краснеть, как вы думаете?
язвительной насмешкой, что я вскрикнула от ужаса и бросилась к Александ-
ре Михайловне. Изумление, боль, укор и ужас изображались на смертельно
побледневшем лице ее. Я взглянула на Петра Александровича, сложив с умо-
ляющим видом руки. Казалось, он сам спохватился; но бешенство, вырвавшее
у него эту фразу, еще не прошло. Однако ж, заметив безмолвную мольбу
мою, он смутился. Мой жест говорил ясно, что я про многое знаю из того,
что между ними до сих пор было тайной, и что я хорошо поняла слова его.
твердым голосом, встав со стула, - мне очень нужно говорить с Петром
Александровичем...
больше, чем за всякое волнение. Я как будто не слыхала слов ее и остава-
лась на месте как вкопанная. Все силы мои напрягла я, чтоб прочесть на
ее лице, что происходило в это мгновение в душе ее. Мне показалось, что
она не поняла ни моего жеста, ни моего восклицания.
взяв меня за руки и указав на жену.
на этом убитом, помертвевшем лице. Он взял меня за руку и вывел из ком-
наты. Я взглянула на них в последний раз. Александра Михайловна стояла,
облокотясь на камин и крепко сжав обеими руками голову. Все положение ее
тела изображало нестерпимую муку. Я охватила руку Петра Александровича и
горячо сжала ее.
щадите!
- это ничего, это припадок. Ступайте же, ступайте.
лые три часа пробыла я в таком положении и в это мгновение прожила целый
ад. Наконец я не выдержала и послала спросить, можно ли мне прийти к
Александре Михайловне. С ответом пришла мадам Леотар. Петр Александрович
прислал сказать, что припадок прошел, опасности нет, но что Александре
Михайловне нужен покой. Я не ложилась спать до трех часов утра и все ду-
мала, ходя взад и вперед по комнате. Положение мое было загадочнее, чем
когда-нибудь, но я чувствовала себя как-то покойнее, - может быть, пото-
му, что чувствовала себя всех виновнее. Я легла спать, с нетерпением
ожидая завтрашнего утра.
объяснимую холодность в Александре Михайловне. Сначала мне показалось,
что этому чистому, благородному сердцу тяжело быть со мною после вчераш-
ней сцены с мужем, которой я поневоле была свидетельницей. Я знала, что
это дитя способно покраснеть передо мною и просить у меня же прощения за
то, что несчастная сцена, может быть, оскорбила вчера мое сердце. Но
вскоре я заметила в ней какую-то другую заботу и досаду, проявлявшуюся
чрезвычайно неловко: то она ответит мне сухо и холодно, то слышится в
словах ее какой-то особенный смысл; то, наконец, она вдруг сделается со
мной очень нежна, как будто раскаиваясь в этой суровости, которой не
могло быть в ее сердце, и ласковые, тихие слова ее как будто звучат ка-
ким-то укором. Наконец я прямо спросила ее, что с ней и нет ли у ней че-
го мне сказать? На быстрый вопрос мой она немного смутилась, но тотчас
же, подняв на меня свои большие тихие глаза и смотря на меня с нежной
улыбкой, сказала:
сила, я немного смутилась. Это оттого, что ты спросила так скоро... уве-
ряю тебя. Но, слушай, - отвечай мне правду, дитя мое: есть что-нибудь у
тебя на сердце такое, от чего бы ты так не смутилась, если б тебя о том
спросили так же быстро и неожиданно?
за этот прекрасный ответ. Не то чтоб я тебя могла подозревать в чем-ни-
будь дурном, - никогда! Я не прощу себе и мысли об этом. Но слушай: взя-
ла я тебя дитятей, а теперь тебе семнадцать лет. Ты видела сама: я
больная, я сама как ребенок, за мной еще нужно ухаживать. Я не могла за-
менить тебе вполне родную мать, несмотря на то что любви к тебе слишком
достало бы на то в моем сердце. Если ж теперь меня так мучит забота, то,
разумеется, не ты виновата, а я. Прости ж мне и за вопрос и за то, что
я, может быть, невольно не исполнила всех моих обещаний, которые дала
тебе и батюшке, когда взяла тебя из его дома. Меня это очень беспокоит и
часто беспокоило, друг мой.
слезами. - Не говорите мне так, не разрывайте моего сердца. Вы были мне
больше чем мать; да благословит вас бог за все, что вы сделали оба, вы и
князь, мне, бедной, оставленной! Бедная моя, родная моя!
ешь что? Бог знает отчего мне кажется, что ты в последний раз меня обни-
маешь.
будет! Вы будете счастливы!.. Еще впереди много дней. Верьте, мы будем
счастливы.
мало людей; меня все оставили!
все оставили, все ушли, точно призраки были. А я их так ждала, всю жизнь
ждала; бог с ними! Смотри, Неточка: видишь, какая глубокая осень; скоро
пойдет снег: с первым снегом я и умру, - да; но я и не тужу. Прощайте!
пятно; губы ее дрожали и запеклись от внутреннего жара.
с треском лопнула струна и заныла в длинном дребезжащем звуке...
ным голосом, указывая на фортепьяно. - Эту струну слишком, слишком натя-
нули: она не вынесла и умерла. Слышишь, как жалобно умирает звук!
глаза ее наполнились слезами.
пустила их.
потом, как будто боясь, чтоб нас кто-нибудь не подслушал.
верила? Я ведь иногда бог знает что говорю. Я теперь как дитя; мне нужно
все прощать.
Я ожидала.
легкой краской в лице и так тихо, что я едва расслышала.
ясь как можно хитрее взглянуть на меня, хотя все та же простодушная