вало от тоски и жалости к милым братьям! Губы ее попрежнему были сжаты,
ни единого слова не вылетело из них - она знала, что от ее молчания за-
висит жизнь братьев, - зато в глазах светилась горячая любовь к доброму
красивому королю, который делал все, чтобы только порадовать ее. С каж-
дым днем она привязывалась к нему все больше и больше. О! Если бы она
могла довериться ему, высказать ему свои страдания, но - увы! - она
должна была молчать, пока не окончит своей работы. По ночам она тихонько
уходила из королевской спальни в свою потаенную комнатку, похожую на пе-
щеру, и плела там одну рубашку-панцирь за другой, но когда принялась уже
за седьмую, у нее вышло все волокно.
должна была рвать ее сама; как же быть?
сердце! - думала Элиза. - Я должна решиться! Господь не оставит меня!"
пробиралась лунною ночью в сад, а оттуда по длинным аллеям и пустынным
улицам на кладбище. На широких могильных плитах сидели отвратительные
ведьмы; они сбросили с себя лохмотья, точно собирались купаться, разры-
вали своими костлявыми пальцами свежие могилы, вытаскивали оттуда тела и
пожирали их. Элизе пришлось пройти мимо них, и они так и таращили на нее
свои злые глаза - но она сотворила молитву, набрала крапивы и вернулась
домой.
он убедился, что был прав, подозревая королеву, итак, она была ведьмой и
потому сумела околдовать короля и весь народ.
о том, что видел и что подозревал; злые слова так и сыпались у него с
языка, а резные изображения святых качали головами, точно хотели ска-
зать: "Неправда, Элиза невинна!" Но архиепископ перетолковывал это
по-своему, говоря, что и святые свидетельствуют против нее, неодобри-
тельно качая головами. Две крупные слезы покатились по щекам короля,
сомнение и отчаяние овладели его сердцем. Ночью он только притворился,
что спит, на самом же деле сон бежал от него. И вот он увидел, что Элиза
встала и скрылась из спальни; в следующие ночи повторилось то же самое;
он следил за ней и видел, как она исчезала в своей потаенной комнатке.
не понимала причины; сердце ее ныло от страха и от жалости к братьям; на
королевский пурпур катились горькие слезы, блестевшие, как алмазы, а лю-
ди, видевшие ее богатые уборы, желали быть на месте королевы! Но скорос-
коро конец ее работе; недоставало всего одной рубашки, и взором и знака-
ми попросила его уйти; в эту ночь ей ведь нужно было кончить свою рабо-
ту, иначе пропали бы задаром все ее страдания, и слезы, и бессонные но-
чи! Архиепископ ушел, понося ее бранными словами, но бедняжка Элиза зна-
ла, что она невинна, и продолжала работать.
рать и приносить к ее ногам разбросанные стебли крапивы, а дрозд, сидев-
ший за решетчатым окном, утешал ее своею веселою песенкой.
одиннадцать братьев Элизы и потребовали, чтобы их впустили к королю. Им
отвечали, что этого никак нельзя: король еще спал и никто не смел его
беспокоить. Они продолжали просить, потом стали угрожать; явилась стра-
жа, а затем вышел и сам король узнать, в чем дело. Но в эту минуту взош-
ло солнце, и никаких братьев больше не было - над дворцом взвились один-
надцать диких лебедей.
кая кляча везла телегу, в которой сидела Элиза; на нее накинули плащ из
грубой мешковины; ее чудные длинные волосы были распущены по плечам, в
лице не было ни кровинки, губы тихо шевелились, шепча молитвы, а пальцы
плели зеленую пряжу. Даже по дороге к месту казни не выпускала она из
рук начатой работы; десять рубашекпанцирей лежали у ее ног совсем гото-
вые, одиннадцатую она плела. Толпа глумилась над нею.
руках - нет, все возится со своими колдовскими штуками! Вырвем-ка их у
нее да разорвем в клочки.
вдруг прилетели одиннадцать белых лебедей, сели по краям телеги и шумно
захлопали своими могучими крыльями. Испуганная толпа отступила.
сказать этого вслух.
одиннадцать рубашек, и... перед ней встали одиннадцать красавцев прин-
цев, только у самого младшего не хватало одной руки, вместо нее было ле-
бединое крыло: Элиза не успела докончить последней рубашки, и в ней не-
доставало одного рукава.
ред святой, но она без чувств упала в объятия братьев - так подействова-
ли на нее неустанное напряжение сил, страх и боль.
было; и пока он говорил, в воздухе распространилось благоухание, точно
от множества роз, - это каждое полено в костре пустило корни и ростки, и
образовался высокий благоухающий куст, покрытый красными розами. На са-
мой же верхушке куста блестел, как звезда, ослепительно белый цветок.
Король сорвал его, положил на грудь Элизы, и она пришла в себя на ра-
дость и на счастье!
стаями, и ко дворцу потянулось такое свадебное шествие, какого не видал
еще ни один король!
Жили они бедно: спали на соломе, одежонка на них старая, латаная и в рот
им положить нечего. Жили они давно; тогда земли у крестьян было мало, а
что и была, так неродящая была земля: что и посеет крестьянин, то вы-
мерзнет, а не вымерзнет, так от засухи посохнет, а не посохнет, так вы-
мокнет, а не вымокнет, так саранча пожрет.
надел собаке веревку на шею и удавливает ее. А собака-то маленькая, бе-
ленькая, щенок.
брешет.
бавки, получил он две копейки.
тот день до вечера бранилась и на другой день с утра начала браниться.
вышла копейка: получил Семен три копейки.
не ядовитая. Лучше продай ее мне.
ложил ее за пазуху и пошел домой.
тая змея, а я змея Скарапея. Без тебя пришла бы мне смерть, а теперь я
жива, и мой отец тебя отблагодарит.
змею, так на печку залезла и даже побранить сына не может: у нее язык
отнялся с испуга. Змея же Скарапея заползла под печку, свернулась там и
уснула.
змея Скарапея, а всего пятеро.
поставит, то на хвост наступит.
- день и ночь, день и ночь. Обступили их темные дебри. Подумал Семен:
куда он идет и как назад вернется?