Ты тоже останешься, даже если с тобой будут обращаться еще хуже. Впрочем, ко
мне относятся вовсе не так уж плохо.
я не останусь.
Робинсон, выковыряв из хлеба мякиш и старательно обмакнув его в масло,
оставшееся в коробке из-под сардин. - Как ты уйдешь, если тебя даже в
комнату не пускают?
рот жирным хлебом и перехватывая ладонью капли масла, чтобы время от времени
обмакивать хлеб в этот сосуд. - Порядки здесь все строже. Сперва тут висели
тонкие гардины, хотя и непрозрачные, но вечером все-таки были видны тени.
Брунельде это пришлось не по нраву, и мне было ведено сшить занавесь из ее
театральных халатов. Так что теперь ничего уже не видно. Во-вторых, раньше
мне дозволялось спрашивать, можно ли войти, и они отвечали "да" или "нет",
смотря по обстоятельствам; но я, наверное, перегнул палку, спрашивая слишком
часто. Брунельда не выдержала, ведь несмотря на свою толщину она очень
слабого здоровья, у нее часто болит голова, а ноги вечно ломит от подагры;
вот они и решили, что спрашивать мне больше нельзя, ну а чтобы я знал, когда
входить, будут звонить в колокольчик. От этого трезвона я даже просыпаюсь,
одно время я завел себе для развлеченья кошку, так она, испугавшись этого
звона, сбежала и не вернулась; а сегодня, между прочим, еще не звонили;
кстати, после звонка я не просто могу, а обязан войти; н-да, что-то все не
звонят, наверняка ждать еще долго.
чем? В общем, так обращаются только с теми, кто позволяет себя унижать.
собой, все это относится и к тебе. Сиди себе и жди здесь спокойно вместе со
мной, пока не позвонят. А потом уж, пожалуйста, сколько угодно пробуй,
сумеешь уйти или нет.
друг, вернее, был другом? Разве это жизнь? Не лучше ли было бы в
Баттерфорде, куда. вы сначала собирались? Или даже в Калифорнии, где у тебя
друзья?
продолжить рассказ, он воскликнул: - За твое здоровье, милый Россман! - и
отпил большой глоток из флакона. - Когда ты нас бросил, мы были в
прескверном положении. Работу в первые дни получить не удавалось, впрочем,
Деламарш и не хотел работать, хотя он-то бы мигом устроился, и только все
время посылал на поиски меня, но мне не везет. Он просто разгуливал по
округе, и был, по-моему, уже вечер, а он всего-то и добыл, что дамский
кошелек. Правда, красивый, вышитый бисером - после он подарил его Брунельде,
- но почти что пустой. Потом Деламарш сказал, что нам придется идти
попрошайничать по квартирам, ведь при этом можно, конечно, кое-что
насобирать; так вот, отправились мы просить, и я, чтоб произвести
впечатление получше, пел у дверей. А Деламаршу всегда везет: перед второй же
квартирой - роскошной, в первом этаже, едва мы немножко спели у дверей
кухарке и слуге, смотрим, по лестнице поднимается дама, которой принадлежит
эта вот квартира, то есть Брунельда, Она, наверно, слишком туго зашнуровала
корсет и никак не могла одолеть ступеньки. Но как прекрасно она выглядела,
Россман! Платье на ней было совершенно белое, а зонтик от солнца - красный.
Конфетка, да и только! Лучше выпивки! О Боже, как она была хороша! Вот sto
женщина! Нет, скажи мне, откуда такие берутся? Конечно, горничная и слуга
тут же выбежали на подмогу и почти внесли ее наверх. Мы вытянулись справа и
слева от двери и приветствовали ее, как здесь принято. Она чуть
приостановилась, так как все еще не отдышалась, и теперь уж я и не знаю, как
оно вышло, от голода я был не в себе, а она вблизи оказалась еще красивее и
ширины необъятной и из-за специального корсета - я могу тебе потом показать
его в сундуке - вся такая ядреная; короче говоря, я ее малость потрогал
сзади, но совсем легонько, знаешь, так - прикоснулся. Конечно, нищему никак
нельзя касаться богатой дамы. Прикосновения как бы не было, но вместе с тем
было. Кто знает, чем бы все кончилось, если б Деламарш тотчас не дал мне
оплеуху, причем такую, что я обеими руками за шею схватился.
рассказчиком на пол. - Значит, это и была Брунельда?
языком комок карамелек и пальцем заталкивая обратно конфету, выскользнувшую
изо рта. - Но тогда мы об этом еще не знали, мы только видели, что она -
богатая и очень шикарная дама. Она сделала вид, что ничего не произошло, а
может быть, и вправду не почувствовала, я ведь только коснулся ее пальцами.
Она не отрывала взгляда от Деламарша, который опять - как он умеет! -
уставился ей в глаза. Она ему сказала: "Зайди-ка на минутку!" - и указала
зонтиком на квартиру, куда Деламарш должен был войти первым. Они вместе
вошли, и прислуга закрыла за ними дверь. Меня позабыли снаружи, тут я решил,
что это вряд ли надолго, и уселся на лестнице, ожидая Деламарша, Но вместо
него появился слуга и вынес мне целую миску супа. "Деламарш позаботился!" -
подумал я. Слуга подождал немного, пока я ел, постоял со мной минутку и
рассказал кое-что о Брунельде, и тут я сообразил, чем может стать для нас
эта встреча. Ведь Брунельда была разведена, имела крупное состояние и была
совершенно независима! Ее бывший муж, владелец фабрики какао, правда, все
еще любил ее, но она и слышать о нем не хотела. Он приходил в квартиру очень
часто, всегда одетый очень элегантно, как на свадьбу - это чистая правда, я
сам видел его, - но слуга, несмотря на крупные взятки, не смел спросить
Брунельду, не согласится ли та его принять, так как он уже несколько раз
спрашивал и всегда вместо ответа Брунельда бросала ему в лицо то, что в этот
миг держала в руке. Однажды это была большая грелка с водой, которая выбила
ему передний зуб. Да, Россман, видишь, какие дела!
удивился, когда слуга рассказал мне об этом. Подумай только, когда Брунельды
не бывало дома, муж просил слугу провести его в ее комнаты и всегда брал там
на память какую-нибудь мелочь, оставляя для Брунельды взамен что-нибудь
дорогое и красивое и строго-настрого наказывая слуге не говорить, от кого
это. Но однажды, когда он - так говорил слуга, и я ему верю, - принес что-то
совсем уж бесценное из фарфора, Брунельда каким-то способом догадалась,
откуда эта вещица, тут же швырнула ее на пол, растоптала ногами, наплевала
на осколки и сотворила еще кое-что похуже, так что слуга от омерзения едва
сумел вынести осколки.
особенного; во всяком случае, он сам никак не поймет. Я ведь говорил с ним
об этом, и не раз. Он каждый день поджидает меня вон там, на углу; если я
прихожу, то рассказываю ему новости; если не могу прийти, он ждет полчаса, а
после уходит. Для меня это был неплохой приработок, так как новости он
оплачивает весьма щедро, но с тех пор, как об этом проведал Деламарш, мне
приходится все ему отдавать, и из-за этого я хожу туда реже.
что она знать его не желает.
выпустил вверх дым. Затем он словно бы передумал и добавил: - Я-то здесь при
чем? Я знаю только, что он отдал бы кучу денег, чтобы лежать тут, на
балконе, как мы.
ее свет еще не проник в глубину улицы. А улица, такая пустынная днем,
наполнилась людьми - особенно много их было в подворотнях; движения всех
были медлительны и неуклюжи, рубашки мужчин, светлые платья женщин чуть
белели в темноте, все были без головных уборов. Многочисленные балконы
теперь были сплошь заняты; там при электрическом свете сидели семьями -
смотря по величине балконов - вокруг маленьких столиков или в креслах,
поставленных рядом, или просто высовывали головы из комнаты наружу. Мужчины
сидели, широко расставив ноги и высунув ступни сквозь решетку балкона, и
читали газеты, листы которых почти касались пола, или играли в карты -
похоже, молчком, сильно шлепая картами об стол; на коленях у женщин лежало
шитье, они лишь изредка поглядывали на домашних или на улицу. На одном из
соседних балконов, как заведенная, зевала белокурая хрупкая женщина,
закатывая при этом глаза и прикрывая рот бельем, которое она чинила; даже на
самых крохотных балкончиках дети умудрялись гоняться друг за другом,
надоедая родителям. Во многих комнатах были включены граммофоны,
выплескивавшие на улицу песни или оркестровую музыку; на этот шум никто не
обращал особенного внимания, только временами по знаку главы семьи
кто-нибудь спешил в комнату, чтобы сменить пластинку. У иных окон виднелись
совершенно неподвижные влюбленные парочки; в окне напротив Карла как раз
стояла такая пара - одной рукой юноша обнимал девушку, а другой щупал ее
грудь.
который тоже встал и, так как его знобило, кроме одеяла закутался еще в шаль
Брунельды.
притянул Карла поближе, чтобы прошептать ему на ухо: - Иначе мне бы не на
что было сейчас жаловаться. Ведь ради Деламарша Брунельда продала все, что
имела, ради него со всем своим добром переехала сюда, в этот дом на окраине,
чтобы полностью посвятить себя ему и чтобы никто ей не мешал; впрочем, это
тоже было желание Деламарша.
Афанасьев Роман
Максимов Альберт
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Березин Федор