Чтение 36–й страницы книги ~Чужие~

Пигматке отсижусь, да не привел господь. Царица за мной солдат послала,
ночью во двор к Прибыткову ворвались. Хозяин меня задами вывел, и я, аки
зверь, таясь от людей, прямым путем в Безымянный. Солдатам ваш скит вовек не
найти.

Старцы слушали молча. Когда Амвросий кончил, они переглянулись и потупили
глаза. Сафроний не сразу решился на разговор.

- Думаю я, отче любый, тебе в нашем скиту оставаться не след, - ворковал
большак. - А вдруг и к нам солдаты нагрянут? Окружат скит и тебя, как гнуса,
в западне возьмут. Вот что, отче любый, мы назаутрие карбасик крытый пошлем,
тебя в Кеми у надежного человека захороним... Ежели солдаты к нам пожалуют,
упредим - хозяин тебя дальше отвезет... А здесь, коли скит окружат, и тебе
не уйти, и нам всем животом не откупиться. Разорят скит, как бог свят,
разорят. Как, отцы любые, так ли говорю? - Речь у него была томная,
вкрадчивая.

- В согласии мы, - ответил старец Аристарх. - Простого мужика на место
умерших в книгу вписать можчо, и концы в воду, а тебя не сокрыть. Правду
большак сказал: Амвросию назаутрие дальше ехать.

Амвросий маленькими колючими глазками прощупывал старцев. Загорелся было,
хотел сказать укорительно, но смолчал. Понял: о себе святые отцы пекутся.

- Как скажете, братья. - Амвросии вздохнул и склонил голову. - Тяжка мне
путная долгота, да что делать...

Стали вздыхать и соборные старцы.

- Отец Сафроний, - раздался испуганный голос за дверью, - отопрись, беда,
солдаты близко...

Сафроний впустил мужика.
- Словно волчья стая, по болотам идут, - рассказывал старцам запыхавшийся трудник. - Пищали у всех, бердыши.

- Скажи, Николушка, сколь им ходу до скита? - спросил большак.

- Демьянову топь им обойтить осталось, к полдню, не ране, будут, -
ответил мужик, робко озираясь по сторонам.

Соборные старцы побледнели, изменились с лица. Амвросий, сложив руки на
груди, сидел прямой и строгий.

- Скажи, любый, привратнику, - распорядился большак, - пусть накрепко
ворота закроет, отпереть всегда успеем.

Пыхтя, Сафроний поднялся и, волнуясь, стал ходить по горнице. Он был
тучен, лицом красен и с небольшой плешью. Маленькие глазки плавали точно в
жиру. Волосы, длинные, прилизанные, спускались небольшими кудрями. Походка
смиренная, тихая, осторожная. Волчьи зубы имел Сафроний и лисий хвост.

Неожиданно поднялся Амвросий.

- Настало время, братья, принять крещение огненное, - облизывая
пересохшие губы, громко сказал он. - Через святую смерть приемлем царствие
небесное. - Глаза старца загорелись огнем безумия. - Не дадим нечистым войти
в скит, не дадим измываться антихристу! - Он задыхался, потрясая высохшими
руками.

Соборные старцы рядились недолго, времени не было. Пришлось уступить.
Откажи Амвросию, впусти в скит солдат - все равно конец общежительству:
разорят, разгонят. А старик по всему свету разнесет: не могли, дескать,
благочестие отстоять, как должно святым отцам.

Однако старцы приметили: уж больно легко согласился Сафроний. Даже
путного слова против не вымолвил, но в глаза не посмели сказать.

Скит зашумел, зашевелился, словно потревоженный улей. На призывный звон
колокола к часовне бежали люди. Старец-городничий шнырял по кельям и
службам, наблюдая, чтобы собрались все. Часовня наполнилась народом. От
дыхания двух сотен человек стало душно.

Появился Сафроний, окруженный соборными старцами. Красная лысина большака
покрылась потом, седая бородка заметно тряслась. Он поднял руку. Многоустый
шепот затих.

- Братья и сестры, - срывающимся голосом спросил Сафроний, - все ли
здесь?

- Все, - послышалось с разных сторон. Большак истово перекрестился и,
запинаясь, начал молитву.

- Вершите, отцы, - окончив и поклонившись на все стороны, сказал он
соборным старцам, - не мешкайте.

Городничий, стоявший у двери, задвинул засовы. В мертвой тишине забрякали
ключи. Другие старцы наглухо закрывали тяжелыми бревенчатыми щитами окна,
для крепости закладывали их брусьями. В часовне не стало дневного света.
Дрожащие огоньки лампад и свечей едва освещали застывшую толпу и лики святых
на темных иконах.

Когда старцы стали раскладывать в моленной смолье и сено, толпа не
выдержала, загудела; раздались истерические вопли, женский плач и стенания.

Люди поняли - готовится гарь. Мужики из трудников в смертной тоске
рыскали глазами по всем углам, подумывая о спасении.

- Братья и сестры, - выступил вперед старец Амвросий, - близки слуги
антихристовы. Постоим за древнее благочестие! - Он преобразился, глаза его
пылали страстным огнем. Круто и властно держал он себя. - Очистимся огнем,
братья и сестры, обретем царствие небесное!

Высокий и худой, как шест, с горящими глазами, в длинной белой рубахе,
старец был страшен. Но его неподдельная страстность захватывала людей.
Амвросия стали слушать. Вопли и стенания утихли.

А в закутке, скрывшись от взоров, шептались двое.

- Сдается мне, - говорил старец Аристарх, - крутит большак. В речах
путается, словно другое что в мыслях.

- Гнус! Отца родного за гривну продаст Сафроний, - злобно ответил другой
старец.- Уйдет от гари, как бог свят, а нам помирать.

- Следить за ним надо, глаз не спускать. Куда он, туда и мы, глядишь,
живыми выйдем.

- Идут слуги антихристовы, - бесновался с амвона Амвросий, - идут, идут
звери лютые. Возлетим с огнем на небо, спасемся, братья и сестры! За
двоеперстное сложение, за молитвы святых животы свои отдадим!

В молельне раздались всхлипывания, сдерживаемые рыдания женщин. Мужики
глядели дико, словно затравленные звери.

- Вижу, разверзлись стены, - подняв руки кверху, вопил Амвросий, - вижу
огонь и дым великий. Народу множество в белых ризах, - закатив глаза, он
затрясся в неистовстве, - вижу врата небесные в сиянии райском и народ,
восходящий в небеса.

Амвросий упал на колени.

- Молитеся, братья и сестры!

Крестясь, люди шумно повалились на деревянный пол часовни, забились в
истерике женщины.

- Вяжу еще, - продолжал выкрикивать Амвросий, - закрылись двери небесные,
впустив праведников. Горе грешникам, кои спасение нечестивое обрести
восхотят, в огонь и дым с небес будут свергнуты.

Плач и стенания усилились. Рыдая, ломали в отчаянии руки женщины. От
смрада и копоти лампад, одуряющего запаха воска все закрутилось, завертелось
в глазах. Казалось, ожили бородатые святые на темных иконах, зашептались,
закивали головами...

Степан с товарищами долго стучались у ворот скита. Все было мертво и
тихо. Вконец мужикам надоело.

- А что, ребята, не махнуть ли нам через забор? - поглядывая на высокий
частокол, спросил Малыгин.

- И то правда, - согласился Яков Рябой, - давай, мужики, кто помоложе.

Охотники нашлись. Приложив к забору бревно, двое мужиков разом
перемахнули во двор. Открыв ворота, они впустили остальных. Во дворе было
пусто.

- Эх, святые отцы и матери, куда вас черт унес?! - не на шутку
всполошился Степан Шарапов.

Мужики обыскали все постройки и, не встретив ни души, разводили руками.

- Словно ветром выдуло, - удивлялись они.

- В церкви заступники наши, - крикнул Малыгин, - заперта церковь. Однако
внутри шум слышен, будто пчелы в улье гудят. - Он нагнулся, приложив ухо к
дверям.

Петряй торкнулся в дверь, но ответа не получил. - Постучать разве еще, -
как-то нерешительно протянул Яков Рябой.- Да как тревожить людей - молитвы
богу возносят.

- Негоже людей тревожить, - отозвались мужики, погоди малость. - В скиту
они заметно робели.

- Коней без призору бросили, полоумные, - с укоризной заметил Малыгин,
глядя на два пустых воза у ворот. Лошади, понурив головы, переминались с
ноги на ногу.

Ямщик подошел к коням.

- Хорош, - сказал он, оглаживая вороного жеребца, - хоть сейчас в тройку.
Любой купец не побрезгует, хорош, слова нет.

Потянулись мужики. Обступив лошадей, они долго по косточкам разбирали их
достоинства и недостатки. Но и лошадей надоело смотреть, решили отдохнуть.

Вечерело, солнце клонилось к лесным вершинам.

Степан дважды ходил к церкви стучаться.

- Неладно здесь что-то, - беспокоился он. - Ежели народ в церкви, почему
не отзовется? И в службе долгота.

- А ты дубину возьми, сподручнее, - посоветовал Петр. - Дубиной ежели по
двери ахнешь, глухой услышит. Греха не бойся, не то бывает.

- Попробуй, Степан, - согласился кто-то из мужиков, - что время тянуть.

- Жрать охота, ажно животы подвело. Все скопом снова собрались у часовни.
Степан взял в руки палицу.

- Перекрестись, мореход, - посоветовал Гневашев, - перекрестись, греха
меньше возьмешь. Истинно так!

Степан перекрестился и три раза бухнул дубиной в дверь. Мужики затаили
дыхание.

- Кто здесь и чего вам нужно? - раздался приглушенный голос из церкви.

- Царские люди, - во благо соврал Степан, - по делу, игумена вашего надо.

- Отойдите, слуги антихристовы, - раздалось в ответ громко и