ног.
стрельба наконец прекратилась. - Тринадцать выстрелов.
о себе знать Кокуй.
людей: как испанцев, так и индейцев. Мы смотрели на него как на
помешанного.
пожимая плечами, и добавил: - Без стражи все его пленники разбегутся.
молнии, пот выступил на лбу и обильно струился по лицу.
трудно было понять, то ли взбешенным, то ли испуганным.
Манаури, добавил: - Все, что я скажу дону Эстебану, переведи
присутствующим здесь на аравакский.
означают, что вас, сеньоры, почтенных наших гостей, я честь имею
покорнейше просить вести себя спокойней, без всяких лишних волнений.
Означает это также, что ни теперь, ни позже я не дам вам ни одного
обитателя этих берегов для работы в Ангостуре или где-либо еще.
и на шее, глаза вылезли из орбит. Судорожным движением он схватился за
пистолет, торчавший у него из-за пояса.
милость. Взгляни, будь добр, за мою спину.
ружьем.
нам доводилось расправляться с вашей милости соплеменниками, ибо они
недооценивали наших сил! Ужель и на этот раз предстоит событие столь
печальное?
кажется, прозревать и смотрел на меня так, будто хотел насквозь пронзить
взглядом.
продолжал я. - Не откажи, ваша милость, посоветовать ему не принуждать нас
вопреки нашей воле оборвать раньше времени его ценную жизнь!
солдатам соответствующий приказ. После первых минут горячки испанец стал
обретать равновесие духа и, прищурив глаза, присматриваться к окружающему
внимательно и настороженно.
выразил свое согласие. - Но сопротивление ничего вам не даст - силы
слишком неравны. Если дело дойдет до перестрелки, вы доставите нам крайнее
огорчение печальной необходимостью лишить всех вас жизни, прежде чем вы
успеете произнести "Отче наш". А жаль!
стороны это не просто похвальба. Он окончательно подавил в себе гнев и
усмирил злобу, которых не на ком было сорвать. С изменившимся, все еще
покрытым бледностью лицом, он смотрел на меня озадаченным взглядом, словно
только теперь впервые меня увидел и вдруг обнаружил нечто совершенно
неожиданное. Он смотрел не только обескураженно, но с каким-то застывшим
удивлением.
что убийство испанца на этот раз обойдется тебе безнаказанно! Не забывай,
кого мы здесь представляем!
снова переоцениваете свои силы!
владениях его королевского величества Филиппа Пятого.
власти! - воскликнул я, перекрывая его голос, но тут же взял себя в руки и
уже тише добавил: - Ты говоришь, здесь владения испанского короля? Отчего
же тогда ты ведешь себя так, словно находишься в чужой стране и грабишь
врагов? Почему сам забываешь, что находишься в Венесуэле?
глаза, твердо проговорил:
Поговорим наконец как разумные люди, к которым мы себя пытаемся
причислять. Я не случайно минуту назад говорил о мире и согласии. Больше
здравого ума, сеньор, меньше самонадеянности! У нас общие враги и общие
интересы, нужно только смотреть чуть дальше кончика собственного носа. И
впрямь ли ваша милость печется о благе Венесуэлы? Если так, то хорошо!
Прими тогда к сведению, что вместе с этими индейцами я намерен оказать
вашей стране большие услуги и охранять ее границы, если только ваше
неблагоразумие этому не помешает...
нашествии на берега нижнего Ориноко - нашествии, слухи о котором доходили
уже до ушей дона Эстебана. Знал он и то, что акавои готовят нападение не
по своему почину, а подстрекаемые голландскими плантаторами,
обосновавшимися в бассейне реки Эссекибо. Во всяком случае, после того как
я раскрыл дону Эстебану более широкий и глубокий смысл этих планов,
состоявший, вероятнее всего, не просто в нападении на венесуэльских
индейцев, а - кто знает? - не в территориальных ли притязаниях голландцев
на устье Ориноко, а значит, на территорию Венесуэлы, глаза испанца
вспыхнули новым блеском: он понял. Понял, что такая возможность
действительно реально существует, ибо уроки истории прошлого доказывали,
что голландцы, англичане и французы однажды уже сумели вторгнуться на
испанские земли, в Южную Гвиану, и там силой кулака обосноваться.
Ориноко?
соображения, - мы будем, следовательно, защищать и целостность Венесуэлы.
Но как же нам устоять против них, если вы сами, испанцы, хотите ослабить
наши силы на пятьдесят лучших воинов?
вдруг в дружелюбной улыбке. - Я полностью поддерживаю позицию вашей
милости, она верна...
основания сомневаться. Я сразу понял, отчего дон Эстебан столь охотно
подхватил эту идею: зная, что, оказавшись в ловушке, он вынужден будет
отступить, он предпочел теперь отступить с честью, по соображениям якобы
высшего порядка, а не по принуждению. Испанец, довольный, что выберется из
этой переделки без ущерба для собственной чести, стал горячо мне
поддакивать, согласно кивая головой, сладко улыбаясь и похлопывая себя по
колену.
союзники испанцев и...
разглагольствования. Звуки неслись откуда-то издали, со стороны леса. В
первый момент трудно было понять, кто кричит и отчего. Но в криках
улавливались обрывки испанских фраз. Крики быстро приближались - кричавший
явно бежал к нам. Мы все вскочили на ноги, прислушиваясь.
лучше видеть.
с первой же минуты сообразил, кто так спешит к нам, а когда увидел
бежавшего в изрядно изорванной одежде, с сумасшедшими от ужаса и бега
глазами, и особенно после того, как дон Эстебан при виде его удивленно
воскликнул: "Фернандо!" - я знал уже достоверно: это испанец, которого
ночью я хватил палицей по голове на острове в устье реки.
Горе нам! Нападение!
растяпа! Все убежали?
оставляли последние силы. - Вы все спали, мерзавцы, вместо того чтобы