Чтение 36–й страницы книги ~Бесы~

Он было вскочил, махая руками, точно отмахиваясь от вопросов; но так как
вопросов не было, а уходить было не за чем, то он и опустился опять в
кресла, несколько успокоившись.

- Кстати, в скобках, - затараторил он тотчас же, - здесь одни болтают,
будто вы его убьете, и пари держат, так что Лембке думал даже тронуть
полицию, но Юлия Михайловна запретила... Довольно, довольно об этом, я
только, чтоб известить. Кстати опять: я Лебядкиных в тот же день
переправил, вы знаете; получили мою записку с их адресом?

- Получил тогда же.

- Это уж я не по "бездарности"; это я искренно, от готовности. Если вышло
бездарно, то зато было искренно.

- Да, ничего, может, так и надо... - раздумчиво промолвил Николай
Всеволодович; - только записок больше ко мне не пишите, прошу вас.

- Невозможно было, всего одну.

- Так Липутин знает?

- Невозможно было; но Липутин, сами знаете, не смеет... Кстати надо бы к
нашим сходить, то-есть к ним, а не к нашим, а то вы опять лыко в строку. Да
не беспокойтесь, не сейчас, а когда-нибудь. Сейчас дождь идет. Я им дам
знать, они соберутся, и мы вечером. Они так и ждут, разиня рты, как галчаты
в гнезде, какого мы им привезли гостинцу? Горячий народ. Книжки вынули,
спорить собираются. Виргинский - общечеловек, Липутин - фурьерист, при
большой наклонности к полицейским делам; человек, я вам скажу, дорогой в
одном отношении, но требующий во всех других строгости; и наконец тот с
длинными ушами, тот свою собственную систему прочитает. И, знаете, они
обижены, что я к ним небрежно и водой их окачиваю, хе-хе! А сходить надо
непременно.

- Вы там каким-нибудь шефом меня представили? - как можно небрежнее
выпустил Николай Всеволодович. Петр Степанович быстро посмотрел на него.

- Кстати, - подхватил он, как бы не расслышав и поскорей заминая, - я ведь
по два, по три раза являлся к многоуважаемой Варваре Петровне и тоже много
принужден был говорить.

- Воображаю.

- Нет, не воображайте, я просто говорил, что вы не убьете, ну и там прочие
сладкие вещи. И вообразите: она на другой день уже знала, что я Марью
Тимофеевну за реку переправил, это вы ей сказали?

- Не думал.

- Так и знал, что не вы. Кто ж бы мог кроме вас? Интересно.

- Липутин, разумеется.

- Н-нет, не Липутин, - пробормотал, нахмурясь, Петр Степанович; - это я
узнаю кто. Тут похоже на Шатова... Впрочем вздор, оставим это! Это,
впрочем, ужасно важно... Кстати, я вс¬ ждал, что ваша матушка так вдруг и
брякнет мне главный вопрос... Ах, да, все дни сначала она была страшно
угрюма, а вдруг сегодня приезжаю - вся так и сияет. Это что же?

- Это она потому, что я сегодня ей слово дал через пять дней к Лизавете
Николаевне посвататься, - проговорил вдруг Николай Всеволодович с
неожиданною откровенностию.

- А, ну... да конечно, - пролепетал Петр Степанович, как бы замявшись; -
там слухи о помолвке, вы знаете? Верно, однако. Но вы правы, она из-под
венца прибежит, стоит вам только кликнуть. Вы не сердитесь, что я так?

- Нет, не сержусь.

- Я замечаю, что вас сегодня ужасно трудно рассердить, и начинаю вас
бояться. Мне ужасно любопытно, как вы завтра явитесь. Вы наверно много штук
приготовили. Вы не сердитесь на меня, что я так?

Николай Всеволодович совсем не ответил, что совсем уже раздражило Петра
Степановича.

- Кстати, это вы серьезно мамаше насчет Лизаветы Николаевны? - спросил он.

Николай Всеволодович пристально и холодно посмотрел на него.

- А, понимаю, чтобы только успокоить, ну да.

- А если бы серьезно? - твердо спросил Николай Всеволодович.

- Что ж, и с богом, как в этих случаях говорится, делу не повредит (видите,
я не сказал, нашему делу, вы словцо наше не любите), а я... а я что ж, я к
вашим услугам, сами знаете.

- Вы думаете?

- Я ничего, ничего не думаю, - заторопился, смеясь, Петр Степанович, -
потому что знаю, вы о своих делах сами наперед обдумали, и что у вас вс¬
придумано. Я только про то, что я серьезно к вашим услугам, всегда и везде
и во всяком случае, то-есть во всяком, понимаете это?

Николай Всеволодович зевнул.

- Надоел я вам, - вскочил вдруг Петр Степанович, схватывая свою круглую,
совсем новую шляпу и как бы уходя, а между тем вс¬ еще оставаясь и
продолжая говорить беспрерывно, хотя и стоя, иногда шагая по комнате и в
одушевленных местах разговора ударяя себя шляпой по коленке.

- Я думал еще повеселить вас Лембками, - весело вскричал он.

- Нет уж, после бы. Как однако здоровье Юлии Михайловны?

- Какой это у вас у всех однако светский прием: вам до ее здоровья вс¬
равно, что до здоровья серой кошки, а между тем спрашиваете. Я это хвалю.
Здорова и вас уважает до суеверия, до суеверия многого от вас ожидает. О
воскресном случае молчит и уверена, что вы вс¬ сами победите одним
появлением. Ей богу, она воображает, что вы уж бог знает что можете.
Впрочем вы теперь загадочное и романическое лицо, пуще чем когда-нибудь -
чрезвычайно выгодное положение. Все вас ждут до невероятности. Я вот уехал
- было горячо, а теперь еще пуще. Кстати, спасибо еще раз за письмо. Они
все графа К. боятся. Знаете, они считают вас, кажется, за шпиона? Я
поддакиваю, вы не сердитесь?

- Ничего.

- Это ничего; это в дальнейшем необходимо. У них здесь свои порядки. Я
конечно поощряю; Юлия Михайловна во главе, Гаганов тоже... Вы смеетесь? Да
ведь я с тактикой; я вру, вру, а вдруг и умное слово скажу, именно тогда,
когда они все его ищут. Они окружат меня, а я опять начну врать. На меня
уже все махнули; "со способностями, говорят, но с луны соскочил". Лембке
меня в службу зовет, чтоб я выправился. Знаете, я его ужасно третирую,
то-есть компрометирую, так и лупит глаза. Юлия Михайловна поощряет. Да,
кстати, Гаганов на вас ужасно сердится. Вчера в Духове говорил мне о вас
прескверно. Я ему тотчас же всю правду, то-есть, разумеется, не всю правду.
Я у него целый день в Духове прожил. Славное имение, хороший дом.

- Так он разве и теперь в Духове? - вдруг вскинулся Николай Всеволодович,
почти вскочив и сделав сильное движение вперед.

- Нет, меня же и привез сюда давеча утром, мы вместе воротились, -
проговорил Петр Степанович, как бы совсем не заметив мгновенного волнения
Николая Всеволодовича. - Что это, я книгу уронил, - нагнулся он поднять
задетый им кипсек. Женщины Бальзака, с картинками, - развернул он вдруг, -
не читал. Лембке тоже романы пишет.

- Да? - спросил Николай Всеволодович как бы заинтересовавшись.

- На русском языке, потихоньку, разумеется. Юлия Михайловна знает и
позволяет. Колпак; впрочем с приемами; у них это выработано. Экая строгость
форм, экая выдержанность! Вот бы нам что-нибудь в этом роде.

- Вы хвалите администрацию?

- Да еще же бы нет! Единственно, что в России есть натурального и
достигнутого... не буду, не буду, - вскинулся он вдруг, - я не про то, о