Вельчанинову досталось всего шестьдесят тысяч рублей, - дело бесспорно
невеликое, но для него очень важное: во-первых, он тотчас же почувствовал
себя опять на твердой почве, - стало быть, утолился нравственно; он знал
теперь уже наверно, что этих последних денег своих не промотает "как
дурак", как промотал свои первые два состояния, и что ему хватит на всю
жизнь. "Как бы там ни трещало у них общественное здание и что бы они там ни
трубили, - думал он иногда, приглядываясь и прислушиваясь ко всему
чудесному и невероятному, совершающемуся кругом него и по всей России, - во
что бы там ни перерождались люди и мысли, у меня все-таки всегда будет хоть
этот тонкий и вкусный обед, за который я теперь сажусь, а стало быть, я ко
всему приготовлен". Эта нежная до сладострастия мысль мало-помалу
овладевала им совершенно и произвела в нем переворот даже физический, не
говоря уже о нравственном: он смотрел теперь совсем другим человеком в
сравнении с тем "хомяком", которого мы описывали за два года назад и с
которым уже начинали случаться такие неприличные истории, - смотрел весело,
ясно, важно. Даже злокачественные морщинки, начинавшие скопляться около его
глаз и на лбу, почти разгладились; даже цвет его лица изменился, - он стал
белее, румянее. В настоящую минуту он сидел на комфортном месте в вагоне
первого класса, и в уме его наклевывалась одна милая мысль: на следующей
станции предстояло разветвление пути, и шла новая дорога вправо. "Если б
бросить, на минутку, прямую дорогу и увлечься вправо, то не более как через
две станции можно бы было посетить еще одну знакомую даму, только что
возвратившуюся из-за границы и находящуюся теперь в приятном для него, но
весьма скучном для нее уездном уединении; а стало быть, являлась
возможность употребить время не менее интересно, чем и в Одессе, тем более
что и там не уйдет..." Но он все еще колебался и не решался окончательно;
он "ждал толчка". Между тем станция приближалась; толчок тоже не замедлил.
пассажирам. У самого входа в залу для пассажиров первого и второго классов
столпилось, как водится, множество нетерпеливой и торопившейся публики и, -
может быть, тоже как водится, - произошел скандал. Одна дама, вышедшая из
вагона второго класса и замечательно хорошенькая, но что-то уж слишком
пышно разодетая для путешественницы, почти тащила обеими руками за собою
улана, очень молоденького и красивого офицерика, который вырывался у нее из
рук. Молоденький офицерик был сильно хмелен, а дама, по всей вероятности
его старшая родственница, не отпускала его от себя, должно быть из
опасения, что он прямо так и бросится к буфету с напитками. Между тем с
уланом, в тесноте, столкнулся купчик, тоже закутивший, и даже до
безобразия. Этот купчик застрял на станции второй уже день, пил и сыпал
деньгами, окруженный разным товариществом, и все не успевал попасть в
поезд, чтоб отправиться далее. Вышла ссора, офицер кричал, купчик бранился,
дама была в отчаянии и, увлекая улана от ссоры, восклицала ему умоляющим
голосом: "Митенька! Митенька!" Купчику показалось это слишком уже
скандальным; правда, и все смеялись, но купчик обиделся уже более за
оскорбленную, как показалось ему почему-то, нравственность.
голосок барыни. - И в публике уже не стыдятся!
усадить рядом с собой и улана, он презрительно осмотрел обоих и протянул
нараспев:
стыдно-то было, и боялась-то она, а к довершению всего офицер сорвался со
стула и, завопив, ринулся было на купчика, но поскользнулся и шлепнулся
назад на стул. Хохот кругом усиливался, а помочь никто и не думал; но помог
Вельчанинов: он вдруг схватил купчика за шиворот и, повернув, оттолкнул его
шагов на пять от испуганной женщины. Тем скандал и кончился; купчик был
сильно опешен и толчком и внушительной фигурой Вельчанинова; его тотчас же
увели товарищи. Осанистая физиономия изящно одетого барина возымела
внушительное влияние и на насмешников: смех прекратился. Дама, краснея и
чуть не со слезами, начала изливаться в уверениях о своей благодарности.
Улан бормотал: "балдарю, балдарю!" - и хотел было протянуть Вельчанинову
руку, но вместо того вдруг вздумал улечься на стульях и протянулся на них с
ногами.
интересовала его; это была, как видно, богатенькая провинциалочка, хотя и
пышно, но безвкусно одетая и с манерами несколько смешными, - именно
соединяла в себе все, гарантирующее успех столичному фату при известных
целях на женщину. Завязался разговор; дама горячо рассказывала и жаловалась
на своего мужа, который "вдруг из вагона куда-то скрылся, и от этого все и
произошло, потому что он вечно, когда надо тут быть, куда-то и скроется..."
Вельчанинов, и вдруг знакомая ему лысая голова просунулась между ним и
дамой. В одно мгновение представился ему сад у Захлебининых, невинные игры
и докучливая лысая голова, беспрерывно просовывавшаяся между ним и Надеждой
Федосеевной.
Вельчанинова, оторопев перед ним, как перед привидением. Столбняк его был
таков, что некоторое время он, по-видимому, не понимал ничего из того, что
толковала ему раздражительной и быстрой скороговоркой оскорбленная супруга.
Наконец, он вздрогнул и сообразил разом весь свой ужас: и свою вину, и о
Митеньке, и об том, что этот "мсье" - дама почему-то так назвала
Вельчанинова - "был для нас ангелом-хранителем и спасителем, а вы - вы
вечно уйдете, когда вам надо тут быть..." Вельчанинов вдруг захохотал.
даме, фамильярно и покровительственно обхватив правой рукой плечи
улыбавшегося бледной улыбкой Павла Павловича. - Не говорил он вам об
Вельчанинове?
было и постыдно оборвался Павел Павлович. Супруга вспыхнула и злобно
сверкнула на него глазами, очевидно за "Липочку".
но вы, Олимпиада...
друзей... Он - добрый муж!
оправдываться Павел Павлович.
надо, вас нет, где не надо - вы тут...
нехорошо при Вельчанинове, и краснела, но не могла совладать.
у ней.
не надо... - ужасно разгорячился вдруг и Митенька.
Черепнин Владимир
Посняков Андрей
Конюшевский Владислав
Херберт Фрэнк
Лукин Евгений
Андреев Николай