Чтение 36–й страницы книги ~Женщин обижать не рекомендуется~

группки, рассыпались, соединялись снова в большем или меньшем
составе. Официанты разносили шампанское.

С Заместителем здоровались, или он здоровался первым.
Когда к нему кто-то подходил, он меня представлял:

-- Вера Ивановна Бурцева.

Мужчины представлялись сами, или их представлял
Заместитель. Больше всего было вице-президентов, но были и
президенты, представители правлений.

К Заместителю подошел мужчина лет шестидесяти, одетый в
мятый серый костюм из льна, но при галстуке-бабочке и в черных
ботинках.

-- Здорово. Дочь Ивана? -- спросил он Заместителя.

-- Да, Вера Ивановна.

Я протянула руку. Вице-президенты, президенты и
председатели правлений, я бы не сказала, что целовали, но
касались губами моей руки, мужчина пожал мне руку. Его ладонь
оказалась сильной и мозолистой.

-- Келлерман, -- представился он и добавил, -- директор.
Меня все знают, как директора. Сейчас я директор
ликеро-водочного завода. Не "Кристалла". По качеству -- не
хуже, по известности -- меньше. Вашего отца я знаю с детства.
Он был пионервожатым в нашей школе.

Отец, сколько я его помнила, ходил на сухогрузах в море и
работал в министерстве. Я никогда не задумывалась о том, что он
тоже учился в школе, а то, что он был пионервожатым, я сегодня
услышала впервые.

-- У нас в отряде была симпатичная блондиночка. Она
провалилась в медицинский институт, поступила в медицинское
училище, стала медсестрой. Очень она мне нравилась. Я ее
встретил через несколько лет. Я уже отслужил в армии и закончил
институт. Школьником я был робким, а тут решил поухаживать. Но
увы! Она сообщила, что вышла замуж за нашего бывшего
пионервожатого Бурцева. Кстати, вы очень похожи на мать, и
поэтому тоже мне очень нравитесь, -- директор Келлерман
протянул мне визитную карточку. -- Если будут проблемы,
обращайтесь. С директорами ликеро-водочных заводов многие
дружат, почему -- сам не знаю. Ведь нормальному человеку не
надо больше одной бутылки водки за присест. Атавизм. Тянется со
времен дефицита. Тогда дружили с буфетчицами, заведующими
магазинов.

-- А сейчас с кем дружат? -- спросила я.

-- Ни с кем, -- ответил Келлерман. -- Сейчас все можно
купить за деньги. Дружба требует времени. Раньше я дружил с
врачами, делал подарки, поздравлял с праздниками. Сейчас у
каждого врача твердая такса по курсу доллара. Заплатил,
получил. Времени стало больше, остается даже на эти дурацкие
тусовки.

И тут движение в вестибюле замерло. Все смотрели в сторону
небольшого возвышения, на котором стоял председатель правления
нового банка, худощавый мужчина лет тридцати, в очках.

-- Раньше такие были младшими научными сотрудниками или
завлабами, -- сказала я Заместителю. Большинство приятелей
бывшего моего мужа Милехина были похожи на этого банкира.

-- А он -- бывший, но только старший научный сотрудник.

Председатель правления банка произнес краткую речь о
преимуществах своего банка, призвал к сотрудничеству и обещал
льготы.

И снова толпа начала двигаться. Я не обедала, поэтому два
бокала шампанского привели меня в состояние легкости и даже
легкомыслия. Я радостно поздоровалась с известным
телекомментатором и только потом сообразила, что не знакома с
ним, а просто много раз видела по телевизору. Были и другие
незнакомые знакомые: киноартисты, очень известная певица, я
только не помнила ее фамилии.

Один из киноактеров с того же возвышения, что и банкир,
исполнил под гитару песню. Ему бурно аплодировали.

-- Триста долларов, прокомментировал Заместитель.

Потом пела певица.

-- Пятьсот долларов, -- сказал Заместитель.

Но я помнила, зачем сюда пришла.

-- А Шахова вы уже видели? -- спросила я Заместителя.

-- Еще нет. Но он здесь.

Мы двинулись в одну сторону, потом прошли вдоль стены и у
стойки бара увидели трех мужчин лет по пятидесяти, среди них
был Шахов. Я его вспомнила. Он был у нас в доме. Мне было лет
двенадцать, ему -- около тридцати.

Высокий, чисто выбритый, в темносинем костюме с малиновым
галстуком и, что тогда меня поразило, малиновыми, под цвет
галстука, носками. От него пахло незнакомым мне одеколоном.
Отец всегда пользовался только "Шипром". Я обращала внимание на
таких отмытых с детства мужчин, потому что выроста в
микрорайоне, который был заселен рабочими семьями из центра
Москвы. Там на месте старых домов строились престижные,
улучшенной планировки дома, квартиры в которых получала
партийная и советская элита. Мужчины нашего микрорайона были с
обветренными и загорелыми лицами, по лицам можно было
определить, кто работал на стройках или в цехах. Они пили
каждый день понемногу после работы и помногу в воскресенье.
Если на праздники они надевали костюмы и галстуки, то
чувствовали себя в них неудобно, костюмы им всегда были
тесноваты, потому что выходной костюм покупается один на всю
жизнь.

Шахов замечательно носил костюм, рассказывал анекдоты, и
даже мать, обычно молчаливая, смеялась, а потом расспрашивала
отца, откуда такой приятный молодой человек. Отец рассказал,
что ему только тридцать. Я тогда быстро прикинула, что он
старше меня на восемнадцать лет. После появления Шахова я стала
обращать внимание, на сколько мужья старше своих жен, и
оказалось, что мужчины всегда женились на женщинах моложе их, и
мой отец был старше матери, правда, всего на семь лет.

Шахов, кончив институт, остался там секретарем
комсомольской организации, написал диссертацию, стал кандидатом
наук, и его сразу взяли на работу в Московский горком
комсомола, а потом в центральный комитет комсомола. Но у него
возникли какие-то неприятности, и его перевели работать в
Министерство морского флота. Отец говорил, что если бы не эти
неприятности, Шахов стал бы работать в Центральном Комитете
партии, а оттуда пришел бы в Министерство не заместителем
начальника главка, а заместителем министра или даже министром.

Потом, когда я заканчивала школу, у Шахова снова были
неприятности, которые касались и отца.

Отец получил выговор, а Шахов ушел из Министерства.

Шахов, увидев нас, оставил мужчин у стойки и подошел к
нам.

-- Здравствуйте, Вера, -- сказал он, улыбнулся и поцеловал
мне руку.

-- Здравствуйте, Арсений, -- ответила я. -- Забыла ваше
отчество.

-- Для вас я всегда Арсений. А когда-то я был влюблен в
маленькую девочку Веру. У отца больше не было осложнений?

-- О чем это вы? -- спросила я.

-- Я знаю, что Ивану Кирилловичу сделали операцию в
Швейцарии. Я слежу за его здоровьем, все-таки он мой бывший шеф
и много для меня сделал. Но мне передали, что у него вчера
начались осложнения, и его снова положили в клинику. Я сразу же
позвонил, и меня заверили, что послеоперационные осложнения --
почти норма. Вы правильно сделали, что отправили его в
Швейцарию. У нас тоже есть хорошие хирурги, но у нас плохо
выхаживают после операции.

Мне ничего не оставалось, как сказать:

-- Я думаю, отец скоро вернется на работу.

-- Не очень скоро, -- сказал Шахов. -- Кстати, Александр
Петрович, у меня к вам и к Вере скоро будут интересные
предложения.

-- У вас всегда интересные предложения, -- ответил
Заместитель.

-- Что вы имеете в виду? -- спросил Шахов.

-- То, что сказал.

И я вдруг поняла, где мы проиграли. И наш проигрыш еще
надо анализировать, потому что абсолютно безнадежных ситуаций
не бывает. Решение еще предстояло найти. А пока их надо
развести. Шахов и Заместитель смотрели друг на друга и
напоминали двух псов на еще нейтральное территории, они были
готовы к схватке по разделу территории, и Заместитель еще не
понимал, что уже проиграл матерому и опытному Шахову и
проиграет окончательно, если не отступит. Я уже решила
отступить, чтобы выиграть время.

-- Мне очень интересно выслушать ваши предложения, -- я
улыбнулась Шахову лучшей из своих улыбок.

-- Тогда назначим время и место встречи, -- предложил