светленькая, - покатилась и зазвенела:
холодными липкими пальцами, люди постарше вертели и поворачивали много
раз, а у молодых она не задерживалась и живо катилась дальше.
год гуляла по белу свету, то есть в той стране, где была отчеканена. По-
том она отправилась за границу и оказалась последней родной монеткой в
кошельке путешественника. Но он и не подозревал о ее существовании, пока
она сама не попала к нему в пальцы.
- Ну, пусть едет со мною путешествовать!
в кошелек. Тут ей пришлось лежать со своими иностранными сородичами, ко-
торые все сменялись - одна уступала место другой, ну а она все остава-
лась в кошельке. Это уже было своего рода отличие!
знала куда. Она лишь слышала от соседок, что они француженки или
итальянки, что они теперь в такомто и таком-то городе, но сама она ни о
чем и представления не имела: не много увидишь, сидя в кошельке, как
она! Но вот однажды монетка заметила, что кошелек не закрыт. Ей вздума-
лось хоть одним глазком поглядеть на мир, и она проскользнула в щелочку.
Не следовало бы ей этого делать, да она была любопытна, ну, и это не
прошло ей даром. Она попала в карман брюк. Вечером кошелек из кармана
вынули, а монетка осталась лежать, как лежала. Брюки вынесли для чистки
в коридор, и тут монетка вывалилась из кармана на пол. Никто этого не
слыхал, никто этого не видал.
а монетка осталась. Вскоре ее нашли на полу, и она вновь должна была
пойти в ход вместе с тремя другими монетами.
нравы!" - подумала монетка.
монета. Фальшивая! Не годится!
- Я же знала, что я серебряная, чистого звона и настоящей чеканки. Вер-
но, ошиблись, думаю, не могут люди так отзываться обо мне. Однако они
говорили именно про меня! Это меня называли фальшивой, это я никуда не
годилась! "Ну, сбуду ее с рук в сумерках!" - сказал мой хозяин и
сбыл-таки. Но при дневном свете меня опять принялись бранить: "Фальши-
вая!", "Не годится!", "Надо поскорее сбыть ее с рук!"
кому-нибудь вместо монеты той страны.
когда все это ничего не значит! В глазах людей остаешься тем, за кого
они тебя принимают! Как же ужасно и вправду иметь нечистую совесть, про-
биваться в жизни нечистыми путями, если мне, ни в чем не повинной, так
тяжело только потому, что я кажусь виновной!.. Всякий раз, как я перехо-
жу в новые руки, я трепещу взгляда, который на меня упадет: я знаю, что
меня сейчас же швырнут обратно на стол, словно я какая-нибудь обманщица!
тяжелую поденную работу. Ей никак не удавалось сбыть меня с рук, никто
не хотел меня брать. Я была для бедняги сущей напастью.
Где мне, при моей бедности, держать фальшивую монету! Отдам-ка ее бога-
тому булочнику, он-то не разорится от этого, хоть и нехорошо это, сама
знаю, нехорошо!"
ла я. - Неужто я и впрямь так изменилась под старость?"
рался в монетах, и мне не пришлось долго лежать там, куда меня положили:
он швырнул меня в лицо бедной женщине. Ей не дали за меня хлеба, и мне
было так горько, так горько сознавать, что я отчеканена на горе Другим!
Это я-то, некогда такая смелая, уверенная в себе, в своей чеканке, в хо-
рошем звоне! И я так пала духом, как только может пасть монетка, которую
никто не хочет брать. Но женщина принесла меня обратно домой, поглядела
на меня добродушно и ласково и сказала:
знает, что ты фальшивая... А впрочем... Постой, мне пришло на ум - быть
может, ты монетка счастливая? Наверно, так! Я пробью в тебе дырочку,
продерну шнурок и повешу тебя на шею соседкиной девочке - пусть носит на
счастье!"
бивают, но ради доброго намерения многое можно перенести. Через дырочку
продернули шнурок, и я стала похожа на медаль. Меня повесили на шею ма-
лютке, и она улыбалась мне, целовала меня, и я всю ночь провела на теп-
ленькой невинной детской груди.
Я сейчас же догадалась! Потом взяла ножницы и перерезала шнурок.
меня в кислоту, так что я вся позеленела: потом затерла дырку, немножко
почистила меня и в сумерках пошла к продавцу лотерейных билетов купить
билетик на счастье.
Я ведь знала, что меня обзовут фальшивой, осрамят перед всеми другими
монетами, что лежат и гордятся своими надписями и чеканкой. Но нет! Я
избежала позора! В лавке была такая толпа, продавец был так занят, что
не глядя бросил меня в выручку, к другим монетам. Выиграл ли купленный
на меня билет, не знаю, знаю только, что на другой же день меня признали
фальшивой, отложили в сторону и опять отправили обманывать - все обманы-
вать! Ведь это просто невыносимо для честной натуры - ее-то уж у меня не
отнимут! Так переходила я из рук в руки, из дома в дом больше года, и
всюду-то меня бранили, всюду-то на меня сердились. Никто не верил в ме-
ня, и я сама разуверилась и в себе и в людях. Тяжелое выдалось для меня
время!
нули меня, и он был так прост, что взял меня за тамошнюю монету. Но ког-
да он, в свою очередь, хотел расплатиться мною, я опять услышала крик:
"Фальшивая! Не годится!"
пристальнее. И вдруг на лице его появилась улыбка. А ведь, глядя на ме-
ня, давно уже никто не улыбался. - Нет, что же это! - сказал он. - Ведь
это наша родная монетка, хорошая, честная монетка моей родины, а в ней
пробили дырку и называют ее фальшивой! Вот забавно! Надо припрятать тебя
и взять с собою домой".
хотят взять домой, где все и каждый узнают меня, будут знать, что я се-
ребряная, настоящей чеканки! Я бы засверкала от радости искрами, да это
не в моей натуре, искры испускает сталь, а не серебро.
нетами и не затерять. Вынимали меня только в торжественных случаях, при
встречах с земляками, и тогда обо мне отзывались необыкновенно хорошо.
Все говорили, что я очень интересна. Забавно, что можно быть интересной,
не говоря ни слова.
жизнь. Я ведь была серебряная, настоящей чеканки, и мне совсем не вреди-
ло, что во мне пробита дыра, как в фальшивой: что за беда, если на са-
мом-то деле ты не фальшивая! Да, надо иметь терпение: пройдет время, и
все станет на свои места. Уж в это я твердо верю! - заключила свой расс-
каз монетка.
ливал в красных штанишках, красной курточке с кушаком и шапочке с пером
- а надо вам сказать, что тогда детей именно так и одевали, ежели хотели
их нарядить, - так вот, в те далекие, далекие времена все было совершен-
но иначе, чем теперь.
ких уже не видать: их давным-давно упразднили, они, видите ли, вышли из
моды. Но до чего же занятно теперь послушать дедушкины рассказы об этом,
вы и представить себе не можете!
ние цеха и переносили на новое место цеховую вывеску. Во главе процессии
величественно колыхалось шелковое знамя с изображением большого сапога и
двуглавого орла. Младшие подмастерья торжественно несли заздравный кубок
и большой ларец, а на рукавах у них развевались по ветру красные и белые
ленты. Старшие подмастерья держали в руках обнаженные шпаги с насаженны-
ми на острия лимонами. Музыка гремела так, что небо сотрясалось, и самым
замечательным инструментом в оркестре была "птица" - так называл дедушка
длинный шест, увенчанный полумесяцем и обвешанный всевозможными коло-
кольчиками и бубенчиками, - настоящая турецкая музыка! Шест поднимали и
раскачивали из стороны в сторону, колокольчики звенели и бренчали, а в
глазах просто рябило от золота, серебра и меди, сверкавших на солнце.
у него было вымазано сажей, а колпак украшен бубенчиками - ни дать ни
взять лошадь, запряженная в сани! Он размахивал палкой направо и налево,