подножия мраморной фигуры, а правую протянув вперед. Еще не зная, что
произойдет, я чувствовал нависшую невдалеке тяжесть угрозы и готов был
принять ее на себя.
просвета сооружения оторвалась черная тень, с шумом ахнула вниз и, взвившись
перед самым моим лицом, повернулась. Это была продолговатая чугунная штамба,
весом пудов двадцать, пущенная, как маятник, на крепком канате. Она
повернулась в тот момент, когда между ее слепой массой и моим лицом прошла
тень женской руки, вытянутой жестом защиты. Удар плашмя уничтожил бы меня
вместе со статуей, как топор - стеариновую свечу, но поворот штамбы сунул ее
в воздухе концом мимо меня, на дюйм от плеча статуи. Она остановилась и,
завертясь, умчалась назад. Этот обратный удар был ужасен. Он снес боковой
фасад ящика, раздробив его с громом, бросившим лошадей прочь. Сооружение
качнулось и рухнуло. Две лошади упали, путаясь ногами в постромках; другие
вставали на дыбы и рвались, волоча развалины среди разбегающейся толпы. Весь
дрожа от нервного потрясения, я сбежал вниз и прежде всего взглянул на
статую Фрези Грант. Она была прекрасна и невредима.
шляпу и оттесненный публикой от центра сцены, где разъяренное скопище
уничтожало опрокинутую дьявольскую машину, я был затерян, как камень,
упавший в воду. Некоторое время два-три человека вертелись вокруг меня,
ощупывая и предлагая услуги свои, но, так как нас ежеминутно грозило сбить с
ног стремительное возбуждение, я был естественно и очень скоро отделен от
всяких доброхотов и мог бы, если бы хотел, присутствовать далее зрителем; но
я поспешил выбраться. Повсюду раздавались крики, что нападение - дело Граса
Парана и его сторонников. Таким образом карнавал был смят, превращен в
чрезвычайное, центральное событие этого вечера; по всем улицам спешили на
площадь группы, а некоторые мчались бегом. Устав от шума, я завернул в
переулок и вскоре был дома.
сидеть и начинал ходить, все еще полный впечатлением мигнувшей мимо виска
внезапной смерти, которую отвела маленькая таинственная рука. Я слышал треск
опрокинутого обратным ударом сооружения. Вся тяжесть сцен прошедшего дня
соединилась с этим последним воспоминанием. Чувствуя, что не засну, я
оглушил себя такой порцией виски, какую сам счел бы в иное время чудовищной,
и зарылся в постель, не имея более сил ни слышать, ни смотреть, как бьется
огромное плюшевое сердце, исходя ядом и золотом, болью и смехом, желанием и
проклятием.
Глава XXXIV
нетронутой. Следовательно, он не ночевал, и, так как был только рад
случайному одиночеству, я более не тревожил себя мыслями о его судьбе.
что меня внизу ожидает дама. Он также передал карточку, на которой я прочел:
"Густав Бреннер, корреспондент "Рифа"". Догадываясь, что могу видеть Биче
Сениэль, я поспешно сошел вниз. Довольно мне было увидеть вуаль, чтобы
нравственная и нервная ломота, благодаря которой я проснулся с
неопределенной тревогой, исчезла, сменясь мгновенно чувством такой сильной
радости, что я подошел к Биче с искренним, невольным возгласом:
или завтра, еще неизвестно. Я пришла так рано потому, что... это необходимо.
обнесенный глухой стеной. Кроме Биче, с кресла поднялся, едва я вошел,
длинный молодой человек с красным тощим лицом, в пенсне и с портфелем. Мне
было тяжело говорить с ним, так как, не глядя на Биче, я видел лишь ее одну,
и даже одна потерянная минута была страданием; но Густав Бреннер имел право
надоесть, раскланяться и уйти. Извиняясь перед девушкой, которая отошла к
двери и стала смотреть в сад, я спросил Бреннера, чем могу быть ему полезен.
и выразил желание получить для газеты интересующие его сведения о моем
сложном участии.
совпадения имен: тот Томас Гарвей, который вам нужен, сегодня не ночевал. Он
записан здесь под фамилией Ариногел Кук, и,. так как он мне сам в том
признался, я не вижу надобности скрывать это.
ее отъезде были только что произнесены, я сохранил совершенное спокойствие.
Бреннер насторожился; даже его уши шевельнулись от неожиданности.
видя, что я намереваюсь уйти. - Ариногел Кук?.. Томас Гарвей... его
рассказ... может быть вам известно...
Единственное, что я могу указать, - это место, где вы должны найти мнимого
Кука. Он - у стола, который занимает добровольная стража "Бегущей". На нем
розовая маска и желтое домино.
изумлением и одобрением. Бреннер схватил мою руку, отвесил глубокий,
сломавший его длинное тело поклон и, поворотясь, кинулся аршинными шагами
уловлять Кука.
мучает вас?
перевела застенчивость в так хорошо знакомое мне, открытое упорное
выражение.
девушка. - Вчера... - Гарвей! Скажите мне, что вы пошутили!
откровенны вы в театре. Вы сказали тогда не много и - много. Я - женщина, и
я вас очень хорошо понимаю. Но оставим пока это. Вы мне рассказали о Фрези
Грант, и я вам поверила, но не так, как, может быть, хотели бы вы. Я
{поверила} в это, как в недействительность, выраженную вашей душой, как
верят в рисунок Калло, Фрагонара, Бердслэя; {я не была с вами тогда}.
Клянусь, никогда так много не говорила я о себе и с таким чувством странной
досады! Но если бы я поверила, я была бы, вероятно, очень несчастна.
чудесна. Я даже еще не знаю ее как следует. Уже начал двоиться мир,
благодаря вам: два желтых платья, две "Бегущие по волнами и - два человека в
одном! - Она рассмеялась, но неспокоен был ее смех. - Да, я очень
рассудительна, - прибавила Биче задумавшись, - а это, должно быть, нехорошо.
Я в отчаянии от этого!
только слова, так как ничем не мог передать ей самого себя, - Биче, все
открыто для всех.
слепа в том смысле, какой вас делает для меня почти неживым. Но я шутила. У
каждого человека свой мир. Гарвей, {этого не} было?!
легким, задумчивым утомлением, затем, вздохнув, встала.
это просто. Вы слышали, что произошло ночью?
дальнейших объяснений, что вижу Биче последний раз; последний раз говорю с
ней; моя тревога вчера и сегодня была верным предчувствием. Я вспомнил, что
надо ответить.
поступке, но испытал такое же мозговое отвращение к бесцельным словам, какое
было в Лиссе, при разговоре со служащим гостиницы "Дувр", тем более, что я
поставил бы и Биче в необходимость затянуть конченный разговор. Следовало
сохранить внешность недоразумения, зашедшего дальше, чем полагали.
Биче, пристально смотря мне в глаза. - Благодарю вас от всей души. Не надо;
я выйду одна.
пути. Достигнуть цели и отказаться от нее, - не всякая женщина могла бы
поступить так. Прощайте, Биче! Я буду говорить с вами еще долго после того,
как вы уйдете.
вышла. Некоторое время я стоял, бесчувственный к окружающему, затем увидел,
что стою так же неподвижно, - не имея сил, ни желания снова начать жить, - у
себя в номере. Я не помнил, как поднялся сюда. Постояв, я лег, стараясь
победить страдание какой-нибудь отвлекающей мыслью, но мог только до
бесконечности представлять исчезнувшее лицо Биче.
стремился к одному горю, - о Фрези Грант, нет человеческих сил терпеть!
Избавь меня от страдания!
Сапковский Анджей
Майер Стефани
Шилова Юлия
Андреев Николай
Суворов Виктор
Громыко Ольга