Чтение 36–й страницы книги ~Пьесы и повести~

Женя кладет трубку. Тем временем Юлия и Владимир танцуют, и только
когда стихает музыка, останавливаются. Юлия пытается вывернуться, но
Владимир ее не отпускает и прямо здесь же целует.

Каракозов (причмокивает). Да, вот так отмочил, ученый муж.

Таня (встает). Простите, мне что-то нехорошо (уходит из гостиной).

Леонид. Черт! Все, кто ни попадя, целуются, а кому положено...

Юлия довольно резко вырывается и уходит вослед за Таней. Владимир от-
ходит в сторону, закуривает. Леонид опять приглашает Женю за стол. Женя
берет бокал, просит налить, встает.

Женя. Знаете, я раньше стеснялась слово "еврей" вслух произнести, как
будто оно неприличное, а чего неприличного, если такая древняя нация и
такие веселые люди. Давайте выпьем за вас.

Каракозов (добродушно). Коза. Откровенная коза.(Пьет.)

Картина четвертая

Комната Юлии. Полумрак. Таня стоит у окна с видом на старую Москву.
Входит Юлия.

Юлия (чувствуя неловкость, роется в шкафу). Почему так все перепута-
но.

Таня. А мне кажется, все только-только проясняется, как будто подул
свежий ветер, и туман рассеивается.

Юлия (решительно). Ты специально этот треугольник подсунула.

Таня. Ей-Богу, был сон.

Юлия. Нет, ты специально, и его привела нарочно, убедиться хотела. Ну
что же - убедилась? Достаточно свидетельств? (опять что-то ищет) Черт,
куда оно пропало.

Таня (крестится). Зачем... так больно.

Юлия. Больно, больно, да ты ведь хотела боли, страданий. Да, да, он
любит меня, слышишь, любит.

Таня. Да. А ты?

Юлия. А я устала, понимаешь, устала...

Таня. Бедная.

Юлия. Я бедная? Опомнись, пожалей себя, что у тебя осталось, одино-
чество и Новый Завет, молиться будешь теперь.

Таня. Буду. За вас буду.

Юлия. Чем жить еще, ведь ты уж никого больше не полюбишь, значит, в
монастырь пойдешь, травкой питаться. Посмотри, во что ты превратилась.
Я, знаешь, раньше тебе завидовала, твоей с Владимиром любви. Злилась да-
же, отчего тебя он выбрал? Посмотри на себя, ведь ты старухой выглядишь
уже.

Таня (плачет).

Юлия. Плачь теперь, плачь, не надо было устраивать смотрины. Уехала
бы я, и все успокоилось. Письма бы тебе ностальгические писала. Ну, что
ты плачешь? (Не выдерживает, тоже плачет. Наконец, подходит, обнимает
Таню.) Прости, прости меня, я дрянь, мерзкая дрянь, не плачь.

Таня. Юл.

Юлия. Танечка, бедная моя, бедная.

Обнявшись, рыдают.

Таня. Юлик, мой Юлик. Не смей себя дрянью называть. Ты просто запута-
лась, ты просто... ты девочка моя, самая красивая, самая умная, прости
его тоже, ведь не мог же он мимо тебя пройти, он слабый, бедный, бедный,
я за вас обоих молиться буду.

Юлия. Таня, я так устала.

Таня. Да, ты просто устала.

Юлия. Может быть, еще все наладится? Мы еще будем счастливы?

Таня. Обязательно.

Юлия. А помнишь, мы с тобой однажды сбежали с уроков и обошли все
бульварное кольцо.

Таня. Да, была весна.

Юлия. Был апрель. И кривые деревья...

Таня. ... совсем еще без листьев.

Юлия. Мы все время держались за руки.

Таня. А на Кропоткинской ели мороженое..

Юлия. Да, под аркой.

Таня. А на Тверском на нас чуть сосулька не свалилась.

Юлия. А кольцо, будто брошенное ожерелье.

Таня. Почему брошенное?

Юлия. Да ведь оно разорванное.

Таня. Правда.

Юлия. Будто старая красивая дама после бала положила его на московс-
кую землю.

Таня. Это ты придумала. Я теперь вспомнила.

Юлия начинает напевать песню Суханова "Апрель". Распеваются.

Таня. Да без Володиной гитары...

Юлия. Таня, я так хочу туда, обратно. Но я знаю, это невозможно.

Сидят обнявшись.

Юлия. А давай споем, как раньше, втроем.

Таня. Я согласна.

Слышится голос Надежды Львовны и Леонида.

Мать. Девочки! Вы где спрятались, ну-ка, идите чай помогать налажи-
вать.

Леонид. А нам - кофе с коньяком.

Юлия. Погоди (роется в каком-то мешке ), куда же оно запропастилось.
Вот! (Достает жемчужное ожерелье) Хочу тебе оставить, возьми его, я
знаю, тебе оно очень нравилось.

Таня. Жемчужное ожерелье!

Юлия. Возьми, меня вспоминать будешь.

Таня. Что ты, такая дорогая вещь.

Юлия. Возьми.

Таня. Спасибо.

Целуются.

Картина пятая

Снова гостиная. Каракозов уснул в тарелках. Владимир сидит с гитарой,
мрачно перебирая струны. Женя и Леонид рядышком. Появляются Таня и Юлия,
за ними Надежда Львовна с электрическим самоваром.

Мать. Будем пить чай!

Леонид. Черт, чай так чай, в горле что-то пересохло.

Таня (подходит к Владимиру). Володечка.

Владимир (в недоумении). Что?

Таня. Ты испугался.

Владимир. Ничуть.

Таня. Подыграй нашу любимую.

Владимир удивлен. Пытается угадать, что у них там произошло.

Таня. Вальс ожиданий.

Юлия. Подыграй, Володя.

Владимир. Не слишком ли много вальса на сегодня?

Женя. Разве может быть много вальса?

Владимир нехотя подыгрывает. Таня и Юлия поют "Вальс ожиданий" А.Су-
ханова. Потом. Таня, обнявшись с Юлией, усаживаются за стол.

Леонид. Нет, почему все целуются?

Таня. Последний вечер такой, Леонид Абрамович, вот все и целуются, на
прощание. Да и не вечер уже, а ночь на дворе. Ну что же, пора, пора и
расставаться. Позвольте на прощание слово сказать, налейте и мне.

Леонид. Никогда не слышал, чтобы Танечка выступала. Только потише,
чтобы наш Вавилон не проснулся.

Мать. Да его теперь и пушкой не разбудишь.

Таня (поднимает бокал). Вы меня прервите, если что. Но душа болит
сказать.

Володя. Может быть, в другой раз?

Таня. Другого раза не будет.

Мать. Налейте все.

Таня встает. Начинает говорить в тишине, а потом появляется что-то из
музыки Свиридова.

Таня. Всем, кто не желает оставаться - прощайте. Прощайте, нелюбимые,
поруганные, родные. С вами было нехорошо, и без вас худо будет, так что
не жалейте, обойдемся сами. Здесь наш холод, наш снег, наша печаль. И
ветер, ветер, несущий странную вашу музыку. Спасибо за песни, мы плачем
над ними, как плакали вы. Мы сочувственны друг другу, как скрипка со-
чувственна конскому волосу. Сердце сжимается от вашего голоса, бархатным
комом несущегося над пустеющей равниной, и вслед за ним картавится и наш
дикий степной заплаканный рот.

Бросайте нас, не беспокойтесь, мы будем хорошими учениками, мы все
переиначим, все вывернем наизнанку, как уже было не раз. Жизнь продол-
жится дальше, пока в суете не остановимся, будто вкопанные по седьмой
позвонок, разглядывая совместные воспоминания.

Воспомнимся. Каждый о своем. Нешто, и мы не видели непроницаемое?
Будто нам не припомнится тайная печальная точка, едва не утонувшая в
бездонных карих очах. Что там: неизлечимое или так, привиделось?

Любили и мы вас, любили и убивали. Кто же виноват, другие пришли бы,
и тем досталось. Мы и сами здесь недавно. Правда, неизвестно, откуда
пришли, не пересказано, не записано. Так прилепитесь пока что поближе,
поднимите воротники, к утру, Авось, распогодится, тогда и уходите. Под-
вигайтесь, у костерка погреетесь. Вы же его и развели. Правда, и мы
подбрасывали дровишек да ворошили, для кислороду. А развели - вы. Ибо вы
сказали: не плоское, но кривое, связанное - раздельно, а пустое - напол-
нено. Отчего от вас один кривой нос да мокрые губы остались?

Прощайте, уходящие вослед изгнанным. Прощайте нас, как простили те,
чьих имен стеснялись мы. Нет больнее, чем искать землю с погостом, обе-
щавши не выносить сор из хижин. Нет страшнее доли пророков отечества за