ну вас совсем"!
сквозь ваши заросли? Одежду порвете.
знакомите. Когда касается игры...
бовно, отечески строго.
с Северного флота? Ну как, граница на замке?
ной старик. Мемуары пишет о своем участии в революции, примерно так:
"Помню, как сейчас, в 19-м году 14 империалистических государств ледяным
кольцом блокады сжали молодую Советскую республику". И излагает учебник
истории для средней школы. Но в шахматах имеет какой-то странный талант.
Играет, как Таль: запутает, запутает, подставляет фигуры. Кажется, побе-
да в руках, вдруг - бац - мат тебе!
должишь образование?
ешь, есть у меня дружок, он служит на научной шхуне. Возможно, я пойду к
нему на корабль матросом или аквалангистом.
словно там, в тарелке, среди огурчиков и помидорчиков, угадывались очер-
тания моей судьбы. Может быть, он просто боролся с легкими толчками опь-
янения.
вилку с огурцом.
Константиновы погоны. - Был бы уже старшим лейтенантом.
тип. Шляпа.
работа, строительство - ну, вы знаете... Так что я гражданский.
как я. А Петька гражданский. Шляпа.
редоточить на перемычке всю технику, до сорока бульдозеров...
дружно, весело, уютно, вкусно, хмельно, свободно на террасе, в темные
стекла которой бились мотыльки, на скрипучих полах, под голой лампочкой,
с импровизированными пепельницами и клочками газеты для селедочных кос-
тей, по-мужски, по- солдатски, по-офицерски.
Лежа в темной комнате, я слушал их громкие голоса и думал.
себе. Мама, думал я о далекой матери. Девушка, думал я о несуществующей
девушке. Шхуна, думал я о выдуманной шхуне. Тральщик, думал я об остав-
ленных там, на Севере, друзьях.
волнах, гремя, раскатывали шары своих голосов по опустевшей, притихшей в
ожидании своей участи нашей планете.
лег.
том, как скользит сейчас его подводная лодка, холодное тело в холодной
среде под звездами, под пунктирами созвездий, под небом, под ветром, по-
до льдом.
рал со стола - покатые его плечи с подтяжками, большие уши с пучками се-
рых волос... Как мало я его видел в той его прежней жизни, он и родил-
то меня чуть ли не в сорок лет.
торчать в Сибири, если пишешь рассказы о Коломне. Ты читала?
пусть он сначала достигнет профессионального уровня...
дело до его профессионального уровня! Лишь бы он был со мной, и все! Мне
все равно, что он делает, пишет или копает землю, только где он?
чит, что ты думаешь о его уровне?
ни. "Голосуя" на развилках разбитых дорог, он добрался до населенного
пункта Большой Шатун, по сравнению с которым Березань выглядела столи-
цей, шумным и благоустроенным городом.
окошко выставили ему тарелку с куском жирной свинины и с картофельным
пюре.
вышел из вагончика, оставив там Таню в тепле, в бликах солнца, в одино-
честве, в счастливом полусне? Почему вдруг встретился ему бригадир? По-
чему вдруг подошел необычайно синий автобус? И почему он сел в него?
ческие цифры и стрелки будильника. Приемник, передававший без конца джа-
зовые концерты, к утру уже просто тихо гудел. Маячила в глазах оставлен-
ная Сережей тельняшка. Марвич пытался думать, пытался расставить все
знаки препинания и произвести подсчет, но Танина рука тянулась к нему,
он поворачивал ее лицо, глаза ее то открывались, то закрывались, было
жарко. Запах табака и ее духов.
говорила о прошлом лете, но он крепко держал ее под руку и говорил: "Пе-
рестань, не наговаривай на себя, замолчи, я люблю тебя, я люблю тебя..."
все всплывало перед его глазами без плеска, без звуков: очертания башен
и темная щель улицы, спокойный маленький город и несколько пришлых людей
на его бюргерских улицах, затеявших с этими людьми неприятную игру; пос-
леднее - на вокзале, на слабо освещенном пероне: долговязый призрак его
собственной юности, а сам он на подножке вагона, мужественный и желез-
ный, отбывающий в странствия... Он все думал и думал о человеке, который
умер, о парне, которого теперь нет, но тут в ночи и духоте Таня начала
ему мешать думать, она вмешивалась в его мысли властно по-женски и без-
думно: тихими движениями рук, тихими губами, зрачками, светившимися в
темноте, - сама уже забыв обо всем, мешала и ему думать.
ее тихое существо, лишенное сейчас суеты и тревог, на тот ее образ, ко-
торый всегда был с ним, в каждую минуту его одиночества и везде, и ему
вдруг стало страшно, что она сейчас вздрогнет и проснется с мыслями о
своей вине и о невиновности, с угрызениями совести и, главное, со слова-
ми, которые сейчас ему не нужны никак, сейчас она нужна ему вот такая,
постоянная и молчащая; тогда ушел...
лоченного из длинных досок. Доски не были подогнаны друг к другу и плохо
обструганы, но края стола уже отполированы рукавами шоферов. Водители
сидели вплотную друг к дружке, глаза мутные от усталости.
столом, кое-кто ел стоя, держа тарелки на весу. Как всегда, в столовой
было шумно, водители разговаривали друг с другом, но шум в этот раз был
необычный, не слышно было смеха, шуток, голоса звучали резко и напряжен-
но.
ном, диком случае, о каком-то убийстве. Убийство? Какое убийство?.. Кого
убили?.. Ему было сейчас не до этого.
лесом плавилась медная полоса неба в просвете фиолетовых туч. Поселок
уже отходил ко сну. На горбатых его улицах не было ни души. Кое-где сла-
бо светились крошечные оконца. Лишь возле столовой скопились проезжие
машины, бортовые и фургоны. Молчащие и пустые, они стояли сплошной тем-
ной массой, и только в ветровых стеклах чуть отсвечивал запоздалый и
медленный, будто вечный, закат.
же, как и Марвич, он нахлобучил кепку и закурил. Несколько секунд посто-
ял на крыльце, щелкнул языком, затопал вниз и медленно пошел к своей ма-
шине.