Сейчас разбудим кое-каких ребят в Норуоке. Надеюсь, будешь доволен.
трудом, пришлось прокашляться. Ему стало холодно, а губы пересохли.
Попытался их облизнуть, но во рту тоже было сухо.
снова была тревога, озабоченность. - Ты меня слышишь? Очень спокойно лежи.
Можешь завернуться в одеяло. В тебя стреляли. Ты в шоке.
в шоке.
закрыл глаза и прислушался к толчкам боли. - К тебе придет человек с
болеутоляющими средствами, - сказал Джинелли. - Он...
зовут Фандер. Он не врач, вернее - больше не врач. Но он осмотрит тебя и
решит, нужны ли тебе антибиотики помимо болеутоляющего. До рассвета он
появится, я думаю.
щекам его потекли слезы, и он рассеянно утер их правой ладонью.
лежать спокойно.
сединой, в руке сумка сельского врача. Он посмотрел на костлявое,
истощенное лицо Билли внимательным взглядом. Не сказав ни слова, развернул
платок на ране, и Билли пришлось зажать рот правой ладонью, чтобы не
вскрикнуть от боли.
опухла, кожа натянулась и блестела. Некоторое время Фандер и Билли
смотрели друг на друга сквозь дыру в ладони, окаймленную черной запекшейся
кровью. Фандер извлек из саквояжа одоскоп и просветил рану со всех сторон,
потом выключил лампочку.
шансов на инфекцию, чем от свинцового заряда. - Он сделал паузу,
размышляя. - Если только эта девица не подержала шарик в какой-нибудь,
м-м... гадости.
когда поднимают среди ночи с постели. Пришлось переодеться уже в самолете
на высоте одиннадцати тысяч футов. Так, говорите, был стальной шарик?
мало. Сталь яд не удержит. Это не то что индейцы Дживаро, которые
отмачивают наконечники своих стрел в яде кураре. К тому же, если это была
неожиданная встреча, вспышка эмоций, как вы говорите, женщина и не успела
бы покрыть шарик ядом. Рана заживет без осложнений. - Он приготовил
эластичный бандаж и дезинфектант. - Я вам обработаю рану, забинтую и
наложу бандаж. Будет очень больно, но поверьте, еще больнее станет, если я
оставлю рану такой, как она есть.
сострадающего врача, а скорее холодный взгляд врача, делающего аборты,
подумал Билли.
хорошо питаться.
обработке раны. Теперь говорить стало просто невозможно: уровень боли в
его фантазии возрос с пятидесяти тысяч ватт до двухсот пятидесяти тысяч
одним скачком. Зажмурив глаза и стиснув зубы он ждал, когда Кончится эта
мука.
колено, и наблюдал, как Фандер укладывает свой саквояж.
дополнительные проблемы. Вам больнее, чем человеку нормального веса.
Давать вам дарвон или дарвоцет не могу, поскольку они могут погрузить вас
в коматозное состояние или вызвать сердечную аритмию. Сколько вы весите,
мистер Халлек? Сто двадцать пять?
и он на них встал прежде, чем отправиться в цыганский табор. Стрелка
остановилась на 118. Вся эта беготня под палящим зноем ускорила похудание.
Если за полчаса не уснете, и боль будет очень беспокоить, примете еще
одну. И так - дня три-четыре. - Он покачал головой. - Пролетел шестьсот
миль, чтобы выдать человеку флакон эмпирина. Просто невероятно. Жизнь
полна сюрпризов. Но учитывая ваш вес, даже эмпирин может оказаться опасен.
Вам бы детский аспирин принимать.
учтите, мистер Халлек, если начнется расстройство желудка, немедленно
прекратите прием антибиотиков. В вашем состоянии расстройство желудка
убийственнее любой инфекции.
отношения к вашим приключениям в сельской местности Мэна. Добудьте как
можно скорее таблетки калия и принимайте их по две штуки в день - одну
утром, другую - перед сном. Они продаются в аптеках вместе с витаминами.
аритмия. Эта аритмия происходит от радикального уменьшения содержания
калия в организме. Возможно, это и убило Карена Карпентера. Всего
хорошего, мистер Халлек.
сторону, откуда в утренней тишине доносился шум океана.
он, не оборачиваясь. - Мир, в общем-то, куча дерьма. Но он может быть и
очень красивым.
Билли провожал его взглядом, стоя в дверях.
удаляющемуся автомобилю. - Делаю все возможное.
лекарствами и подумал - как же их открыть одной рукой?
он постарался съесть все без остатка. Покончив с едой, рискнул принять
сразу три таблетки эмпирина. Подумал: как-никак, а таблетки ложатся на
жаркое, сандвич с индейкой, и на порядочный ломоть яблочного пирога,
который, правда, скорее напоминал по вкусу асфальт.
мощность до пяти тысяч ватт, затем последовала серия кошмарных снов. Через
весь сон шла, пританцовывая, обнаженная Джина, на ней были надеты только
золотые серьги в виде больших колец. В следующем сне он полз по длинной
дренажной трубе к круглому пятну дневного света, который непонятным
образом оставался все на том же далеком расстоянии. Что-то кралось следом
за ним, преследовало пугающее ощущение, что его настигает крыса. Но крыса
необыкновенно большая. И вдруг он выбрался из трубы. Однако ошибся,
подумав, что, наконец, спасен, потому что вылез он в вымирающий от голода
Фэйрвью. Повсюду валялись трупы, кое-где целые груды. Ярд Стивенс лежал,
распластавшись, посреди городского сада, и парикмахерские ножницы глубоко
вонзились в то, что осталось от шеи. Дочь Билли стояла, прислонившись к
фонарному столбу, и представляла собой что-то вроде остова с соединенными
суставами, одетого в праздничный красно-белый костюмчик мажоретки.
Невозможно было определить - мертва она, как остальные, или пребывает в
коматозном состоянии. Стервятник, замахав крыльями, опустился на ее плечо.
Когти сжались, голова вытянулась вперед. Гниющим клювом птица вырвала клок
волос из ее головы. Окровавленный ошметок скальпа прилип к корням волос,
как земля к корню вырванного растения. Она не была мертвой - Билли услышал
ее стон, увидел, как пошевелились руки Линды. Он обнаружил, что в его
руках рогатка, но заряжена она была не стальным шариком, а стеклянным
грузом для бумаг, который обычно лежал на столе в холле их дома в Фэйрвью.
Внутри груза виден был какой-то изъян, похожий на черно-синюю молнию.
Линда в детстве часто зачарованно разглядывала эту безделушку. Билли
выстрелил стеклянным грузом в птицу. Промахнулся, а птица обернулась
Тадузом Лемке. Послышались какие-то глухие удары, и Билли подумал, что,
возможно, началась фатальная аритмия его сердца. "Я никогда не сниму с
тебя его, белый человек из города", сказал Лемке, и вдруг Билли очутился
совсем в другом месте, а глухой стук продолжался.
лишь очередное место действия его сна.
Открывай, а то я вышибу дверь, Уильям! Уильям!