приход гостей.
она. - Погоди немного. Все будет хорошо.
Погоди немного. Нет такого горя, которое не смягчилось бы, если немного
подождать.
Ждать уже недолго, - продолжала Алисия. - Чего ждать? - Как чего?
Джона. Ему уже десять лет. Еще через десять он женится, и тогда...
понимаешь? Научи его тому, что ты сам знаешь. Наша семья не погибнет,
Ричард.
Он уже большой.
Их уже три месяца не проветривали.
великих авторов: Геродота, Фукидида, Ксенофонта. Пенковая трубка была
теперь ровного красновато-коричневого цвета.
рассказано обо всем, на что способен человек. Здесь любовь и лицемерие,
тупая бесчестность, ограниченность и отвага, благородство и печаль
человечества. По этим книгам ты можешь судить о будущем, Джон, потому
что на земле уже не случится ничего такого, о чем не рассказывали бы
эти книги. Библия по сравнению с ними - лишь собрание разрозненных
историй, созданных невежественным народом.
символом семьи, храмом, воздвигнутым вокруг очага.
внезапно умер от пневмонии. Алисия написала сыну, чтобы он не приезжал,
пока не кончится ученье.
должен окончить ученье, такова была воля отца".
постарела. Теперь она уже совсем не вставала с постели. Джон сел у ее
кровати, и мать рассказала ему о последних днях отца.
"Пусть Джон поймет, что мы не должны исчезнуть. Я хочу жить в своих
потомках". И вскоре после этого у него начался бред. - Джон смотрел в
окно, на круглый холм за домом. - Два дня твой отец не приходил в
сознание. И он все время говорил о детях, только о детях. Он слышал,
как они бегают вверх и вниз по лестнице, чувствовал, как они дергают
одеяла на его кровати. Ему хотелось взять их на руки, Джон. А после,
уже перед самым концом, видения рассеялись. Он был счастлив. Он сказал:
"Я видел будущее. Все эти дети здесь будут. Я доволен, Алисия".
разу в жизни не восста1вала против чего бы то ни было, а всегда лишь
просила подождать и предоставить все времени, вскинулась и заговорила с
ним резко, почти грубо:
крепкую женщину, пусть рожает тебе детей. Я уже не могла родить после
тебя. Я умерла бы, если б родила хоть одного. Поскорее разыщи себе
жену. Я хочу ее видеть.
не было той всегдашней улыбки.
превратилась в крохотный скелетик, обтянутый голубоватой, почти
прозрачной кожей, и все же она продолжала цепляться за жизнь. Ее глаза
с безмолвным укором следили за сыном. Ему было стыдно, когда он
чувствовал на себе этот взгляд. Потом один из бывших сокурсников Джона
приехал на Запад, чтобы присмотреть себе какое - нибудь дело, и привез
с собой сестру. Они прогостили у Уайтсайдов месяц; к концу этого срока
Джон сделал Уилле предложение, и она приняла его. Когда он рассказал об
этом матери, та захотела поговорить с девушкой с глазу на глаз. Спустя
полчаса Уилла вышла из комнаты больной с пылающими щеками.
множество вопросов, а потом долго смотрела на меня.
- старый.
страдальческое выражение, и снова появилась прежняя лукавая, знающая
улыбка.
детей, но я не смогу. Я и так уже слишком долго цеплялась за жизнь. Я
устала.
бредить, а через три дня умерла, тихо и спокойно, словно во сне.
его больше. Дом стал как бы его скорлупой. Точно так же, как мысли его
могли покинуть чело и отправиться куда-то вдаль, так и сам он мог
покинуть дом, но обязательно должен был в него вернуться. Каждые два
года он заново белил его, работал в саду, подстригал буксовую изгородь.
Он не унаследовал отцовской власти над долиной. Джон был мягче, ему не
хватало отцовской убежденности. Когда ему приходилось решать какой -
нибудь спор, он слишком уж дотошно вникал во все мелкие обстоятельства,
о которых рассказывали обе стороны. Большая пенковая трубка теперь
совсем уже потемнела, она стала черной с красноватым оттенком.
отчужденно и замкнуто, ее побаивались. Соседи редко видели ее, а когда
это случалось, она обращалась с ними приветливо и ласково, была велико
- душна и тактична. Но в ее присутствии фермеры чувствовали себя
крестьянами, пришедшими в замок.
пить крепкий чай у них на кухне и обсуждать эту неисчерпаемую и важную
тему - домашнее хозяйство. Кулинарные советы Уилла собирала оптом.
Отправляясь в гости, она всегда брала с собой блокнотик и записывала
заветные рецепты. Соседки звали ее по имени и часто забегали к ней по
утрам выпить чайку на кухне.
не обладал тем непререкаемым авторитетом, которым пользовался всегда
замкнутый Ричард. Джону нравились соседи. В жаркие летние дни он сидел
на веранде в шезлонге и беседовал с теми, кто был в этот день свободен.
Здесь обсуждалась местная политика, устраивались небольшие заседания за
стаканом лимонада. На этой веранде формировалась общественная и
политическая структура Райских Пастбищ, и создавалась она всегда
весело.
иронией, и благодаря этому жизнь обитателей долины, в отличие от
большинства сельских районов, не была отравлена бушеванием политических
страстей и яростной религиозной нетерпимостью. Если во время прений,
которые вели между собой мужчины, разговор касался какого-нибудь
события или бедствия, бывшего в то время притчей во языцех у всей
страны или у всей долины, Джону нравилось вынести на террасу три
толстые книги и прочесть вслух о том, как в древнем мире возникали
подобные обстоятельства. Он любил древних так же горячо, как его отец.
чета из живущих поблизости, случалось, забредал странствующий
проповедник. Женщины помогали Уилле на кухне. Обедали в полдень. За
обедом проповедник замечал, как жгучее пламя его миссии тихо yracaei в
атмосфере кроткой терпимости, а когда приносили де. сорт и сидр,
ревностный баптист от души хохотал над добродушными насмешками, которые
отпускались здесь по поводу таинства крещения.
настоящая его жизнь протекала в гостиной. Кожаные кресла - каждая их
выпуклость и впадина были воплощением уюта - казались ему частицей его
самого. На стенах висели картины, он вырос вместе с ними. Это были
гравюры: олень, путешественники в Швейцарских Альпах, горные козлы. Эти
картины так вплелись в его жизнь, что он уже не замечал их, но если бы
они исчезли, он почувствовал бы физическую боль, как при ампутации.
Больше всего он любил вечера. В красном кирпичном камине горел нежаркий
огонь, Джон сидел в кресле и поглаживал большую пенковую трубку. Время
от времени он смазывал свою трубку - проводил ее полированной чашечкой
вдоль носа. Он читал "Георгики" или "О сельском хозяйстве" Варрона, а
Уилла сидела у своей лампы и, плотно сжав губы, вышивала цветы на
салфеточках, которые она посылала на Рождество своим родственникам на
Восток, получая от них взамен точно такие же.
конторка с крышкой на роликах, крышка вечно заедала, с ней пришлось
повозиться. Внезапно она поддалась и с грохотом сдвинулась с места.
Уилла разжала губы. С ее лица исчезло напряженное, страдальческое
выражение, появлявшееся у нее, когда она над чем-нибудь старалась.
стихи.
Молчание затянулось и перестало быть тактичным.