оживленную беседу.
высокой шляпе с султаном из страусовых перьев.
и ее отец: сэр Мармадьюк всегда ходил в черном.
кончилась, достигнув вершины, и Марион со своим спутником вышла на открытое
место, Голтспер тотчас же узнал незнакомца.
прятался за деревьями! Что мне делать? Поскакать туда? Ведь опасно оставлять
ее наедине с ним. Мерзавец! - вскричал он, приподнявшись на стременах и
грозя кулаком в спину капитана кирасиров. - Если только я узнаю, что ты
посмел оскорбить ее словом или взглядом, я разделаюсь с тобой не так, как
вчера, а много хуже! Какое ужасное зрелище! - бормотал он, глядя вслед
удаляющейся паре. - Волк рядом с овечкой!.. Но что это? Он нагибается к ней,
и она поворачивает к нему голову и, кажется, довольна? Боже мой! Возможно ли
это?
всем скаку.
подумала бы обо мне? И что я могу сказать, когда появлюсь перед ней? Нет,
это немыслимо! Но если я прав, тогда, значит, я напрасно испытывал угрызения
совести, напрасно винил себя... Вот они уже подходят к мосту. Она обгоняет
его, бежит от него... Вот она уже завернула к дому... Он стоит один. Он,
видимо, не ожидал, что она убежит! О, Марион, если я оскорбил тебя
подозрением, то лишь потому, что я обезумел от любви! Прости, прости! Я
больше никогда не позволю себе следить за тобой!
воротам.
откуда начиналась тропа на Каменную Балку, он остановил коня посреди дороги,
и вместо того чтобы свернуть на нее, в нерешительности опустил поводья.
что на нем все еще догорают багровые отсветы заката, а на потемневшей синеве
на востоке четко выступает тонкий серп месяца.
поднося их к глазам. - Как быстро пролетел этот сладостный час! Скоро все
уже должны собраться. Если я поеду не спеша, я буду там как раз вовремя, и
ты, Хьюберт, получишь ужин в конюшне "Головы сарацина"... Вон женская фигура
в окне! Ах, это Марион!
бэлстродского парка, увидел между верхушками каштанов освещенные окна
усадьбы. Взгляд его был прикован к окну в верхнем этаже, где между
раздвинутыми занавесями, ярко освещенная горевшей в комнате лампой,
отчетливо выступала женская фигура. Она была слишком далеко, чтобы ее можно
было разглядеть, но в ее величественных и строгих очертаниях Голтспер
безошибочно угадал Марион Уэд.
поводьями Хьюберта и медленно двинулся вперед.
освещал полуразвалившуюся лачугу - место засады Грегори Гарта. Но теперь
здесь уже не было ни его, ни его верных пособников; исчезли даже шесты, на
которых они держались, и трудно было представить себе эту свирепую шайку,
пугавшую путешественника, остановленного грозным окриком атамана: "Стой!
Руки вверх!"
седле и громко расхохотался.
смешно? Но внезапно оба смолкли...
одной, а нескольких лошадей.
доносилось откуда-то со стороны Красного Холма, а за ним вскоре послышался
громкий стук копыт и звон доспехов.
возвращаются из Эксбриджа. Ну, Хьюберт, спрячемся скорей, чтобы они нас не
увидели!
хижины.
голоса, смех, и наконец всадники вынырнули из-за деревьев и выехали на
открытую полянку перед хижиной.
офицерском мундире, остальные - солдаты.
солдаты.
коннику. - А не то ли это место, где ограбили королевского курьера?
Смотрите, вот развалившаяся лачуга, о которой он говорил. Наверно, это и
есть Джеррет Хис. Как вы думаете?
быть не может. Мы проехали от Эксбриджа добрых четыре мили, и отсюда, должно
быть, уже рукой подать до Бэлстрод Парка. Значит, это и есть Джеррет Хис.
привести их с собой, связанных по рукам и ногам! Все-таки это хоть немножко
утешило бы беднягу Канлиффа, которого они так обобрали! Подумать только,
оставили в одних чулках! Ха-ха-ха! Хотелось бы мне посмотреть на эту
картину: придворный франт в одних чулках - в лунном свете! Ха-ха-ха! Мне
кажется, я слышал где-то неподалеку ржание лошади, - продолжал он. - Если бы
эти грабители не были бездомными бродягами, мы, может быть, и застали бы их
здесь.
Канлиффа отобрали лошадь. Может, этот разбойничий атаман теперь уже не
бродит, а разъезжает верхом.
крестьянская кляча, которую пустили пастись ночью в поле. Ну, едем! Мы и так
потеряли здесь слишком много времени. Если это Джеррет Хис, так мы вот-вот
должны быть на месте. Вперед!
Голтспер, притаившийся в тени за деревьями, проводил их презрительным
смехом, потонувшим в топоте коней и бряцании оружия.
дорогу. - С повторной грамотой! Ха-ха! Его королевскому величеству, видно,
не терпится, чтобы ее вручили. На этот раз он решил принять экстренные меры
- эскорт из шести солдат. А все-таки, несмотря на это, достаточно мне было
бы кашлянуть разок погромче, и, как бы ни бахвалился их командир, они мигом
прыснули бы отсюда, не стали бы здесь прохлаждаться! Вся эта зазнавшаяся
королевская челядь, "кавалеры", как они себя называют, - самые ничтожные
трусы, храбры только на словах. Ах, скоро ли настанет тот час, когда
англичане поймут наконец, что права надо отстаивать мечом - единственный
способ, которым их можно добыть! Тогда, надо надеяться, все эти хвастуны
полетят вон и будут выметены, как сор, защитниками свободы! Дай Бог, чтобы
этот час настал поскорее! Вперед, Хьюберт! Надо поторопиться!
помчался по дороге к Красному Холму, а потом вниз по отлогому склону и по
широким зеленым колнским лугам.
Глава 30
"ГОЛОВА САРАЦИНА"
таком же расстоянии от окраины Эксбриджа. Чтобы попасть в харчевню, надо
было переехать через реку по высокому старинному мосту.
и мост; возможно, что она существовала со времени крестовых походов, отчего
и получила свое странное название.
на ночлег накануне своего появления в Бэлстрод Парке. Впоследствии ее стали
называть "Головой королевы" - название, которое она сохранила и до наших
дней. Это новое название, появившееся на вывеске, было делом рук не честного
сакса Бонифаса, содержавшего харчевню в дни царствования Карла Первого <
Карл I (1600 - 1649) - английский король в 1625 - 1649 годах. Проводил
реакционную феодально-абсолютистскую политику, вызвавшую недовольство
значительной части дворянства, буржуазии и протест широких масс народа. Во
время английской буржуазной революции XVII века был свергнут и казнен 30
января 1649.>, но разодетого в шелк и бархат богатого владельца,
наследовавшего ему в подлые дни Реставрации < Реставрация - в данном случае
восстановление в 1660 году на престоле Карла II - сына казненного Карла I.
Царствование Карла II (1660 - 1685) отличалось, в противоположность строгим
и суровым нравам пуритан, распущенностью и цинизмом.>.
ей другое, не менее подходящее, а может быть, даже и более меткое название -
"Голова короля"; ибо под этой кровлей подобные слова нередко произносили
шепотом, а иной раз и громко, вкладывая в них совсем особый смысл, сильно
отличавшийся от того, с коим их произносят обычно. Может быть, слова и
мысли, которыми обменивались люди, собиравшиеся в стенах старой гостиницы,
способствовали тому, что некий король лишился своей головы; во всяком