По-нашему значит «клинок»…
Пока рассветы багряны,
Пока покой не настал,
В ребячьих
клинках
деревянных
Пусть крепнет упругая сталь…
9
После каникул стал падать замечательный пушистый снег, и за два дня пришла зима. Правда, потом наступила оттепель, но и это было здорово: снег набух, сделался липким. Каждую перемену в скверике перед школой реяли стаи тугих снежков. Снежки разбивались на стенах и дверях влажными серыми звездами.
Изредка звенели выбитые стекла.
С тех давних времен, как в школах вместо бычьих пузырей и слюды появились настоящие стекла, их время от времени разбивают. Иногда виновник признается сам и сразу. Иногда его просто не отыскать. А иногда известно, что виновник где-то рядом, но кто именно, угадать нельзя. Тогда на классном собрании начинается долгий и безнадежный разговор с призывами "найти мужество и признаться". Однако виноватый чаще всего считает это не мужеством, а глупостью и помалкивает. Помалкивает и класс, потому что с давних пор известно: выдавать товарища – свинство. Тогда остается один выход – взять класс измором.
Именно так и решила поступить Нелли Ивановна. Она заявила, что умрет на пороге класса, но не выпустит ни одного, пока не узнает, кто высадил стекло рядом с форточкой.
Класс молчал. Скорей всего, никто и в самом деле не знал виноватого. Стекло выбили снаружи, а снежки в ту перемену летали тучами, и попасть в открытую форточку старались не только второклассники.
Все это Нелли Ивановна слышала от ребят уже много раз. Но в ответ заявляла, что, поскольку стекло выбито, значит, виновник существует и должен понести наказание. Только трех заревевших девчонок она милостиво отпустила – они-то явно были ни при чем.
Остальные не ревели и не признавались. Класс сидел. Осенние сумерки за окном превратились в сплошную темноту. Снег растаял, и земля была черной, а небо – беспросветным.
В классе у Серёжи кончился шестой урок. Серёжа вышел в коридор и увидел Наташу.
– Просто безобразие, – сказала она. – Нелюшка ребят не отпускает. Стаська теперь ни за что один домой не пойдет, он же трусишка. А мне скорей домой надо, маме помогать. Скоро гости придут.
У дяди Игоря был сегодня день рождения. И папа, и тетя Галя, и Маринка собирались в гости к Лесниковым. И Серёжа, конечно. Сразу после уроков. Только сначала он хотел забежать к Генке, который сидел дома с ангиной и даже петь не мог, бедняга.
– Ладно, Генке я позвоню, объясню, – сказал Серёжа. – Ты иди. Я Стаську дождусь, и мы пойдем. Не будет же она их до ночи держать.
– Надо бы мне зайти спросить, когда их отпустят, – нерешительно сказала Наташа. – Я ведь все-таки у них сейчас вожатая. Но бесполезно. Я с Нелюшкой за эти дни уже два раза поругалась.
– Ну и нечего третий раз ругаться. Иди домой.
Наташа ушла, а Серёжа устроился на подоконнике напротив второго "А". Вытащил из портфеля книгу "Архитектура средневековья". Книга была старая, тяжелая. Он сегодня увидел ее в шкафу, в кабинете истории, и под честное слово на два дня выпросил у доброй исторички Анны Валентиновны.
Серёжа разглядывал иллюстрации и все больше огорчался. По сравнению с прекрасными рыцарскими замками на книжных гравюрах его собственный пенопластовый макет казался примитивным и нелепым.
Проходил мимо директор. Серёжа вскочил с подоконника.
– Что читаешь? – спросил Анатолий Афанасьевич и взял книгу. – Ого, серьезная вещь. Интересуешься или случайно?
– Интересуюсь. Немного.
– Молодец. А почему здесь сидишь в одиночестве?
– Жду, – сердито сказал Серёжа. – Все того же Грачёва. Учительница их не отпускает, а он сейчас один забоится домой идти.
В коридор доносился громкий голос Нелли Ивановны.
Директор осторожно приоткрыл дверь и шагнул в класс.
Через три минуты ребятишки, радуясь долгожданной свободе, вырвались из дверей. Стаська увидел Серёжу и заулыбался.
– Ну что, нашли преступника? – спросил Серёжа.
– Не-е… Сказали, что потом.
Серёжа и Стасик с ребятами вышли из школы. Пришлось делать крюк, чтобы хоть некоторых развести по домам. Сначала с ними шла большая компания, но один за другим второклассники уходили в подъезды и калитки. Наконец, кроме Стасика, остался только один мальчик. Это был тот крупный кареглазый парнишка, который в сентябре сказал про Стасика, что он им не товарищ.
– Ты где живешь? – спросил Серёжа.
Ответил Стасик:
– Рядом с нашим домом, на углу. Он в большом доме живет.
– Вместе домой ходите?
– Вместе, – сказал мальчик. Его звали Валера.
– Ну вот, – усмехнулся Серёжа. – А говорил, что не товарищи.
– Мне сказали, чтобы я над Грачёвым шефство взял, – объяснил Валера.
– Кто сказал?
– Новая вожатая. Ее Наташа зовут.
Стасик свернул в Походный переулок. Валера за ним.
– Вы куда? – удивился Серёжа. – Вы разве здесь ходите? По Октябрьской же лучше: там сухо и фонари.
– Там канаву роют для труб, – объяснил Валера. – Все перекопали. Просто шею можно сломать.
Серёжа не любил Походный переулок.
Ничего особенного в этом переулке не было: домики с палисадниками, газетный киоск на углу. Но когда Серёжа был в первом классе, он видел, как мотоциклист сбил здесь собаку. Большая рыжая собака лежала на краю дороги мертвая, вся в крови… И с тех пор Серёжа старался по этому переулку не ходить.
Но делать нечего, они пошли.
Фонарей не было, свет падал только из окошек. И лишь сейчас увидел Серёжа, что небо очистилось и сверкают, будто отмытые, звезды. Белые и голубые. Он шел позади ребят, запрокинув лицо, и видел все больше и больше звезд, целые миллионы. Они светлой пылью проступали в черноте.
Переулок уже кончался, впереди горели фонари. Серёжа опустил голову и тогда увидел троих ребят. А потом четвертого – он догонял остальных, спешил от закрытого киоска.
Они шли навстречу. В их ленивой и развинченной походке была скрытая угроза. Стасик остановился. И Валера.
– Это, кажется, Киса, – шепотом сказал Стасик. – Пойдемте назад.
Серёжа ощутил в груди неприятный холодок. Но он подтолкнул Стасика в спину.
– Идите, не бойтесь. Что за Киса?
– Он в новом доме живет, его раньше не было. Он в седьмом классе учится, только не в нашей школе.
"Что раньше не было, я и сам знаю, – подумал Серёжа. – Развелись всякие Кисы…"
– Киса – не тигр. Чего вы дрожите? – сказал он как можно беззаботнее.
– Он у ребят деньги отбирает, – объяснил Валера. – Он хулиган. По нему плачет колония.
– Идите, – сказал Серёжа. И подумал: "Малышей не тронут. Не звери же".
Четверо неизвестных приближались. Самый высокий сказал тонким, но хрипловатым голосом:
– Остановитесь-ка. Дело есть.
– Ну? – сказал Серёжа, и ему стало по-настоящему страшно. Это был обыкновенный липкий подлый страх, от которого слабеют ноги.
– Скажи ему, Киса, – нетерпеливо прошептал самый маленький, чуть пониже Серёжи. – Скажи…
– Денежки есть? – поинтересовался длинный Киса. У него получилось мягко, почти ласково: "денюшки".
Серёжа не видел в темноте их лиц. Он различал только фигуры. Трое стояли тесной группой, четвертый чуть в стороне.
"Вот так, – подумал Серёжа. – Опять их четверо. Это тебе не на совете других ругать за трусость".
Это не на совете… И не на фехтовальной дорожке, где противник – твой товарищ, а кругом строгие судьи… И не во сне, когда вражьи пули бьют в тебя безвредно, как дождевые капли…
"Эх, Нока бы сюда", – подумал он.
Страх не уходил. Но Серёжа знал, что пусть хоть до смерти изобьют, а карманы выворачивать он не даст и не побежит без боя. Да и как побежишь, когда Стаська с Валеркой здесь? Не бросишь.
Стараясь, чтобы не дрожал голос, он сказал:
– Валера, Стасик, идите домой. Я тут сам разберусь…
"Если они уйдут, можно пробиться, – думал Серёжа. – Дам Кисе головой в поддых, а пока они будут мигать, выскочу на светлую улицу. Там они побоятся лезть".
– Стоп, козявки. Ни с места, – угрожающим шепотом приказал Киса. – Гусыня, присмотри.
Ага, значит, этот тип в спортивной шапке с помпоном и есть Гусыня… Раньше встретиться не пришлось. После того случая с Митей Серёжа и Кузнечик, прихватив Нока, два вечера искали компанию Лысого и Гусыни, но те не появлялись на улице.
А теперь – вот он!
Гусыня взял Стасика и Валеру за воротники, подвел и прислонил к телеграфному столбу.
– Стойте и не дышите, головастики. Худо будет…
Буджолд Лоис
Андреев Николай
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Майер Стефани