формы правления. Если аристократия обеспечивала господство лучших во всех
отношениях, то это лучшее очень легко может превратиться просто в денежное
превосходство, когда люди ценятся по их имущественному цензу и когда такие
люди - он их называет "тимократами" - являются организаторами государства
(VIII 548 а - с). Но и этот принцип богатства не стоит на месте. Ведь
богатыми хотят быть все. А это невозможно. И тогда получается, что
богатейшими людьми являются только немногие, которых Платон и называет
теперь уже не тимократами, а олигархами. Значит между тимократами и
олигархами, по Платону, разница несущественная; но только в олигархии
принцип имущественного ценза проводится наиболее прямолинейно (550 с - 553
а). Однако ведь и такое сосредоточение богатства в немногих руках тоже не
может претендовать на какое-нибудь длительное существование.
сосредоточения богатств невозможно переходить к прежним аристократическим
или даже умеренно-тимократическим идеалам. Не лучше ли все государственное
богатство разделить поровну между всеми, всех сделать одинаковыми, всех
сделать свободными, всякому разрешить проявление его индивидуальности?
ни богатых, а все делится у всех совершенно поровну. Платону принадлежит
блестящая характеристика демократической формы правления (557 а - 558 с). Но
неумолимая судьба истории не может остановиться и на этом. Как от своеволия
немногих в олигархии люди перешли к своеволию всех в демократии, так теперь,
доведенный до предела принцип своеволия заставляет людей переходить от
демократии к тирании, когда своеволие, достигая своего предела, естественно,
начинает принадлежать только одному, а все прочие оказываются лишь его
рабами (562 а - 569 с). Впрочем, и сам тиран, по Платону, тоже является
рабом, но на этот раз рабом своих же собственных вожделений (IX 577 с - e).
народной мифологии (подобного рода критике посвящаются у него целые трактаты
или отдельные книги трактатов, вроде II, III книг "Государства"), никак не
мог выйти за рамки античного мифологического мышления, которое было далеко
от выработки понятия о бесконечной свободе субъективного мышления и от
установления математически точных фактических закономерностей. Это ведь так
и должно быть, поскольку рабовладельческие горизонты античного мира не
создавали никакой возможности для безграничного развития человеческой
личности, которая в те времена, в конце концов, при самом тонком своем
развитии опиралась только на видимое и осязаемое, т.е. только на правильно
движущийся небесный свод.
мышление, ограниченное указанным образом, никак не могло выработать таких
законов природы, которые бы объяснили человеку решительно все, что
происходит. А так как чувственноограниченные закономерности небесных
движений на каждом шагу оказывались недостаточными, то последнюю причину
происходящего все античные философы, не исключая и материалистов, и все
нефилософы продолжали по-старинному находить в необходимости, судьбе, роке,
случайности, предопределении и в прочих старинных образах фатализма. Не чужд
этому и Платон, из которого можно было бы привести множество суждений на эту
тему. Но для нас достаточно указать хотя бы на то место из "Федры" (248 с -
e), где говорится о законе Адрастеи, или целое рассуждение в "Государстве" о
Необходимости (Х 616 с - 617 b), на коленях. которой движется весь мир со
всеми его сферами, о трех дочерях этой Необходимости, обозначенных у Платона
страшным для античного человека именем Мойр - Лахесис, Клото и Атропос,
хранящих в себе все прошедшее, все настоящее и все будущее решительно всего
существующего.
Вот в "Федре" все человеческие души вращаются на своих крылатых колесницах
вместе с богами по периферии космоса. Одни из них почему-то продолжают
вращаться вместе с богами вполне безвредно для себя; а другие почему-то
вдруг смешиваются уже на небе в виде какой-то беспорядочной толпы и
почему-то начинают падать на землю и уже, конечно, в тяжелом и смертном
теле, далеком от того блаженства и бессмертия, которыми они обладали во
время небесного путешествия. Тут возможны самые разнообразные типы
перевоплощения.
непререкаем: творится все это "по закону Адрастеи", т.е. по закону
непреложной необходимости. Картина такого фаталистического, на первый
взгляд, мировоззрения изображена также и в мифе о душепереселении в
"Государстве" (Х книга). Казалось бы, этим все и кончается. Существует
какая-то никому не известная, непреодолимая и неумолимая судьба, рок,
необходимость; и все остальное только и творит волю этой судьбы, которая,
сама слепая, действует вне всякого разума и ни за что не отвечает.
по закону той же необходимости, должны сами выбирать свою собственную жизнь
на последующее тысячелетие. В результате этого получается, что от
намеченного у нас фатализма, как говорится, не остается камня на камне.
Перед своим воплощением в новую земную жизнь души испивают воду Леты, т.е.
реки забвения, и тут же забывают все то, что они сами же для себя выбрали.
всякого другого существа только предопределена фаталистически и что, по
Платону, вся человеческая история творится по законам неотвратимой, раз
навсегда данной и к тому же безответственной необходимости? Очевидно, на
этот вопрос можно ответить только отрицательно. Та реальная человеческая
история, которую мыслит Платон, обязательно есть слияние свободы и
необходимости. Мифологически и художественно это, по античному образцу,
дается в разных образах, символах, аллегориях, а иной раз в труднопонимаемых
иносказаниях. Однако логически после снятия художественно-мифологических
покровов обнажается совершенно четкая и непререкаемая диалектика свободы и
необходимости.
необходимости. Человек совершенно свободен во всех своих поступках и во всех
своих исторических деяниях. Но здесь же Платон проповедует, что вся эта
человеческая свобода необходимым образом ограничена, основана на природе
всякого действующего человека. И что самое главное, даже и эта природа,
бессознательно действующая в каждом человеке, в своем самом глубоком
основании тоже определена, выбрана не кем иным, как им же самим. И если об
этом своем преджизненном выборе сам человек во время своей земной
деятельности ничего не знает, то это уже не так существенно, и диалектика
свободы и необходимости действующего человека объективно от этого нисколько
не страдает.
сказать, что у этого философа зрелой античной классики оказались вполне
осознанными и идея целостности исторического процесса, и идея его
определенной смысловой направленности, и та диалектика свободы и
необходимости, без которой вообще трудно представить какую-нибудь
законченную философию истории.
истории в целом, то должны начать с полной противоположности тому, о чем
говорилось до сих пор. Будучи безусловно убежденным в мифологии, но не в
наивной и народной, а в той, которая конструируется у него теоретически,
Платон настолько уверен в истинности подобного рода исторической мифологии,
что не испытывает никакой нужды говорить о ней на каждом шагу и
злоупотреблять ею. Убежденность в философском историзме дает ему возможность
совершенно не быть заинтересованным в постоянном ее конструировании, а,
наоборот, предаваться вполне позитивным рассуждениям и быть самым настоящим
историком фактографического и прагматического типа так, как будто бы
никакого учения об идеях или мифе у него никогда и не существовало.
как раз и имеет своей целью создать идеальную конструкцию человеческого
общежития, и где, казалось бы, мы на каждом шагу должны встречаться с
мифологическим историзмом. У Платона нет ничего подобного. Он рассуждает в
"Государстве" совершенно здраво и вполне фактографически, и далеко не сразу
выясняются здесь подлинные намерения исторически мыслящего философа.
состояния общества, когда люди слишком изолированы друг от друга и слишком
мало понимают пользу общежития. Мало-помалу человек начинает соображать, что
общество дает ему то, чего он сам индивидуально не может создать.
Подробнейшим образом Платон рассказывает об этой растущей человеческой
нужде, о постепенном появлении и росте человеческой взаимопомощи, а в связи
с этим и о росте ремесел и благоразумного их использования.
человеческой деятельности, в торговле, рынках, купцах, наемниках, в монете.
Постепенно усложняются человеческие потребности также и в смысле образа
жизни, покамест еще достаточно простого. Однако роскошь не заставляет себя
долго ждать. Тут же появляются разного рода тонкие потребности, возникают
искусства. Холеный образ жизни, обилие продуктов, расширение населяемой
территории, столкновение одних общин с другими, возникновение войн,
необходимость со здания особого военного сословия, а вместе с тем и
безусловная необходимость весьма тщательного разделения труда, без чего
невозможно было бы удовлетворение бесконечно растущих человеческих
потребностей. Особенно много говорится о воинах, т.е. о стражах государства,
и детально рисуется необходимое для них воспитание. Этому посвящается не
только конец II книги (374 e - 383 с), но и вся III книга. Так постепенно
даже с критикой народной мифологии и плохого искусства, Платон доходит до
обрисовки первого и самого важного общественного сословия, именно философов.
При этом Платон все время хочет оставаться на почве фактов и весьма здравого
их обсуждения. Не раз он упоминает также и о естественных, вполне природных
способностях человека, которые, с его точки зрения, требуют признания и
воспитания.
и дидактизм, Платон поразительным образом фактографичен и прагматичен.
Корнев Павел
Контровский Владимир
Володихин Дмитрий
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Посняков Андрей