этого почему-то лишь утвердительно кивнул головой.
Удивительнее всего было то, что он действительно верил этому
подозрительному типу.
первый этаж по гудящей под ногами металлической лестнице. -
Этот толстяк, похоже, действительно поверил, что я не
намерен делать глупости. Было бы очень неплохо, если бы я
сам в это верил..."
автопарка, он внимательно смотрел по сторонам и вскоре
увидел стоявший в углу у забора огромный тентованный трейлер
с мерседесовским тягачом и знакомым номером. На всякий
случай он справился с записью на листке календаря,
удовлетворенно кивнул и двинулся дальше, на ходу разрывая
листок в мельчайшие клочки.
Маманя, вышел из дому, поправляя на плече ремень дорожной
сумки. Солнце еще не взошло, на улице было довольно
прохладно, и, разомлевший после сна в мягкой постели и
утренней чашки горячего чая, Маманя, зябко ежась, задернул
до самого горла "молнию" своей легкой спортивной куртки. Он
пересек освещенное ртутным фонарем пространство перед
подъездом и оглянулся, чтобы бросить прощальный взгляд на
освещенное окно на третьем этаже. В окне маячил силуэт жены,
похожий на вырезанную из фанеры грудную мишень. Маманя
поднял руку и помахал. Силуэт помахал в ответ.
к окошку спиной и зашагал через темные дворы наискосок,
время от времени поддавая локтем сползающую сумку, где
булькал в термосе обжигающий черный кофе без сахара,
шелестел вощеной бумагой увесистый сверток с бутербродами, а
на самом дне, под сменой чистого белья и двумя парами
носков, лежали прихваченные тайком от жены пятьдесят
$.++ `." и упаковка презервативов.
исполненный приятных предвкушений Маманя двигался по ней
автоматически, даже не глядя под ноги, хотя небо на востоке
только-только начало наливаться робким серовато-голубым
светом и в темном лабиринте заборов и помоек можно было
запросто переломать ноги.
проспект Мира, пересек его по диагонали, посмотрел на часы и
остановился на троллейбусной остановке, прикуривая сигарету.
дежурная машина из троллейбусного парка, собиравшая по
городу водителей утренней смены, подвывая движком и гремя
токоприемниками, выползла из-за угла в тот самый момент,
когда Маманя докурил сигарету до фильтра и бросил окурок под
ноги.
грязноватом желтушном свете потолочных плафонов слоями
плавал табачный дым, заспанные троллейбусники вяло обсуждали
какие-то свои троллейбусные дела. Перешагивая через
вытянутые поперек прохода ноги и придерживаясь за поручень.
Маманя добрался до кабины водителя, где светились
немногочисленные циферблаты и лампочки, а в большом плоском
ящике, расположенном под лобовым стеклом справа от сиденья,
с непривычно громким клацаньем замыкались и размыкались
контакторы. Маманя просунул в кабину голову и попросил
водителя высадить его возле грузового парка. Водитель молча
кивнул, не поворачивая головы. Глаза его непрерывно бегали
по кругу: на дорогу, в боковые зеркала, в салонное зеркало -
оно же "шкуроулавливатель", вверх, на провода контактной
сети, и снова на дорогу. Это было забавно, и Маманя сразу
вспомнил одного знакомого троллейбусника, который боялся
ездить в такси на переднем сиденье, потому что по привычке
все время следил за проводами и жутко пугался, когда таксист
проскакивал стрелки и повороты, даже не притормаживая. "Это
ж страшное дело, - втолковывал он Мамане. - Ведь через
стрелку проползать надо, пять кэмэ в час - это максимум,
иначе положишь эту хренову железяку себе на крышу вместе со
всей сетью. А это, брат, остановка движения часа на два, на
три, и все убытки из твоего кармана... А он, блин,
шпарит!.."
вежливо кивнул в "шкуроулавливатель" и сошел на сухой, по-
утреннему чистый асфальт. Небо над городом уже было жемчужно-
серым, свет фонарей понемногу тускнел. По улице продребезжал
первый грузовик - не из их парка, какой-то коммунальник.
Маманя закурил очередную сигарету. По утрам он всегда курил
много - изголодавшийся за ночь организм наверстывал
упущенное.
сидевшему за стеклянной перегородкой сонному охраннику,
который, судя по его мятой физиономии, только-только продрал
глаза и даже не успел выпить чаю. Охранник кивнул в ответ и,
потянувшись к розетке, выдернул из нее вилку кипятильника.
Bсе было как всегда, все было просто отлично.
особенно не думая, ни о чем не беспокоясь, рвать пополам
тугой встречный ветер тупой мордой мощного заграничного
тягача, из кабины которого открывается такой же вид, как из
кабины низко летящего самолета, трепаться с напарником,
слушать музыку, глазеть по сторонам, а вечером сделать
остановку и, может быть, выпить по чуть-чуть водочки, а
может быть, подобрать "плечевую" и немного потешить беса,
будучи абсолютно уверенным, что оставшаяся дома законная
грымза ничего не пронюхает и ни о чем не узнает, - это была
жизнь. Конечно, и здесь, как во всякой жизни, не обходилось
без трудностей - порой мелких, а порой и довольно
неприятных: проколы, поломки, прочно оседлавшие все крупные
трассы банды вымогателей. Ко всем этим неприятностям Маманя
относился философски: такова жизнь, а кому она не нравится,
может идти в автослесари и целыми днями не вылезать из
смотровой ямы, а в конце месяца получать свои жалкие гроши,
на которые только и можно, что разок-другой напиться до
поросячьего визга.
проверенный до последнего винтика, стоял на своем месте в
углу двора. Первым делом Маманя запустил движок и, пока тот
прогревался, обошел машину крутом, привычно пиная баллоны и
придирчиво оглядывая ходовую часть. Колеса были в порядке, и
пластмассовая пломба, болтавшаяся на конце веревки, которой
был стянут тент, тоже была в полном порядке. Маманя слазил в
кабину, взял из-под сиденья кусок ветоши, который почище, и
напоследок протер и без того чистое ветровое стекло.
сунул в бардачок сопроводительные документы, забросил сумку
на спальное место позади сиденья, захлопнул дверцу и по
старой привычке прошептал коротенькую молитву. К верующим он
себя не относил, но, отправляясь в рейс, каждый раз на
всякий случай обращался к Господу Богу с несвязной
скороговоркой, смысл которой сводился к тому, что Бог -
хороший человек, и Маманя тоже не совсем плохой, а жизнь у
водителя и без того тяжела, так стоит ли делать ее еще
тяжелее?
мягко передвинул рычаг переключения передач и плавно тронул
огромный тягач с места. Когда безлюдный асфальтированный
двор, медленно поворачиваясь вокруг невидимой оси, начал
неторопливо уходить под радиатор машины, Маманя испытал
привычный подъем и не менее привычно удивился: да сколько же
можно? Десять лет за баранкой, из них почти шесть на дальних
рейсах, а чувство каждый раз такое, будто впервые ложишься в
постель с бабой. - Ведь не мальчик уже, пора бы привыкнуть,
успокоиться!
некого. Пользуясь этим. Маманя дал выход своим чувствам и,
как только плоская морда "мерседеса" миновала ворота парка,
начал напевать что-то веселое.
a".%#. напарника Егора Костылева, в просторечье Костыля. Он
увидел напарника издали: худой и длинный, как бамбуковое
удилище, с дорожной сумкой через плечо и в надвинутой до
самых бровей каскетке, Костыль стоял на бордюре, как
невиданный дорожный знак, и сосал неизменную сигарету. Это
Лондон Джек
Трубников Александр
Ильин Андрей
Махров Алексей
Шилова Юлия
Шилова Юлия