падал, кинжалом в спину пораженный, кто входил в чью-то каюту, а кто на
своей судьбе испытывал последствия этого визита.
ждали, когда он ее нарушит и как нарушит, потому что все, что говорилось в
кают-компании, было насыщено иносказаниями, слова обрастали, не успев еще
выговориться, десятками смыслов, и вентилятор уже не шумел, вращаясь, а
вышушукивал что-то потаенное, и в самом пространстве салона попахивало
чем-то пороховым, взрывоопасным.
вахтенному офицеру прибыть сюда, в кают-компанию, -пренебрегая тем, что
покидать верхнюю палубу вахтенный мог только в исключительных, редчайших,
уставом предусмотренных обстоятельствах, показывая, что задуманная им
каверза переплевывает все запреты устава.
кают-компанию испуганным и недоумевающим, о прибытии доложил преувеличенно
громко. Освоился быстро, потому что старпом повел с ним речь о сущих
пустяках: барказы, шлюпки, кранцы... Офицеры же переглядывались, гадая, на
что намекает Милютин. Барказы, шлюпки - это как понимать? Гнать от борта
любое плавсредство с корреспондентом?.. Ох, темен язык Юрия Ивановича
Милютина, мало офицеру ушей, чтоб понимать его. К чему же клонит рыскающий
мозг Милютина?
нацелились наконец на Званцева.
вахте. При приеме вахты мною записано: "На корабле с неизвестной целью
находится корреспондент газеты "Флаг Родины" капитан-лейтенант Званцев".
обоих вахтенных в тягчайшем грехе, в отсутствии бдительности.
идти,
презрительно-спокойно, чуть напыщенно:
он, и офицеры поняли, что задумал старпом. Если уж под короткое замыкание (в
радиорубке, прошлой зимой) была списана шлюпка, то за два часа пребывания
Званцева на линкоре могли произойти случаи воровства, хищения воинского
имущества, пьянки, подстрекательство к мятежу, что угодно.
Манцеву приказание: к старпому!
иллюминатора загораживался фигурою замполита, старпом расхаживал нервно. На
столе - пачки газет, перевязанных бечевками, ежедневная почта, пришедшая с
полуденным барказом.
на искромсанные тельняшки, Китель был снят. Майка тоже.
раскрытую, с уже отчеркнутой статьей.
заскакали по строчкам. "Умеет зажечь сердца людей офицер Манцев. Умеет найти
в их характерах живительные струнки. И спору нет, в подразделении Манцева
дела идут хорошо, подразделение твердо держит курс на боевое мастерство..."
людей умных и грамотных. Это что, юмореска? Пародия на тошнотворно-казенный
стиль флотской прессы?
ли приемы избрал офицер Манцев, в поисках дешевой популярности пойдя на
поводу отсталых настроений?.." Далее вразброс пошли фамилии и факты, о
которых Олег слышал, что они есть, но к нему и к 5-й батарее они никак не
относились. Матрос Шарифутдинов был замечен в носовом гальюне с деревянным
идолом, которому поклонялся,-это, кажется, из боцкоманды. Еще один матрос,
икону в рундуке державший,- такого не было, это в 3-й башне служит настоящий
художник. Ага, вот: "Да как этому не быть, если сам Манцев не расстается с
крестом на шее?.." Что дальше? Палочная дисциплина - вот причина подъема
религиозных настроений, беспощадная травля подчиненных подвела матросов к
необходимости утешения в религии, только в ней... В самом конце
статьи-какая-то анекдотическая безграмотность, которую не уловить сейчас, уж
очень все похабно...
обратно, в каюту Милютина прибыл сам командир линкора. Брезгливо глянув на
латунный крестик, он спросил:
по просьбе совсем седого старика потер ему спину, а когда стали одеваться,
когда старик увидел, что спину тер ему флотский офицер, то со слезами отдал
ему крестик, который будто бы помог ему выплыть после того, как потопленный
японцами броненосец пошел ко дну...
из драгоценного металла.
устава подлежит хранению в сейфе наряду с деньгами, валютою и прочими
ценностями.
крысу.
то, чтоб за портьерою ждал его Борис Гущин. Нет Бори. Нет Колюшина.. Нет
Валерьянова. И Степы, считай, нет. Степа побитой собакой смотрит, дошла до
него, наверное, эта мерзость... Алки-кондитерши тоже нет, не видать ему
красивых рук Аллы Дмитриевны, этот пес А. Званцев (этой фамилией подписана
статья "Уроки одного подразделения") намекнул между прочим: "сладкоежка
Манцев".
статья ни во "флаге Родины", ни тем более в "Славе Севастополя" появиться не
могла. Все, что пишут корреспонденты о корабле, визируется обычно
заместителем командира по политчасти, и если уж такая статья напечатана без
ведома Лукьянова, то, конечно, "добро" она получила от тех кто много выше и
Лукьянова, и Милютина, и командира.
море, но на стенку высадились офицеры с крейсеров, и они захохотали, увидев
Манцева: "Благослови, владыко!", "Дай прикоснуться к мощам нерукотворным!",
"Со святыми упокой!"... Но были такие, что с брезгливым сочувствием
посматривали на Олега, как на человека, только что выпущенного из больницы,
где излечивался он от чего-то дурного, то ли венерического, то ли
психического. Из гарнизонного кафе замахали ему платочками официантки,
привели в комнату для частных адмиральских бесед, усадили за столик,
принесли пиво, отбивную. И здесь Олег понял, что отныне он известен всему
городу, а не только эскадре. Статью о нем проработали со всем вольнонаемным
составом флота, и все официантки базы разом вспомнили, кто такой Олежка
Манцев. Некая Нинка из гастронома на Большой Морской выставила его
фотографию на витрине, рядом с окороком по-тамбовски, и клялась подругам,
что Манцев сделал ей предложение. Ничего подобного Олег не совершал,
фотографий своих никому не дарил. Сейчас ему хотелось сказать что-то
значительное, высокопарное, но в голове толпилась мешанина из цитат, на язык
же просились откуда-то пришедшие строчки псалма:
хороший мальчик Олежка обижен начальством, и утешали его как и чем могли.
Прокрутили на радиоле модную пластинку, принесли к отбивной зеленого
горошка, редкого в Севастополе. Олег тупым концом вилки водил по
перекрахмаленной скатерти и вспоминал, какой ветер занес в него эти
загадочные псалмы.
курсантской юности, что-то неопределенное в расходящихся облаках орудийного
дыма, силуэты крадущихся кораблей, а потом - в беззвучной утренней тишине,
под моросящим дождиком, швартуется к родному пирсу израненный корабль, из
последних сил дотянувший себя до базы, а по трапу спускается он, капитан
какого-то ранга Манцев, под кителем бинты, под фуражкой тоже, командирский
реглан наброшен на плечи, а он идет, шатаясь и едва не падая, к штабу,-
изумление, смешанное с ужасом: "Как?.. Мы же давно считали вас погибшими!.."
- "Боевой приказ выполнен, товарищ адмирал!" - и когда седой адмирал жмет
ему руку, нечеловеческая боль пронизывает капитана какого-то ранга Манцева,
командирский реглан сползает с плеч, а на реглан замертво валится тело
командира корабля, выполнившего боевой приказ...
героя, по такому поводу намазавшись помадой и кремом, а вместе с этой святой
Махров Алексей
Володихин Дмитрий
Флинт Эрик
Березин Федор
Муркок Майкл
Шилова Юлия