успокаивался, возвращался в прежнее истинно мужское состояние, когда
абсолютно все ясно - и про жизнь, и про женщин, и вообще.
тому - полное отсутствие мозгового вещества.
Ненавижу...
молчали, занятые каждый своим делом. Доктор Джонс, утомленно прикрыв
глаза, изображал, будто дремлет. Лилиан, глядя сквозь стекло наружу, якобы
восхищалась открывавшимся видом. Наконец женщина вновь повернулась к
Индиане и вполне мирно созналась - даже с некоторым стеснением:
"Иглвуд". Вот почему и не говорила ничего.
обвинял, что я их люблю, проклятых...
говорить было нечего. Зато наглый мальчишка отвратительно захихикал - на
весь самолет.
раскрывала известные ей обстоятельства. В письмах, подписанных фамилией
"Иглвуд", Генри Джонс-старший настойчиво просил свою бывшую ассистентку
быть осторожнее, усиленно намекал на то, что древнеегипетская реликвия
представляет не просто важность, а исключительную важность. Писем,
собственно, было всего два, и оба пришли летом. В первом Генри Джонс
сообщал о своем намерении отправиться в экспедицию в какой-то из районов
Тибета, правда, не указал, в какой именно, и предлагал Лилиан
присоединиться по старой дружбе, то есть попросту просил помочь. Лилиан в
ответном письме заранее соглашалась на все. Затем пришло второе письмо, в
котором Генри Джонс отменял экспедицию. Поскольку у него вдруг появилось
неожиданное дело, точнее сказать, новый проект, невероятной важности и
сложности, требующий отдачи всех творческих сил. У профессора
Джонса-старшего, впрочем, любой проект был невероятной важности и
сложности, поэтому Лилиан не особенно удивилась. Но затем, уже в конце
августа, пришла телеграмма, где профессор Джонс извещал о том, что
немедленно выезжает к мисс Кэмден в гости. Телеграмма была полна
извинений, несмотря на дороговизну каждого слова. Не дождавшись своего
старшего друга и учителя, Лилиан забеспокоилась, попробовала навести в
посольстве справки (через второго секретаря? - уточнил Индиана с угрюмым
удовлетворением), ну и так далее, результат обращения Лилиан в посольство
известен - появился сынок старого профессора, материализовавшийся,
очевидно, из ночных кошмаров одинокой женщины.
хребет Тавр. - Отцу срочно понадобился "медальон", наверняка он собирался
забрать обратно свой подарок, иначе зачем бы ему извиняться?
она тут же переместила руки на другие части своего тела, машинально
выискивая что-то под одеждой.
размышления, когда вдали замаячило море, кроваво-красное в лучах заката.
Чистая библиотечная душа, называется. В экспедицию по Непалу собирался...
Шиву-лингу ему подавай, старому сморчку, камень Шанкары ему вынь и
положь... Немцы, - вспомнил Индиана. Причем здесь немцы? Не может же
профессор Генри Джонс сотрудничать с нацистами? Конечно, не может - ведь
он искал чашу Грааля для Бьюкенена из Чикагского Художественного
Института! Чаша Грааля - наверняка и есть тот проект, из-за которого он
отменил экспедицию на Тибет... Немцев тоже должен интересовать святой
Грааль, - подумал Индиана, - если хоть капля правды содержится в
материалах, собранных высокообразованным сержантом. Еще как должен
интересовать! Почему бы нацистам не пронюхать о сумасшедших мечтах старого
профессора? Тут они и подключились к поискам, желая, очевидно, помочь
чикагской школе археологии...
потому, что этого захотел майор Питерс. И уж тем более не потому, что
никому не ведомый "Абрахам Иглвуд" обратился там в американское
консульство... Да, но ведь отец пропал не в Стамбуле, а в Венеции! -
Вспомнил доктор Джонс. - По крайней мере, так считает менеджер Бьюкенен.
Что, кстати, отцу могло понадобиться в Венеции, в темной фашистской
Италии?
бесформенный песочный городок, брошенный детьми на сумеречном обезлюдевшем
пляже. Кое-где горели робкие огоньки, кое-где ощущалось осторожное
движение. Но в целом город уже спал. Город был азиатским, что по ту, что
по эту сторону Босфора - населенный азиатами, живущий по азиатским
законам. Темные кучи песка, которые при свете дня непременно окажутся
памятниками Османской империи, остались под крылом - самолет уже летел
кромкой Мраморного моря, удаляясь на запад. Полет, впрочем, заканчивался,
потому что потрудившийся "Дуглас" плавно выходил на Ешилькей, собираясь
садиться.
Майор Питерс, разумеется, кто же еще - опять абсолютно не похожий ни на
"майора", ни даже на "Питерса". Маленький американец был как-то
по-особенному черняв - очевидно, по-азиатски, - нынешний его наряд
идеально соответствовал стране и обычаям. Шальвары, рубашка, жилет, кушак.
На голове - традиционная феска из красного фетра, украшенная синей
кисточкой.
вовремя дернул его за куртку: "Тихо, мистер, здесь повсюду чужие уши!"
Джонс машинально огляделся. Никаких ушей, кроме мальчишечьих, не увидел,
однако на всякий случай придержал свои чувства.
акцентом. Его лицо сияло истинно турецким гостеприимством. - Позвольте
представиться, господа. Я - Вели Мелих Бирет, представитель местного
бизнеса, смею надеяться, достойный.
улыбаясь.
встречающие их люди, не выказывали никакого интереса к этой компании. К
чему такая конспирация? - удивился Джонс, без удовольствия играя
навязанную ему роль дорогого гостя, но послушно проследовал в указанном
направлении. Лилиан Кэмден и Джи Лопсанг семенили рядом, с откровенным
восторгом озираясь - их ничуть не беспокоила нелепость происходящего, они
ловили жадными взглядами детали чужой культуры.
Завидев приближающуюся компанию, он засуетился, открывая двери в салон,
забормотал что-то неразборчиво приветливое. Уильям Питерс, то бишь Вели
Мелих Бирет, обратился к нему на беглом турецком, явно отдавая какое-то
указание, и тот ответил, через каждое слово не уставая вставлять
подобострастное "эфенди". Машина оказалась гигантским "Опелем" - с тремя
рядами кресел, со стенкой, отгораживающей водителя от пассажиров.
Откуда-то возникли еще два молодых человека неопределенной национальности,
одетые, впрочем, так же изысканно традиционно. Один сел рядом с
турком-водителем, другой помог гостям забраться в салон, тщательно
огляделся и влез следом. Двинулись в путь.
Питерс. - Для второй половины ноября - тепло.
смысле жизни. Майор удивительно органично смотрится в роли "эфенди", ты не
находишь, Лили?
сторонам.
успокойтесь, пока все идет по плану. Я - преуспевающий бизнесмен,
перебрался в Стамбул из Измира, живу здесь уже пять лет. Владею
импортно-экспортной компанией, а значит, беспрерывно в разъездах по всему
миру, что очень удобно. Идеальное прикрытие, зря вы иронизируете.
том, куда наше правительство девает деньги налогоплательщиков.
хорошую прибыль. В Стамбул везем мясо, ширпотреб - у них здесь начинается
мода на все заграничное, - из Западной Турции экспортируем хлопок, табак,
фрукты. Особенно хорош бизнес, связанный с фундуком - вы, кстати, знаете,
что на Турцию приходится половина мирового сбора этого ореха? Дела идут,
мистер Джонс.