Рисовала она неожиданно хорошо. Рука у нее была твердая, линии выразительные и
лаконичные. Хотя не вдруг разберешь, что она имела в виду.
Первый рисунок изображал кобеля. Кобель чесался за ухом, вид имел шкодный и
озабоченный.
Второй рисунок был сложнее. Он вызвал у Сигизмунда одно воспоминание юности. На
третьем курсе был он в стройотряде в Коми АССР. Строили они там то, что между
собой именовали "скотохранилищем", - длинное скучное сооружение.
Нечто вроде "скотохранилища" было изображено Лантхильдой. Это был дом, длинный,
с неопрятной соломенной крышей.
- Хво? - спросил Сигизмунд.
Лантхильда поправила:
- Хва? Миина хуз.
Стало быть, вот где девка произрастала. Ума набиралась. И красоты.
Хуз был обступлен странными персонами. Во-первых, все они были больше хуза.
Кроме того, одни из них были ощутимо крупнее других. Похоже, в пропорциях
художница разбиралась плохо.
От персон почти ощутимо тянуло социальным неблагополучием среды. Одна вообще
имела подбитый глаз. Это Лантхильда изобразила с удивительной физиологичностью и
тщанием.
- Хво? - спросил Сигизмунд, указывая на человека с подбитым глазом.
- Хвас, - терпеливо поправила Лантхильда. - Миина брозар.
Братец, стало быть. М-да.
Девка явно происходила из таежного тупика. Ее родственнички были, как на подбор,
ужасно бородаты, ходили в каких-то поддевках. Один был устрашающе бос, с
огромными ступнями. Вид у всех был мрачен. Среди родственничков на равных
присутствовала свинья, глядящая рылом на хуз.
Сигизмунд с сомнением показал на свинью. Девка тут же охотно пояснила:
- Свиин.
- Свинья, - перевел Сигизмунд.
Они с Лантхильдой переглянулись и вдруг обрадовались. Будто нашли что-то такое,
что их роднило. Лантхильда даже хихикнула, забыв свои страхи.
Один персонаж, самый здоровенный, имел две косы, хитрые глазки с ленинским
прищуром и густопсовую бородищу. В руке держал кол. Девка застенчиво поведала,
что это - Аттила.
Среди остальных родственников маячила и сама Лантхильда. Высилась столбом, как
самая основная. Была больше хуза, больше свиина, но чуток поменьше Аттилы. Ее
легко можно было опознать по луннице.
Сигизмунд со значением постучал по фигуре пальцем. Лантхильда покивала. Да, мол.
Это - я.
Следующий рисунок изображал безобразную пьяную драку. В одном из дерущихся
Сигизмунд без труда опознал брозара. Брозар был запечатлен как раз в тот момент,
когда ему в торец заезжал другой звероподобный персонаж. Откуда-то издалека с
колом бежал Аттила. Вдали виднелся хуз.
Лантхильда захихикала и стала придвигать этот рисунок поближе к Сигизмунду.
Видимо, считала его несомненной творческой удачей.
Гордясь тем, что уже неплохо разбирается в многочисленной девкиной родне,
Сигизмунд опознал Аттилу - по колу и косам, брозара. Потом ткнул пальцем в того,
кто засвечивал брозару в торец. Мол, а это кто? Девка охотно поведала, что это
Вавила. Вавила - фрийондс.
- Бойфренд твой, стало быть, - определил Сигизмунд. Смотри ты, попривык уже к
сложной фонетике гнусавой девкиной речи.
Но Лантхильда тут же огорошила его. Оказывается, Вавила - фрийондс брозарис.
Братянин дружок, стало быть. Оттягиваются парни в полный рост. Веселая там у них
жизнь, в таежном тупике.
Имелось также изображение Лантхильды, доящей корову. Чистый Пикассо. В этом
рисунке явственно был виден девкин врожденный художественный талант. Корова
стояла, немного повернув голову, и косила на девку озорным глазом. В подойник
лились толстые струи молока. Сигизмунд вдруг вспомнил ту бледную немочь, которой
отпаивал болящую. Разом понятно стало, почему она кислые рожи корчила...
Ну, развела абстракционизм! А еще говорят, в таежных тупиках ни кубистов, ни
конструктивистов не ценят. Сигизмунд долго вертел следующий листок, и так и
эдак, всматривался. Ничего понять не мог.
Краснея, Лантхильда развернула листок "правильно". Там, насколько разглядел,
наконец, Сигизмунд, была изображена сама девка. Сидела, скорчившись, в каком-то
тесном, темном, мрачном помещении. Вроде застенка. Над девкой в воздухе висели
две сковородки.
Наконец Сигизмунд сообразил, что на рисунке изображен гараж. Сковородки,
выходит, - фары его родимой "единички". Сигизмунд даже обиделся. Конструктивизм
конструктивизмом, но надо хотя бы вежливость соблюдать!
- Гараж, - сказал он. Немного сердито.
Она похлопала белесыми ресницами. Повторила:
- Гарахва.
Сигизмунд рукой махнул.
Лантхильда всё объясняла что-то. Горячо так втолковывала. Видимо, пыталась
рассказать, как в гараже оказалась. Разволновалась ужасно. Даже слезы в глазах
выступили. Вообще, как заметил Сигизмунд, Лантхильда легко краснела и часто
вспыхивала. Впечатлительная.
Сигизмунд по руке девку похлопал, чтобы успокоить. Мол, все в порядке.
Та охотно успокоилась. Показала ему еще один опус из жизни социально
неблагополучной среды. Изображался человека, находящийся в скотском состоянии.
Человек ползал на четвереньках и устрашающе скалился. Зубы были прорисованы с
особым тщанием. Сигизмунд без труда опознал старого знакомого.
- Вавила? - спросил он.
Лантхильда гордо кивнула. Вот он каков, мол.
У Сигизмунда на миг мелькнула дикая мысль. А если он, Сигизмунд, вот так скакать
будет и зубы скалить, - станет девка им гордиться? Наталья бы точно не одобрила.
Упившегося Вавилу обступали иные звероподобные. С виду они были не лучше, но
Вавила, судя по тому, как изобразила его девка, - раза в три больше остальных, -
явно задавал тон. Один из звероподобных удерживал на веревке гигантского
кабыздоха. Сигизмунд подозвал кобеля, показал ему рисунок.
- Видишь, - назидательно молвил он, - каким кобелю надлежит быть?
Кобель обнюхал рисунок, посмотрел в глаза хозяину, на всякий случай вильнул
хвостом. Залег под столом. Вдруг трапезничать сядут, опять крошки посыплются -
тут-то кобель и не зевай.
Лантхильда обратила внимание Сигизмунда на собственное изображение. Находилась
среди обступивших Вавилу и она, девка. С неизменной лунницей на груди. Веткой
какой-то замахивалась. Похоже, Вавилу огреть наладилась.
Последняя картинка была самой странной. Лантхильда сперва отобрать ее норовила,
не показать, потом наоборот, усиленно показывать начала. При этом она густо
покраснела.
Сигизмунд не без труда узнал в одном из изображенных хмырей себя. По одежде
опознал. По свитеру с воротом.
Девка вокруг выплясывала, над ухом сопела - переживала: как он к картинке
отнесется.
Был изображен хуз. Хуз был прозрачный, чтобы видно было, как там, внутри, сидит
старый хрыч Аттила. Перед Аттилой стоят девка с лунницей на шее и Сигизмунд в
свитере. Морда у нарисованного Сигизмунда умильная. Он держит Лантхильду за
руку. Другой рукой протягивает что-то Аттиле.
- Это ты, девка, брось, - сказал Сигизмунд строго. - Я не для того с женой
разводился... - А потом, любопытства ради, спросил: - А что за хреновину я
Аттиле твоему даю, а? Хва, а?
- Хво, - поправила девка. И объяснила: - Оготиви.
Сигизмунд собрал листочки, вручил их Лантхильде всей пачкой и сказал решительно:
- Талант у тебя, девка. Беречь тебя надо, народный ты самородок. Так своему
Вавиле и передай.
Она застенчиво забрала свои листочки, унесла их и схоронила где-то в "светелке".
Сигизмунд сидел на кухне и думал: надо бы ей альбом купить для рисования, что
ли. И карандаши. Пусть не скучает, пока он с кошачьими гальюнами разбирается.
А потом вдруг жгучий голод ощутил. Едва не замутило. С утра не жравши. Надо бы
еще девку готовке обучить. Опять же, чтоб не скучала.
А девка-то без него ничего не ела, заметил он. Хлеб - и тот не тронула. Ждала.
Это его даже растрогало.
* * *
Вечером, после ужина, решил Лантхильде радость устроить. Вручил ей большое
красное яблоко, усадил рядом с собой на диван и воткнул в видак кассету. Фильм
хоть и старый, но до сих пор любимый - "Плоть и кровь".
На экране бурно резвился Рутгер Хауэр.
Воистину, сегодня день сюрпризов! Едва только показался Хауэр, как Лантхильда
вся напряглась. Подалась вперед, потом подскочила к телевизору, прищурилась и
стала водить носом по экрану. То так его рассматривала, то эдак.
Потом повернулась к Сигизмунду и, показывая на Хауэра в телевизоре, объявила с
восторгом и ужасом:
- Вавила!..
И снова в экран уставилась. Сигизмунд звучно ее по заду хлопнул, чтоб в экран не
тыкалась. Вредно.
Лантхильда неохотно села рядом. Не давала фильм смотреть, все талдычила нудно:
дескать, Вавила.
Взревновать юродивую, что ли? А? Как мыслите, товарищ Морж? Входить в
маразматический штопор - так с музыкой...
Девка очень осудила поведение маркитанток. Возмутилась неверностью Вавилы.
Сжимала руки, что-то рычала себе под нос. Только что пену изо рта не пускала.
Лютая.
Зато когда в финале все дружно двинули кони, кто от чумы, кто от железа, девка
безудержно разрыдалась. Сигизмунд остановил фильм, долго уговаривал юродивую не
принимать близко к сердцу условности киноискусства. Наконец его осенило. Он
перемотал кассету на начало и показал ей первые сцены, где все еще живы. Вот,
мол, девка, гляди: все в порядке. Она успокоилась и даже забила в ладоши.
Сигизмунд решил, что для одного вечера впечатлений выше крыши, и отправил
Лантхильду спать. Он и сам устал.
Только стал засыпать, как явилась неугомонная девка. Разбудила и стала на
Курылев Олег
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Посняков Андрей