напомнила мореходам славные дела предков. Из тумана давнего прошлого
выплывали древние корабли новгородцев...
розовели нежными красками.
ремнями к корме осиновки. На плоту должен был остаться Степан и большим
правилом удерживать его, чтобы не рыскал из стороны в сторону при
буксировке. На лодке за весла сели Алексей с Ваней, Федора, как
больного, усади ли на корму. Мишку в лодку не пустили, и он расположился
на плоту у ног Степана, обиженно озираясь на Ваню.
только вечером, совсем выбившись из сил. Но Алексей боялся оставить плот
на воде: не унесло бы в море ненароком. И через силу, не отдыхая,
охотникам пришлось вытаскивать бревна на берег.
много медвежьих и песцовых следов, но пробраться внутрь зверям оказалось
не под силу.
зарубки на своем календаре. Сейчас поморы были уверены, что уже недолго
им осталось так отсчитывать время.
аккуратно сложен вплотную к стенам избы.
на штабеля бревен и досок, прикрывшие жилье зимовщиков.
быстро убывали. Так и не увидели в этом году мореходы долгожданный белый
парус на горизонте. Во всех жила твердая вера, что будущим летом удастся
им на собственном судне уйти на Русь, пока же была неизбежна еще одна
зимовка на Беруне.
уж страшной казалась им арктическая ночь. Не боялись они замерзнуть без
теплой одежды, не думали с тревогой - долго ли еще продержатся старые
мезенские куртки и бахилы. "Главный закройщик" Степан ловко орудовал
острым ножом, кроил оленьи шкуры, в эту осень он задал всем особенно
много работы.
владеть не умеет. Мало ли для чего иголка в пути нужна, сшить новый
парус или брезент на люк, заплату на старый парус поставить, буйно'
сладить.
Легкая и мягкая замша-ровдуга шла на шапки и куртки, на штаны и рубахи.
На ноги надевали легкие бахилы из нерпичьей кожи с толстой заячьей
подошвой.
мешковата, надевают ее через голову, как юбку. Но как она тепла! Если
мороз схватит за руки, их можно, не снимая шубы, вытащить из рукавов и
отогреть под мехом.
чего она не терпит, это сырости. Если промочишь, надо немедленно сушить,
иначе мех подопреет и вылезет.
настолько свирепый, что даже сквозь малицу пронимает. На этот случай
зимовщики обзавелись вторыми шубами - совиками. Покрой у них одинаков,
только малица шьется мехом внутрь, а совик, наоборот, мехом наружу.
чтобы человека прошиб.
наружу. Под пимы натягивали меховые чулки - липты.
удушливый запах, но поморы давно притерпелись к нему.
скале, что была рядом с избой, небольшую пещеру с узким входом. Зимние
метели набивали сюда снег, который летом почти не таял. За много-много
лет здесь образовался плотный пласт старого снега и льда. Пещера
превратилась в естественный погреб-холодильник, как нельзя лучше
подходивший для хранения продовольствия и богатого промысла грумаланов.
ни песца, ни ошкуя, поморы завалили нижнюю часть расщелины камнями.
Теперь попасть в кладовую можно было только приставив к скале высокую
стремянку. И сам вход в склад Федор закрыл прочной деревянной дверью с
засовом из толстого бруса.
пять, а по десять кулемок на каждого. Песцовая охота давала свежее мясо,
ценные шкурки, а главное - хорошую, почти ежедневную прогулку на чистом
воздухе.
повторять Химков.
самостоятельно, и редко когда мальчик возвращался с пустыми руками.
Свергаясь водопадом с каменного уступа, ручей образовал здесь, пониже
Ваниной засады, чистый прозрачный водоем... Показались олени... Щелкая
на ходу широкими копытами, они легкой, осторожной рысцой подошли к
водопою. Впереди стада размашисто бежал вожак - старый олень с красивыми
ветвистыми рогами. Животные то и дело оборачивались к ветру, шевеля
ноздрями.
защиты от непогоды.
но тотчас же его опустил внизу, у ручья, промелькнуло что то большое,
похожее на гигантский ком желтого сливочного масла.
Хищник уже не скрывался и с отрывистым ревом бросился на стадо.
вокруг них плотное полукольцо. Перед медведем вырос целый лес острых
ветвистых рогов. Еще секунда и матки, оленята бросились наутек, за ними,
вскинув голову так, что рога почти лежали на спине, как ветер, умчались
и олени-самцы.
бесполезно. Он остановился, облизнулся, потом медленно поплелся куда-то
совсем в другую сторону.
это медведь, при всей своей силе и нахальстве остался в дураках. Ваня и
радовался и удивлялся смелости и быстроте маневра оленей.
приходится уходить от них ни с чем, - сказал ему потом Федор.
уже не вставал с постели. Его мучили то ломота, то озноб. Даже укутанный
теплыми оленьими шкурами, он дрожал всем телом.
показывалось. С моря порывами налетал резкий холодный ветер. Часто падал
снег. Чтобы облегчить страдания Федора, в печи непрерывно поддерживали
огонь. Когда он обессилел настолько, что не мог сам есть, Ваня кормил
своего крестного с ложки, как ребенка.
развлечь его или сам внимательно слушал тихий, неторопливый рассказ
больного о его промысловых приключениях.
раз к нам, к становой избе, под вечер здоровенный ошкуй. Ходил, ходил
вокруг избы, шарил все - нет ли чем поживиться. Бочку пустую катал,
дрова свалил. Надоел он нам - ну и получил пулю в бок. Шкуру его мы
перед избой развесили, а мясо в сени убрали. Ночью просыпаюсь - слышу,
ходит кто-то у избы. Подкрался я к дверям, приоткрыл... Луна вовсю
светит. Смотрю: большущая медведица и два медвежонка с ней. Обнюхали
они, значит, следы, кровь, где мы ошкуя свежевали, и фыркают. Потом
медведица подошла к шкуре, встала на дыбки да как застонет, будто
плачет. И горестно так, словно понимает. Затихла - да в другой раз, да в
третий... Вот тебе и дикий зверь, а жалость понимает... Так-то, Ваня.
мальчик.
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Акунин Борис