
Взойдем чрез сей подъемный мост в этот древний готический замок.
Издали мы полагали его необитаемым и крайне удивились, увидя
противное. Престарелый смотритель предлагает нам показать весь
замок - пойдем за ним. Вот зала, гостиная, ряд комнат в точном
вкусе XII века. Все уборы того времени: обои, кресла, люстры - из
оленьего рога; по углам большие серебряные подсвечники. Вот
присутственная зала. Стол, покрытый красным сукном, и 12 кресел
показывают нам место, где некогда рыцари совершали страшный суд
истины. Взойдите по двум крутым лестницам вверх башни: там
любопытство ваше будет рассматривать и дивиться хотя небольшому,
но редкому собранию оружия. Древние луки, пищали, ружья и
пистолеты без кремней, трением огонь производящие, все рыцарские
доспехи, а более всего в 100 и 200 фунтов латы удивят вас. Были
же люди, которые носили их! Углубляясь в рассматривание сих
остатков древности, невольно переносишься мыслию ко временам
рыцарства. Воображение рисует картины домашней жизни сих
необыкновенных людей... В холодный осенний вечер, когда ветры
свистели в скалах и целые леса шатались над пропастями, когда
буря, восставшая от севера, чрез необозримые леса и пустыни
древней Германии протекшая, свирепым дыханием своим, казалось,
сдувала солнце с горизонта, гася свет лучей его и распуская по
небу черные тучи, гостеприимный замок рыцаря представлял
надежнейшее убежище от бурь. Заглянем в него. Множество свеч
теплются в высоких серебряных подсвечниках, огни пылают в
каминах, и древний рыцарь, которого голова поседела под тяжким
шлемом, в кругу семейства своего, цветущего здоровьем и красотою,
не чувствует непогоды. Вдруг слышится звук рога. Из сторожевой
башни дают знать о прибытии рыцаря-гостя. С громом опускается
подъемный мост и - входит странник. Все узнают рыцаря, живущего
за сто верст - это почиталось тогда недальним соседством.
Приветливость встречает его. Он снимает черный шлем, верхние латы
во сто фунтов и садится в кругу веселого семейства. Белогрудая
дочь рыцаря, цветущая свежестию и красотой, подносит ему сок
винограда, на южных долинах растущего, или потчует пенистым
медом, которого соты в пустотах древних дубов и в ущелиях скал
дикими пчелами приготовляются; а рыцарь между тем рассказывает о
дремучих лесах, чрез которые проезжал, о свирепых реках, которые
переплывал, о лютых зверях, с которыми сражался. Он рассказывает
о замках хищных рыцарей, о юных красавицах, которых молодость и
красота увядает в заключении. Съезжаются другие рыцари, заседают
в судилище, рассуждают о добродетелях рыцарей, избирают молодого
витязя к освобождению страждущей красоты. Другому поручают
прервать неволю великодушного защитника невинности, томящегося в
подземном заключении. Или все вместе назначают в забаву себе
охоту на дикого зверя, распространившего ужас среди окрестных
поселян. Скачут по безднам и оврагам чрез горы и поля. Вой псов
сливается с воем ветров, и отзывами стонут леса. Но если
иноплеменник дерзал угрожать свободе отечества, если гремела
труба военная, то в то же мгновение тысячи рыцарей, на бодрых
копях своих, составляли величественные строи. Грозно звучали их
копья и брони, и прелестно волновались радужноцветные перья на
шлемах. Так жили сии древние сыны Германии, защитники невинности,
добродетели и красоты. Фюрштенбург существует уже 500 лет. Время
и война обратили его в развалины, по теперешний граф *** вновь
отделал верхнее жилье. Мы, однако ж, видели подлинные остатки
пятивекового здания, сходя под самые нижние своды. Тут можно
видеть в саду и террасу, где некогда, может быть, сражались
рыцари и где за 13 пред сим лет прелестная Луиза, королева
Прусская, присутствовала на карусели, представлявшей подражание
древним забавам рыцарей. И теперь еще видны места, где сидела
королева с знатнейшими женщинами своего двора. Окрестности
Фюрштенштейна прекрасны. Взгляд на долину близ Фрейбурга
восхитителен. Взоры теряются в необозримости сей прелестнейшей
долины; множество ручьев, домиков и целые рощи плодовитых дерев
испещряют ее.
Из Рейхенбаха в Нейроде дорога чрез горы. Между деревнями
Штейн-Кунцендорфом и Гаусдорфом должно проходить по узкой и
каменистой дороге высочайшую гору. Но подоблачные здешние горы
отменно живописны, обработаны и населены. Нейроде приятный,
чистый городок, и как ни мал, но все лучше больших польских
городов. Тут есть прекрасные суконные фабрики.
Здесь опять надобно дивиться искусному обхождению горных жителей
с водами. Версты за две не доезжая Нейроде, слышите вы подле
дороги шум и журчание, но не видите воды: это подземный ручей. Он
имеет причину прятаться, ибо едва только покажется на свет, как
жители хватают его, обуздывают насыпью по берегам, замыкают в
Махров Алексей
Прозоров Александр
Семенова Мария
Гуль Роман Борисович
Шилова Юлия
Смит Кордвейнер