были вызваны "Стансами". Павел Катенин написал "Старую быль", где содержался
весьма прозрачный намек на низкопоклонство Пушкина. "Анчар", в котором яд
можно понимать как яд клеветы, мог быть ответом на стихи Катенина.
Катенинский образ "неувядающего древа", считал Виноградов, есть некая
антитеза пушкинскому "древу смерти".
лобовые политические аллегории остались только в учебниках. "Анчар" относят
к философским стихотворениям Пушкина, легендам, притчам с глубоким значением
и общечеловеческой мыслью, многозначными и внутренне свободными образами. С
такой расплывчатой трактовкой трудно не согласиться. И все же, нам кажется,
символика стихотворения оставляет простор для еще одного варианта прочтения,
связанного с жизненными обстоятельствами поэта, приведшими к созданию
"Анчара".
стихотворения "Анчар". Несомненно, ядовитое дерево -- символ зла; пустило
оно глубокие корни не на Востоке, а в той "пустынной" стране, где живет
автор "Анчара".
социальное. "Пустыня" означает культурное пространство, где поэту скучно;
пустыней он называет то Кишинев, а то и Петербург. Именно в этой пустыне его
преследуют. И -- "судьбою вверенный мне дар"
пустыне". Между прочим, в первоначальном варианте стихотворения "Анчар"
было: "В пустыне чахлой и глухой", а не "скупой", что еще больше сближает
пустыню с провинцией. Раба склоняют к тому, чтобы он участвовал в
бесчеловечном деле, чтобы принес яд. Раб соглашается и приносит яд. Вспомним
теперь: именно в это время Пушкин получил распоряжение царя донести ему
лично, кто автор "Гаврилиады". Отказ равносилен смерти. В дневнике у поэта 2
октября 1828 года краткая запись: "Письмо к царю. Le cadavre...", то есть --
труп.
источаемая этим всемогущим и таинственным (или тайным?) органом, именуемым
"Анчаром", который наводит страх на всю Вселенную. Сперва отравленный раб,
судя по черновикам стихотворения, страдал, но оставался жить. Больше того, в
черновиках имеется следующий вариант этого четверостишия:
хотя и смертельный, но он не причинит вреда человеку, который его принесет,
и не сделает вреда другим. Кроме того, поначалу поэт продумывал и, так
сказать, более субъективный вариант легенды: вместо "Природа жаждущих степей
его в день гнева породила..." у Пушкина было "Природа Африки моей..."
используется в переносном смысле: "ядом стихи свои в угоду черни буйной он
наполняет", "сеют яд его подосланные слуги", "подозревая все, во всем ты
видишь яд" и т.д. Зачем же, согласно замыслу "Анчара", царю нужен яд? А для
того, чтобы пускать ядовитые стрелы в своих врагов, уничтожать их. Не в этом
ли великая и вечная сущность доносительства?
письмо Вяземскому. В конце рукописи этого письма есть несколько слов, трудно
разбираемых и требующих героических усилий текстолога: "Алексей Полторацкий
сболтнул в Твери, что я шпион, получаю за то 2500 в месяц (которые очень бы
мне пригодилась благодаря крепсу), и ко мне уже являются троюродные братцы
за местами и за милостями царскими". Подумав, Пушкин решил об этом
Вяземскому не сообщать, и строки остались в черновике. Яд клеветы соединился
для Пушкина с ядом доносительства. Вопрос этот мучил поэта. Мысль искала
эзоповскую форму и нашла ее в стихах.
реакцию поэта на предложение распространять яд в "пустыне", где поэт жил.
Смысл этот, представляется, мог наполнить произведение и подсознательно. В
легендах, которые послужили Пушкину источниками, говорится, что за ядом
посылали каторжников, смертников, обещая им свободу. И они шли к ядовитому
дереву с последней надеждой освободиться. Над Пушкиным уже давно висело
предложение Бенкендорфа принести яд с обещанием за эти услуги сделать поэта
свободным, разрешить ему поехать за границу. О прецедентах такого рода он,
разумеется, знал. Читательница Александра Тверская, с которой мы поделились
мыслями о таком толковании "Анчара", вспомнила случай из жизни. Ее отец,
будучи в тюремной камере, мысленно обращался за поддержкой к Пушкину.
Отказаться от самооговора и оговора других стихотворение Пушкина помогло ему
-- единственному из большой группы однодельцев. Удержала этого человека
мысль, что, принеся яд, подчинившись приказу владыки, он превратится в раба,
а смерти все равно не избежать. Выйдя на свободу спустя 24 года,
реабилитированный утверждал, что именно "Анчар" уберег его от
доносительства.
три года) привлекла внимание Третьего отделения, заподозрившего опасное
иносказание. Цензура пропустила стихи, ничего не обнаружив, а умный
Бенкендорф потребовал приказать Пушкину "доставить ему объяснение, по какому
случаю помещены... некоторые стихотворения его, и между прочим Анчар, древо
яда, без предварительного испрошения на напечатание оных высочайшего
дозволения".
стороны Третьего отделения было не желательно: для этого цензорам пришлось
бы "раскрыться", указать на намеки, их суть. Бенкендорф приказал поэту
явиться и, отчитывая его, как подростка, обвинил в "тайных применениях" и
"подразумениях". Пушкин написал ему весьма резкий ответ, в котором, памятуя,
что лучшая защита -- нападение, заявил, что "обвинения в применениях и
подразумениях не имеют ни границ, ни оправданий, если под словом дерево
будут разуметь конституцию, а под словом стрела самодержавие".
он подвергается вместо одной -- царской. Решительный этот протест
многократно приводится в советских работах о Пушкине как доказательство
мужества и принципиальной позиции поэта в борьбе с самодержавием. Опускается
лишь одна деталь: когда порыв отваги прошел, Пушкин решил это письмо не
отправлять. А послал другое -- "с чувством глубочайшего благоговения".
"Анчара", заменяя "самодержавного владыку" на "непобедимого", а в это время
Вяземский писал Пушкину об уморительном цинизме цензоров, которые обязаны
следить, чтобы в пропускаемых произведениях содержался патриотизм. Цензор и
писатель Сергей Глинка жаловался Вяземскому: "Черт знает за что наклепали на
меня какую-то любовь к отечеству, черт бы ее взял!".
спустя приятель поэта Николай Муханов запишет в дневнике, что на вечере у
Вяземского министр внутренних дел Д.Н.Блудов сказал, что министр иностранных
дел Нессельроде не хочет платить Пушкину жалования. "Я желал бы, чтобы
жалованье выдавалось от Бенкендорфа". Пушкин "тотчас смешался и убежал".
на пироскафе. Около меня суетятся, прощаются, носят чемоданы, смотрят на
часы. Пироскаф тронулся: морской, свежий воздух веет мне в лицо; я долго
смотрю на убегающий берег -- My native land, adieu!
байроновского "Чайльд-Гарольда". Нет сомнения, что в неоконченном наброске
"Участь моя решена, я женюсь", опубликованном через двадцать лет после
смерти писателя, это биографическая деталь, хотя поэт написал, будто бы
сделал перевод с французского. Из текста следует, что автор собирался
уехать, если ничего не получится с женитьбой. Пушкину не сидится на месте.
Он мечется из одного места в другое, и тема дороги перетекает у него из
одного стихотворения в другое.
стихах и письмах. "Пушкин в эту зиму бывал часто мрачным, рассеянным и
апатичным",-- вспоминала Анна Керн. Тяжелое состояние Пушкина отмечает и
Вяземский в письме к жене: "Он что-то во все время был не совсем по себе. Не
умею объяснить, ни угадать, что с ним было или чего не было, mais il n'etait
Сертаков Виталий
Каменистый Артем
Никитин Юрий
Земляной Андрей
Андреев Николай
Посняков Андрей