случай, если их опыты будут проводиться при свете звезд. Берд, по-видимому,
одержимый, как и другие люди науки. Выдумайте самые экстравагантные идеи и
поделитесь с ним, будто ценнейшей тайной. Может, он выболтает вам свои
заветные секреты. Примите заинтересованный вид, но создайте впечатление,
будто ничего не поняли или поняли очень мало. Тогда он расскажет все сызнова
и получше растолкует. Повторите все им сказанное с выражением понимания, но
при пересказе сделайте ошибки. Пусть же он из тщеславия исправит ваши
неточности, выложит то, что хотел бы утаить. Ни на чем не настаивайте,
только намекайте. Намеки служат для прощупывания душ и проницания сердец. Вы
должны приобрести его доверие. Если он смеется часто, смейтесь с ним, если
он желчен, будьте и вы ко всем неблагосклонны, но неустанно восхищайтесь его
познаниями. Если он холеричен и обижает вас, переносите обиды, все равно
вы-то знаете, что взялись наказывать его еще до того, как он начал вас
обижать. В море все дни долги, все ночи бесконечны, и ничто так не
умиротворяет соскучившегося англичанина, как великие порции горячительного
из тех бочонков, которыми обычно набиты трюмы голландских кораблей. Вы тоже
скажетесь приверженцем этого напитка и будете следить за тем, чтобы друг
пригубливал более вашего. Однажды он может, заподозревавши неведомо что,
обыскать вашу каюту. Поэтому не записывайте никаких наблюдений. Но можете
вести дневник, где будете рассказывать о своих неурядицах, о Святых
заступниках, о Пречистой Деве, о любовнице, которую отчаиваетесь увидеть, и
время от времени в дневнике пусть проскальзывают отзывы о друге докторе,
хвалебные, как о единственном, кто вам приятен из всего экипажа корабля. Не
записывайте его фразы, относящиеся к интересующей теме, но записывайте
афоризмы, не имеет значения какие. Даже самые наидурацкие. Если он их
провозглашал, значит, почитал достойными, и будет благодарен вам за их
запоминание. Конечно, мы не предлагаем вам краткую инструкцию для тайного
информатора. Подобные темы не приличествуют нашему духовному сану. Вверьтесь
собственному светилу, будьте проницательно благоразумны и благоразумно
проницательны, да будет острота вашего взгляда обратно пропорциональна
слухам о ней и прямо пропорциональна вашей настойчивости".
Робертом на то время, покуда тот не успел еще встать. "Слушайте указания
Кольбера. Он укажет вам, с кем следовать в Амстердам для посадки на судно.
Вперед и удачи".
Патрицио. Вы уже поняли, что будете под наблюдением до отплытия. Каждый ваш
шаг. Но вы гадаете, почему мы не опасаемся, что вы дадите деру на первой
пристани. Мы не опасаемся, потому что вам это не выгодно. Сюда вы вернуться
не сможете, во Франции вы объявлены вне закона. Поселиться в другой земле и
вечно трястись, что наши агенты до вас доберутся? В обоих случаях придется
отказываться от своего имени, от своего положения. Мы далеки и от
подозрения, что человек вашего достоинства может перепродаться англичанам.
Да что вам продавать, в сущности? Тот факт, что вы шпион, вы продать можете
только в случае если откроетесь, а открывшись, вы как шпион уже ничего не
будете стоить, разве что тычка стилетом. А вот если вы возвратитесь и
привезете пусть даже совсем скромные сведения, вы будете иметь право на нашу
признательность. Неблагорассудно с нашей стороны будет пренебречь человеком,
который хорошо справляется со сложными заданиями. Дальнейшее будет зависеть
от вас. Расположение великих, единожды завоеванное, надо холить и лелеять,
дабы оно не утратилось, надо подпитывать услугами, ревниво беречь. Вы сами
решите, является ли ваша преданность французской короне столь настоятельной,
чтобы посвятить жизнь французскому королю. Говорят, что случалось неким
людям рождаться в иной стране, но обретать случай во Франции..."
Роберта в тот момент не сводилась к деньгам. Кардинал давал ему
почувствовать вкус приключения, новых горизонтов, приобщал к той жизненной
мудрости, незнание которой, может быть, до оных пор лишало его и уважения
света. Наверное, благом являлось это приглашение судьбы, отдалявшее его от
заурядных досад. Что же до другого приглашения, третьеводнишнего вечера, все
Роберту сделалось понятно, едва кардинал начал свою речь. Если Двойник
принял участие в заговоре, и все решили, что это Роберт, то, наверно.
Двойник злоумышленно понудил Лилею выговорить ту фразу, которая истерзала
его отрадой и изласкала ревнивостью. Чересчур много Двойников между Робертом
и жизнью. А если так, значит, лучше уединиться на просторе морей, где он
сможет обладать любовницей тем единственным образом, который всегда в его
возможности. К тому же совершенное чувство состоит не в том, чтоб быть
любимым, а в том, чтоб любить.
рассказывать, как Роберту выдавали грамоту: "Совершивший это действовал по
личному распоряжению Кардинала и для блага государства".
Horoscope des Patriarches et Lecture des Estoilles" ("Неслыханные
необычайности талисманных скульптур персианских. Гороскоп Патриархов и
предсказание будущего по звездам") (1629) французского оккультиста и
библиотекаря кардинала Ришелье Жака Гаффареля (1601-1678))
Punto Fijo, значит, Незваный небезопасен. Роберт представлял себе глухую
борьбу европейских государств за эту тайну. Он приготовился к поединку.
Разумеется, Пролаза по первой поре выбирался из укрытия ночью. Потом, увидев
Робертово бодрствование, стал проникать куда угодно, и даже в капитанскую
рубку, в течение дня. Значит, необходимо было спутать его планы, начать
спать по ночам? Мало толку, враг сумеет перестроиться. Нет, следовало его
дурачить, затруднять любое планирование, спать и бодрствовать вне
распорядка.
представляет себе Роберт, более того: как он представляет себе то, что
Роберт представляет себе относительно представлений этого Пролазы о
представлениях Роберта... До тех пор Пролаза был его тенью, теперь Роберту
предстояло стать тенью Пролазы, научиться наступать на пятки ходящему по
пятам за ним самим. Но это взаимное слеженье не могло продолжаться
бесконечно. Что же, вечно один будет спускаться по трапу, а второй
подниматься по другому, один прятаться в трюме, а другой искать на палубе,
один залезать в чулан, другой в это время карабкаться по наружным
балюстрадам?
верху. Но не забудем, что Роберт не образец разумности. К тому же он взял
обыкновение подкрепляться горелкой, якобы для поправки сил; но как любовь у
него издавна сочеталась с выжиданием, так и болеутишный спирт отнюдь не
пришпоривал, и Роберт действовал неспешно, хоть и думал, будто мчится во
весь опор. В частности, он чувствовал себя нетвердо при свете дня,
предпочитал осматривать ночью. Однако ночи начинались с выпивки, а кончались
всякими промашками. Того-то и надо было Пришедшему, говорил он себе,
очнувшись от сна после выпитого. И чтоб набраться храбрости, снова приникал
к бочоночку.
куда ранее не заглядывал: под пищевой кладовкой. Было видно, что на "Дафне"
пространство старались вовсю использовать, и над трюмом, под второю палубой,
нагромоздили полатей, нар и ущелий, соединив их хлипкими переходами. Он
побывал и в кладовой для такелажа, чуть не свернув себе шею на мотках
канатов, пропитавшихся водой. Прошел в самый низ и оказался в грузовом
трюме, над килем, всюду были ящики и свертки.
воспринял ее в основном как разрешение играть в кошки-мышки бесконечно.
Восторг откладывания. То есть восторг боязни.
гонтер-дек и проверил все до одного стоявшие там бочонки. В них была только
пресная вода, ясный знак того, что спиртовая настойка была кем-то перенесена
из нижнего трюма уже после появления Роберта и подсунута для соблазна.
трюм, нацедил бочонок горячительной смеси, утащил наверх и немедленно выпил.
провонявшие гнилятиной из льяла. Ниже идти было невозможно.
оставалось масла, и как следует наспотыкавшись, он уяснил, что блукает по
кучам балласта примерно там, где на "Амариллиде" доктор Берд поселил свою
собаку.
след - отпечаток подошвы.
единственной его мыслью было: наконец доказано, что я не спьяну!
Доказательства такого рода, кстати, постоянно разыскиваемы пьяницами. Как бы
то ни было, имелось блистательное подтвержденье, если можно назвать
блистательным то, что еле различимо в темноте при дотлевающей лампаде. Не
сомневаясь, что Пролаза существует, он ни на секунду не озаботился, а не
могло ли статься, что при бесчисленных ходках подошву напечатлел он сам.
Вперед, на палубу, готовиться к бою!
восходов. Немногие черные тучи, почти параллельные, окружали далекий остров
и лезли на его макушку, с которой пускали на юг огненные стрелы. Берег
казался темным, море цвета блестящей туши, а все остальное небо было оттенка
спитого ромашкового чая, как будто и не вершилось на его задворках заклание
солнца, как будто мирно и сонливо светило расставалось с миром, прося и
Контровский Владимир
Андреев Николай
Якубенко Николай
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий