гораздо хуже то, что под гипсом, очевидно, сидят вши. Нога ужасно зудит,
а почесаться нельзя.
третью ночь мы прибываем в Хербесталь. Я узнаю от сестры, что на следую-
щей остановке Альберта высадят, - у него ведь температура.
воздух вовнутрь. Лицо у меня наливается кровью и багровеет. Сестра оста-
навливается:
- ведь я не зря учился у Ката. Эти солдатские градусники не рассчитаны
на многоопытных вояк. Стоит только загнать ртуть наверх, как она застря-
нет в своей узкой трубочке и больше уже не опустится.
по нему указательным пальцем. Затем встряхиваю и переворачиваю его. По-
лучается 37,9. Но этого мало. Осторожно подержав его над горящей спич-
кой, я догоняю температуру до 38,7.
рывисто, гляжу на нее осоловелыми глазами, беспокойно ворочаюсь и говорю
вполголоса:
твердо знаю, что мою гипсовую повязку без крайней необходимости трогать
не будут.
очень повезло: католические больницы славятся своим хорошим уходом и
вкусной едой. Лазарет весь заполнен ранеными из нашего поезда; среди них
многие в тяжелом состоянии. Сегодня нас еще не осматривают, так как
здесь слишком мало врачей. По коридору то и дело провозят низенькие те-
лежки на резиновом ходу, и каждый раз кто-нибудь лежит на них, вытянув-
шись во весь рост. Чертовски неудобная поза, - так только спать хорошо.
удается ненадолго задремать. Я просыпаюсь от света. Дверь открыта, и из
коридора слышатся голоса. Мои соседи по палате тоже просыпаются. Один из
них, - он лежит уже несколько дней, - объясняет нам, в чем дело:
ется заутреней. Чтобы не лишать нас удовольствия послушать, они открыва-
ют дверь в палату.
трещит голова.
нами это можно делать, - отвечает мой сосед.
своем черно-белом монашеском одеянии она напоминает хорошенькую куклу
для кофейника.
она.
кой. - А кроме того, сейчас уже семь часов.
но так кричать.
В коридоре снова раздается монотонное бормотание. Это меня бесит, и я
говорю:
будь запущу.
через дверь в коридор. Бутылка разлетается на мелкие осколки. Голоса мо-
лящихся умолкают. В палате появляется стайка сестер. Они ругаются, но в
очень выдержанных выражениях.
ледней.
нас крепостью и даже чем-то еще похуже. Но все эти военные врачи, точно
так же как и интенданты, все-таки не более чем чиновники, хоть они и но-
сят длинную шпагу и эполеты, а поэтому даже новобранцы не принимают их
всерьез. Пусть себе говорит. Ничего он с нами не сделает.
кто-то говорит:
родой. Всем не терпится узнать, зачем он назвал себя.
и потерял контроль над собой, так что уже не соображал, что я делаю. -
Он говорит как по писаному.
грехов", может делать все, что ему заблагорассудится.
мне выдали свидетельство о том, что временами я бываю невменяемым. С тех
пор мне все нипочем. Меня нельзя раздражать. Так что со мной ничего не
сделают. Этот дяденька с первого этажа будет здорово разозлен. А назвал
я себя потому, что мне понравилось, как бросали бутылку. Если завтра они
снова откроют дверь, мы швырнем еще одну.
делать самые рискованные вещи.
черномазого курчавого паренька, - у него сложная сквозная рана в легких.
У его соседа Франца Вехтера раздроблено предплечье, и поначалу нам - ка-
жется, что его дела не так уж плохи. Но на третью ночь он окликает нас и
просит позвонить, - ему кажется, что кровь прошла через бинты.
заставили ее побегать, - всем нам сделали перевязку, а после этого раны
всегда болят. Один просил положить ему ногу так, другой - этак, третьему
хотелось пить, четвертому надо было взбить подушку, - под конец толстая
старуха начала злобно ворчать, а уходя хлопнула дверью. Сейчас она на-
верно думает, что все начинается сначала, и поэтому не хочет идти.
флигель остается только одна сестра, может быть, сейчас ее как раз поз-
вали в другие палаты.
нас опять распекать будут.
никто не может. Я давлю на кнопку звонка, пока не затекает палец. Быть
может, сестра задремала? Ведь у них так много работы, у них уже днем та-
кой переутомленный вид. К тому же, они то и дело молятся.
которому все дозволено.
Увидев, что стряслось с Францем, она начинает суетиться и восклицает:
мы видим его лицо: оно пожелтело и заострилось, а ведь еще вчера вечером
он выглядел почти совсем здоровым. Теперь сестра стала наведываться к
нам чаще.
порой им не хватает сноровки. Перекладывая нас с носилок на постель, они
нередко причиняют нам боль, а потом так пугаются, что от этого нам ста-
новится еще хуже.
но нам хотелось бы, чтобы они были чуточку повеселее. Впрочем, у некото-