прочищая передавленную глотку, болезненно морщась, потер горло ладонью и
начал говорить.
***
наголо мужик с восточным разрезом черных, как спелые сливы, глаз и с силой
провел крепкой смуглой ладонью по коротенькому ежику темных волос. Его
называли Басурманом, и Юрий вдруг припомнил, где они встречались: это был
тот самый отчаянный тип, который во время свалки в Быково намеревался
перестрелять своих оппонентов из охотничьего ружья. - Другого выхода нет.
Профсоюз, шмофсоюз - это все детские игры. Плевать они хотели на наши
резолюции. Мы им - резолюции, бумажки с печатями, а они нам - свинцовый боб
в кишки.
громким кряхтением взял бутылку, расплескал остатки водки по стаканам,
посмотрел через бутылку на свет и с сожалением сунул ее под стол.
стакан. - Говорят, от несварения помогает. Вот ты говоришь - мочить.
Говоришь, и во рту у тебя не холодно. Если разговор у нас по делу, надо дело
говорить, а ты - мочить... Языком брехать - не топором махать. В рыло,
скажем, сунуть - это я могу, а чтобы насмерть... Нет, браток, тут я тебе не
работник.
Михайлович Романов, нервно поправляя свои притененные очки. - Только
уголовщины нам и не хватало. Хотя я, наверное, неплохо смотрелся бы с
каким-нибудь "узи" поперек моего брюха - в качестве курьеза, разумеется.
Убивать, помимо всего прочего, надо уметь, а я этого не умею и учиться не
хочу.
силой выдохнул воздух и выпил залпом.
пробормотал Басурман. - Если у тебя изнасиловали дочь, отведи в тот же
подвал жену. А если подонки застрелили твоего знакомого, попроси у них пулю
для себя. Так, что ли?!
позвенел там пустыми бутылками и с приглушенным торжествующим возгласом
извлек на свет еще одну полную бутылку.
горлышка бутылки алюминиевый колпачок. - Болтовня, треп... Зуев вон тоже
поговорить любил, а как взяли к ногтю, мигом все красивые слова позабыл.
Навалил полные штаны, и все разговоры...
бы, наверное, как миленький.
крови, наверное.
Плюрализм, консенсус... Не наелись, что ли, до сих пор? Я вам скажу, что
делать, если интересуетесь.
будке гласности. Михалыч не виноват, что тебе хвост оттоптали.
со зла, конечно, да ты-то тут и вправду ни при чем... А решение простое.
Козлов этих и в самом деле мочить надо, только мы для этого дела не годимся.
Кое-кто, конечно, сгодился бы, - он бросил быстрый взгляд на Юрия и тут же
поспешно отвел глаза, - но это капля в море. К братве надо идти. Для них же
эти звери - чистое разорение. Побазарим, столкуемся, отстегнем, сколько
попросят, и пускай разбираются. Для них это дело привычное, а мы вроде в
стороне. Я тут знаю пару человек, могу потолковать...
головы, и он вдруг с удивлением понял, что они ждут его решения. "Какого
черта? - захотелось крикнуть ему. - При чем тут я? Это не мое дело, а ваше!
Если хотите знать, меня чеченцы вообще не трогают! Что вам от меня нужно?"
все равно не выход. И окажемся мы не в стороне, а между молотом и
наковальней. Пока будет длиться эта бандитская война, нас будут обирать и те
и другие.
за кем не охотиться, но своих в обиду не давать. Я их знаю, они любят легкую
добычу. Сунутся раз, сунутся другой и отвалят. А как все это называть -
профсоюзом, цехом или конфедерацией, - один черт.
подскочил, облившись водкой и даже не заметив этого.
он, ясно? Завалили его, как оленя, и никто пикнуть не успел, не то что
помочь! И с нами со всеми так будет - кого подстрелят, кто сам себя
порешит... Генка прав. С бандитами пусть бандиты разбираются, а кого
быковская братва не добьет, тому уж я сам как-нибудь пропишу из двух стволов
- прямо дуплетом, чтобы кишки веером. Ты подумай, чудила, - горячо обратился
он к Юрию, - они же не нас, они же друг дружку крошить станут! Пачками,
наповал...
водку в рот.
уже было решено. Жизнь - тяжелая штука, подумал Юрий. И, как всякая
достаточно большая масса, она обладает чудовищной инерцией. Как груженый
железнодорожный вагон. Довольно просто сдвинуть его с места и заставить
катиться по заранее проложенным рельсам, но попробуйте-ка столкнуть его под
откос, упершись плечом в борт! Навалишь полные штаны, вот и весь разговор,
как сказал бы красноречивый Гена. Этот вагон уже давно катится по рельсам,
барабаня колесами на стыках, и соваться под него в надежде изменить
направление - верная смерть. Валиев этому не поверил, а ведь Юрий его
предупреждал...
предстоящих переговоров с быковскими бандитами. Этими деталями Юрий не
интересовался. Даже то, что в компанию частных извозчиков наконец-то
затесался государственный таксист по кличке Бармалей, ничего, в сущности, не
меняло. Просто до них понемногу стало доходить то, о чем с самого начала
твердил Валиев: все они в одной лодке, и по головам их лупят одним и тем же
молотком. Валиев твердил, и Филатов твердил, и некто Зуев Олег Андреевич
очень убедительно об этом толковал под водочку и Высоцкого...
настоятельное желание уйти. Вот только идти ему было некуда, поскольку вся
компания окопалась в его квартире - он был среди собравшихся единственным
холостяком. "Чего ради я все это затеял? - с горечью думал он, глядя поверх
головы сидевшего напротив Басурмана в темноту за давно не мытым оконным
стеклом. - Неужели ждал, что они мне скажут, что теперь делать? Или, может
быть, рассчитывал на помощь?"
закрыл глаза. Невысказанный упрек, что он не желает мстить за смерть
товарища, носился в воздухе, как ядовитый аэрозоль, и жег глаза. Это была не
правда, но Юрий не собирался ставить в известность об этом кого бы то ни
было. Если сломался Зуев, может сломаться и любой другой. Гена был прав: это
не всегда зависит от человека. Значит, опять придется действовать в
одиночку, понял он.
спецподразделений, идеально натренированные убийцы, профессионалы до мозга
костей, смертельно уставшие наблюдать, как сотнями гибнут необстрелянные
мальчишки. Взяв только самое необходимое, они молча уходили в ночь и так же
молча возвращались под утро, а иногда и через несколько суток. Порой они не
возвращались вовсе. За их головы сулили бешеные деньги, но Юрию ни разу не
приходилось слышать, чтобы кто-нибудь из них опустился до обсуждения этих
сведений. Сейчас ему казалось, что для того, чтобы очистить Москву от
кавказских бригад, хватило бы десятка таких волков-одиночек.
кем-то прямо в руку стакан и поднося его к губам. - Вы опять за свое?
Беззаконие и самосуд, махровая уголовщина... - Он чуть-чуть приоткрыл правый
глаз и покосился на мамину фотографию. Сквозь частую сетку ресниц ему
показалось, что мамины губы неодобрительно поджаты. Он снова закрыл глаз и
сделал маленький глоток из стакана. - Ну, прости, - мысленно обратился он к
маме. - Ты же видишь, что творится. Ну что я могу поделать? Я понимаю, что с
точки зрения закона и морали то, что я собираюсь сделать, будет выглядеть
обыкновенным преступлением. Точнее, необыкновенным, потому что одним трупом
дело не ограничится. Но и остаться в стороне просто нельзя. Это тоже будет
преступлением. А позвонить по "02" - это уже не преступление, а глупость.
Это ловушка - почти такая же, как та, в которую угодил бедняга Зуев.
По-английски ловушка - трап. А тот, кто ловушки расставляет, соответственно,
траппер. Помнишь, у Фенимора Купера? Так вот, я этого самого траппера
вычислю, сниму с него шкуру и отошлю в родную войсковую часть, чтобы
натянули на полковой барабан. Нет, мама, ты не права. Я не сквернословлю, а
излагаю конкретный план действий..."
Умаялся, бедняга. Значит, давайте по последней, и шабаш. Говорить больше не
Березин Федор
Русанов Владислав
Прозоров Александр
Елманов Валерий
Посняков Андрей
Курылев Олег