Чтение 36–й страницы книги ~Колыбель для кошки~

- Народ Сан-Лоренцо,- ответил мне отец,- интересуется только
тремя вещами: рыболовством, распутством и боконизмом.

- А вы не думаете, что прогресс может их заинтересовать?

- Видали они и прогресс, хоть и мало. Их увлекает только одно
прогрессивное изобретение.

- А что именно?

- Электрогитара.

Я извинился и подошел к чете Кросби.

С ними стоял Фрэнк Хониккер и объяснял им, кто такой Боконон
и против чего он выступает

- Против науки.

- Как это человек в здравом уме может быть против науки?-
спросил Кросби.

- Я бы уже давно умерла, если б не пенициллин,- сказала
Хэзел,- и моя мама тоже.

- Сколько же лет сейчас вашей матушке?- спросил я.

- Сто шесть. Чудо, правда?

- Конечно,- согласился я.

- И я бы давно была вдовой, если бы не то лекарство, которым
лечили мужа,- сказала Хэзел. Ей пришлось спросить у мужа
название лекарства: - Котик, как называлось то лекарство,
помнишь, оно в тот раз спасло тебе жизнь?

- Сульфатиазол.

И тут я сделал ошибку - взял с подноса, который проносили
мимо, сандвич с альбатросовым мясом.

105. БОЛЕУТОЛЯЮЩЕЕ

И так случилось, "так _должно_ было случиться", как сказал бы
Боконон, что мясо альбатроса оказалось для меня настолько
вредным, что мне стало худо, едва я откусил первый кусок. Мне
пришлось срочно бежать вниз по винтовой лестнице в поисках
уборной. Я еле успел добежать до уборной рядом со спальней
"Папы".

Когда я вышел оттуда, пошатываясь, я столкнулся с доктором
Шлихтером фон Кенигсвальдом, вылетевшим из спальни "Папы". Он
посмотрел на меня дикими глазами, схватил за руку и закричал:

- Что это такое? Что там у него висело на шее?

- Простите?

- Он проглотил эту штуку. То, что было в ладанке. "Папа"
глотнул - и умер.

Я вспомнил ладанку, висевшую у "Папы" на шее, и сказал
наугад:

- Цианистый калий?

- Цианистый калий? Разве цианистый калий в одну секунду
превращает человека в камень?

- В камень?

- В мрамор! В чугун! В жизни не видел такого трупного
окоченения. Ударьте по нему, и звук такой, будто бьешь в бубен.
Подите взгляните сами.

И доктор фон Кенигсвальд подтолкнул меня к спальне "Папы".

На кровать, на золотую шлюпку, страшно было смотреть. Да,
"Папа" скончался, но про него никак нельзя было сказать:
"Упокоился с миром".

Голова "Папы" была запрокинута назад до предела. Вся тяжесть
тела держалась на макушке и на пятках, а все тело было выгнуто
мостом, дугой кверху. Он был похож на коромысло.

То, что его прикончило содержимое ладанки, висевшей на шее,
было бесспорно. В одной руке он держал этот цилиндрик с открытой
пробкой. А указательный и большой палец другой руки, сложенные
щепоткой, он держал между зубами, словно только что положил в
рот малую толику какого-то порошка.

Доктор фон Кенигсвальд вынул уключину из гнезда на шкафуте
золоченой шлюпки. Он постучал по животу "Папы" стальной
уключиной, и "Папа" действительно загудел, как бубен.

А губы и ноздри у "Папы" были покрыты иссиня-белой изморозью.

Теперь такие симптомы, видит бог, уже не новость. Но тогда их
не знали. "Папа" Монзано был первым человеком, погибшим от
_льда-девять_.

Записываю этот факт, может, он и пригодится. "Записывайте все
подряд",- учит нас Боконон. Конечно, на самом деле он хочет
доказать, насколько бесполезно писать или читать исторические
труды. "Разве без точных записей о прошлом можно хотя бы
надеяться, что люди - и мужчины и женщины - избегнут серьезных
ошибок в будущем?"- спрашивает он с иронией.

Итак, повторяю: "Папа" Монзано был первый человек в истории,
скончавшийся от _льда-девять_.

106. ЧТО ГОВОРЯТ БОКОНИСТЫ, КОНЧАЯ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ

Доктор фон Кенигсвальд, с огромной задолженностью по
Освенциму, еще не покрытой его теперешними благодеяниями был
второй жертвой льдадевять.

Он говорил о трупном окоченении - я первый затронул эту тему.

- Трупное окоченение в одну минуту не наступает,- объявил он.
- Я лишь на секунду отвернулся от "Папы". Он бредил...

- Про что?

- Про боль, Мону, лед - про все такое. А потом сказал "Сейчас
разрушу весь мир".

- А что он этим хотел сказать?

- Так обычно говорят боконисты, кончая жизнь самоубийством.-
Фон Кенигсвальд подошел к тазу с водой, собираясь вымыть руки.-
А когда я обернулся,- продолжал он, держа ладони над водой,- он
был мертв, окаменел, как статуя, сами видите. Я провел пальцем
по его губам, вид у них был какой-то странный.

Он опустил руки в воду.

- Какое вещество могло...- Но вопрос повис в воздухе.

Фон Кенигсвальд поднял руки из таза, и вода поднялась за ним.

Только это уже была не вода, а полушарие из _льда-девять_.

Фон Кенигсвальд кончиком языка коснулся таинственной иссиня-
белой глыбы.

Иней расцвел у него на губах. Он застыл, зашатался и
грохнулся оземь.

Сине-белое полушарие разбилось. Куски льда рассыпались по
полу.

Я бросился к дверям, закричал, зовя на помощь.

Солдаты и слуги вбежали в спальню.

Я приказал немедленно привести Фрэнка, Анджелу и Ньюта в
спальню "Папы".

Наконец-то я увидел _лед-девять_!

107. СМОТРИТЕ И РАДУЙТЕСЬ!

Я впустил трех детей доктора Феликса Хониккера в спальню
"Папы" Монзано.

Я закрыл двери и припер их спиной. Я был полон величественной
горечи. Я понимал, что такое _лед-девять_.

Я часто видел его во сне.

Не могло быть никаких сомнений, что Фрэнк дал "Папе" _лед-
девять_. И казалось вполне вероятным, что, если Фрэнк мог
раздавать _лед-девять_, значит, и Анджела с маленьким Ньютом
тоже могли его отдать.

И я зарычал на всю эту троицу, призывая их к ответу за это
чудовищное преступление. Я сказал, что их штучкам конец, что мне
все известно про них и про _лед-девять_.

Я хотел их пугнуть, сказав, что _лед-девять_- средство
прикончить всякую жизнь на земле. Говорил я настолько убежденно,
что им и в голову не пришло спросить, откуда я знаю про _лед-
девять_.

- Смотрите и радуйтесь!- сказал я.

Но, как сказал Боконон, "бог еще никогда в жизни не написал
хорошей пьесы". На сцене, в спальне "Папы", и декорации и
бутафория были потрясающие, и мой первый монолог прозвучал
отлично.

Но первая же реакция на мои слова одного из Хониккеров
погубила все это великолепие.

Крошку Ньюта вдруг стошнило.

108. ФРЭНК ОБЪЯСНЯЕТ, ЧТО НАДО ДЕЛАТЬ

И нам всем тоже стало тошно. Ньют отреагировал совершенно
правильно.

- Вполне с вами согласен,- сказал я ему и зарычал на Анджелу
и Фрэнка:- Мнение Ньюта мы уже видели, а вы оба что можете
сказать?

- К-хх,- сказала Анджела, передернувшись и высунув язык. Она
пожелтела, как замазка.

Чего сон. Ему казалось, что я никакого отношения к ним
не имею.

Зато его брат и сестра участвовали в этом кошмаре, и с ними